Читать онлайн «Трагедия сорок первого. Документы и размышления». Страница 45

В конце мая — начале июня 1941 г. приграничные военные округа представили в Генеральный штаб свои оперативные планы.

Внимательное рассмотрение документов Западного и Прибалтийского военных округов{182} показывает, что их войска с выходом на новую границу в течение 1,5 лет либо бездействовали, что, конечно, маловероятно, либо готовились к иным, но уж никак не оборонительным действиям. К обороне, а вернее только к прикрытию отмобилизования и развертыванию войск, начали готовиться (точнее, только планировать его) за месяц до начала войны. Оперативное построение войск округов, наличие в их составе воздушно-десантных корпусов, приближение районов сосредоточения мехкорпусов к первым эшелонам армий, сосредоточение авиации на аэродромах близко к границе (из-за их малого радиуса действия), почти полное отсутствие подготовленной обороны даже в дивизиях первого эшелона (на западном направлении к подготовке оборонительных позиций предполагалось приступить только с началом боевой тревоги)… все это говорит о том, что войска готовились к наступательным активным действиям. А между тем, в соответствии с директивой наркома обороны, командования приграничных округов обязывались разработать детальный план обороны Государственной границы.

Командиры дивизий, объединений видели просчеты планирования, писали в штабы округов. Так, свое беспокойство по этому поводу командованию ПрибОВО еще в январе высказывал начальник штаба 8-й армии генерал-майор Г.А. Ларионов. Он писал: «Две стрелковые дивизии, находящиеся на участке 8-й армии, прикрыть госграницу на сверхшироком фронте не в состоянии, фронт прикрытия 160 км слишком широк и никакими нормативами и положениями не предусмотрен… Плотность огня ничтожная (одно орудие и два пулемета на 1 км фронта). Существующая дислокация 10-й и 125-й стрелковых дивизий не отвечает требованиям занятия обороны, потребуется время от суток до двух»{183}.

К сожалению, эти недостатки так и не были в последующем устранены. (Добавились лишь 286-й и 173-й стрелковые полки 90-й стрелковой дивизии). Подтвердит это донесение Ларионова командир 125-й стрелковой дивизии генерал-майор П.П. Богайчук. В середине июня 1941 г. он сообщал: «С нашей стороны мероприятий оборонительного характера, гарантирующих от нападения мотомеханизированных частей, не предпринято… Полоса предполья без гарнизонов войск наступления немцев не задержит, а погранчасти могут своевременно полевые войска и не предупредить. Полоса предполья дивизии… по расчету времени немцами будет захвачена ранее вывода туда наших частей»{184}.

Резолюции начальников на таких докладах порой носили чисто декларативный характер: «Никаких провокаций, трусости, паники. Больше выдержки. Силы и средства у вас есть. Крепко управляйте, смело и умело все используйте, не нервничать, а быть по-настоящему в полной боевой готовности»{185}.

Командующие округами не видели важности и необходимости перехода к жесткой эшелонированной обороне и по-прежнему надеялись на разгром противника в приграничных сражениях активными наступательными действиями. Командующий Киевским особым военным округом в первом разделе «Записки по плану обороны»{186} * писал: «При благоприятных условиях всем обороняющимся и резервам армий и округа быть готовыми по указанию Главного командования к нанесению стремительных ударов для разгрома группировок противника, перенесения боевых действий на его территорию и захвата выгодных рубежей».

Ставилась задача и авиации: «а) последовательными ударами боевой авиации по установленным базам и аэродромам, а также действиями в воздухе уничтожить авиацию противника и с первых же дней войны завоевать господство в воздухе… в) во взаимодействии с наземными войсками уничтожить наступающего противника и не допустить прорыва его крупных механизированных сил».

Итак, нарком обороны, начальник Генштаба, командующие особыми военными округами и их штабы не учитывали качество и количество немецких войск, их мобильность и боевой опыт, не видели важности и необходимости перехода к жесткой, эшелонированной обороне Государственной границы и надеялись в приграничных сражениях быстро разгромить противника (это убедительно показывают их директивы мая 1941 года) и перенести военные действия на его территорию. Военное командование Наркомата обороны и округов во многом формально решали архиважные государственные задачи обороны страны. К началу войны не имелось многих важнейших расчетов и планов, прикидок и решений, без которых немыслима подготовка к любой операции, будь это оборона или наступление. Не преступная ли это беспечность и халатность наших маршалов, генералов, командующих, командиров и их штабов накануне Великой Отечественной войны? Да и многие политические деятели страны не видели опасности и пребывали в безмятежном ничегонеделании. Так, М.И. Калинин, выступая 5 июня 1941 г. в Военно-политической академии, говорил: «…На нас собираются напасть немцы… Мы ждем этого! И чем скорее они нападут, тем лучше, поскольку раз и навсегда свернем им шею»{187}.

На заседании Главного военного совета, состоявшемся 7 июня, на котором шло обсуждение проекта директивы «О задачах политической пропаганды Красной Армии на ближайшее время», член Политбюро А.А. Жданов сказал: «Мы стали сильнее, можем ставить более активные задачи. Войны с Польшей и Финляндией не были войнами оборонительными. Мы уже вступили на путь наступательной политики»{188}.

Современник тех событий писатель Вс. Вишневский 21 мая в своем дневнике сделал такую запись: «За рубежом видят и понимают, что мы выигрываем, копим силы, становимся на путь государственной традиции России, перевооружаем армию (процесс в разгаре) и сможем стать — если те, воюющие страны продлят кровопускание — суперарбитром в Европе и Азии. Гитлер понимает, что мы ведем дело к тому, чтобы дать ему по затылку. Желательно при истощении Германии, этак, в 1942 г.»{189}

Впервые Вишневский называет предположительную дату упреждающего удара — 1942 г. В начале июня он вновь обращается к ней как к наиболее вероятной. 6 июня в его дневнике появляется следующая запись: «Может быть, реальная угроза вступления СССР в новой комбинации подвинет дело мира? Но мы привыкли к прямому антифашистскому ходу мыслей (хотя история вносила поправки) и полагаем, что при случае (например, в 42 году), изолировав Германию от Японии, СССР ударит по Германии и выдвинется вперед»{190}.

Разведка продолжала давать реальную (как ей казалось) картину подготовки Германии к войне — это была информация и устная, и документальная. Начальник 1-го управления НКГБ Союза ССР Фитин 16 июня сообщал, что «1. Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены и удар можно ожидать в любое время..!»{191}

Наш ценнейший агент, который работал в германском посольстве в Москве, Герхард Кегель — «ХВЦ» — 15 июня сообщил Разведуправлению о том, что в немецком посольстве твердо убеждены, что Германия стоит «перед нападением на СССР в течение ближайших дней. По данным советника Шибера, нападение произойдет 23 или 24 июня. Имеется приказ, чтобы тяжелая артиллерия к 19 июня была переброшена из Кракова к границам СССР»{192}.

На встрече советского посла в Лондоне Майского с британским послом в Москве Криппсом 18 июня на упреки англичанина в адрес советской политики Майский ответил вопросом: «Что вы, собственно, хотите — втягивания СССР в войну на стороне Англии?» Криппс отрицал и уверял, что принимает «как факт» стремление СССР остаться вне войны, но подтвердил свое убеждение в неизбежности нападения Германии на СССР без всякого предупреждения в самом ближайшем будущем.

Очень небрежно Криппс высказал мнение, что «русские, не обладающие способностью четкой организации, сами нанесут себе поражение». По мнению Криппса, Гитлер заинтересован в разгроме Советского Союза и уничтожении Красной Армии. После ухода британского посла Майский, как отмечено в его дневнике, все еще сомневался и спрашивал себя: «Неужели Гитлер нападет на нас?»… И так и не пришел ни к какому выводу{193}.

Начальник штаба ЗапОВО генерал-майор В.Е. Климовских в ночь с 20 на 21 июня в 2.40 шлет шифротелеграмму: «Вручить немедленно. Начальнику Генштаба К.А. Первое. 20 июня в направлении Августов имело место нарушение госграницы германскими самолетами: в 17.41 шесть самолетов… в 17.43 — девять самолетов… в 17.45 -десять самолетов. По данным погранотряда, самолеты имели подвешенными бомбы. Второе. По докладу командарма-3, проволочные заграждения вдоль границы у дороги Августов, Сейны, бывшие еще днем, к вечеру сняты. В этом районе, в лесу будто бы слышен шум наземных моторов. Пограничниками усилен наряд… В. Климовских»{194}.

Утром 21 июня Герхард Кегель вызвал на экстренную встречу советского разведчика К. Леонтьева из Разведуправления и сообщил ему, что «война начнется в ближайшие 48 часов».