Читать онлайн «Земля без людей». Страница 22

— Меня зовут Абрамс, — сказал человек. — Мильт Абрамс.

Иш пробормотал свое имя и, когда закончил, вздохнул с облегчением, потому что отвык произносить эти звуки, и потому странными казались они. Закончились представления, и Мильт Абрамс повел его в дом. В славной квартирке на третьем этаже, за низким столиком для коктейлей рядом с шейкером и пустыми стаканами ждала их светловолосая, хорошо одетая, привлекательной наружности дама лет около сорока.

— Познакомьтесь с миссис, — произнес Мильт Абрамс, и по тому, как он замялся, Иш понял, что нейтральное «миссис» призвано скрыть смущение мистера Абрамса. Катастрофа вряд ли одновременно пощадила и мужа и жену, и поэтому подобного рода предрассудки казались явной нелепостью. Но недаром Мильт Абрамс производил впечатление «типичного представителя», которого даже в подобных обстоятельствах могли волновать такие глупости. Миссис, о которой шла речь, глядела на Иша с улыбкой, причиной которой вполне могли служить неудобства, испытываемые Мильтом.

— Зовите меня Анн, — сказала она, продолжая улыбаться. — Давайте выпьем! Теплое мартини — единственное, что я вам могу предложить. Ни кусочка льда во всем городе Нью-Йорке! — По-своему, но и она была типичной представительницей города Нью-Йорка.

— Я говорю ей, — вступил в разговор Мильт. — Я не устаю повторять ей снова и снова — не пить этого. Теплое мартини — отрава.

— Нет, вы только подумайте, — не обращая внимания на замечания об отраве, упорно продолжала развивать свою мысль Анн. — Провести все лето в Нью-Йорке и без единого кусочка льда! — Судя по отставленным в сторону пустым стаканам, ей все же удалось преодолеть нелюбовь к теплому мартини.

— А я, пожалуй, предложу вам нечто получше, — оживился Мильт. — Открывая бар, он широким жестом указал на полки, заставленные амонтильядо, французскими коньяками и ликерами. — И они, — торжественно объявил Мильт, — не требуют никакого льда.

Очевидно, Мильт понимал толк в напитках, и бутылка коллекционного коньяка{5} оказалась тому основательным подтверждением. Холодная солонина из банки под «Хеннеси», конечно, совсем не то блюдо, о котором можно было мечтать, но вино было настолько хорошо и было его настолько много, что к концу вечера счастливым дурманом наполнилась голова Иша. И Анн к тому времени стало уже совсем хорошо.

Как мило проходил этот вечер. Они играли в карты при свечах — бридж на троих. Они пили ликеры. Они слушали музыку — пластинки на поскрипывающем переносном патефоне — прекрасном изобретении человечества, не требующем электрической энергии, приводимом в действие несколькими легкими поворотами рукоятки завода. Они говорили — говорили о том, о чем принято говорить в такие покойные, милые вечера… «Эта иголка так скрипит… Ах, мой трюк с дамой пик не прошел… Налейте мне, пожалуйста, еще вина».

Как все это напоминало детскую игру в притворство. Вы притворяетесь, что за окнами вашего дома кипит жизнь, вы играете в карты, потому что игра в карты при свечах приятна и доставляет вам удовольствие; вы не предаетесь воспоминаниям; вы не говорите о том, о чем, вероятнее всего, должны говорить люди, оказавшиеся в таких обстоятельствах. И это было прилично и правильно. Нормальным людям — а Мильт и Анн безусловно являлись нормальными людьми — не следует беспокоиться как о прошлом, так и о далеком будущем. К их счастью, они жили настоящим.

Однако по случайно брошенным фразам, когда разговором занимали паузы между сдачами карт, пока разливали вино, Иш сумел собрать воедино большую часть осколков их разбитой прежней жизни. Мильт на паях владел маленьким ювелирным магазином. Анн была женой человека по имени Гарри, и жили они так хорошо, что каждое лето позволяли себе проводить на пляжах Мэйна. Забавы ради постоять за прилавком фешенебельного парфюмерного магазина в период Рождественской покупательской лихорадки — вот единственная работа, которую когда-либо за деньги выполняла Анн. И теперь эти двое занимали апартаменты, которые даже Гарри со всеми своими доходами вряд ли мог позволить. Правда, электричества не стало почти сразу же, потому что тепловые электростанции Нью-Йорка не могли существовать без людей, но водопровод по-прежнему работал исправно, освобождая от многих проблем гигиенического толка.

Словно выброшенными на необитаемый остров, оказались они на Риверсайд-драйв. Бродвей, со своими хорошо сохранившимися продуктовыми и винными магазинами, ограничивал границы их передвижения на востоке, а на западе преградой стала река. Наверное, они гуляли по Риверсайд-драйв — полмили туда и полмили обратно. Это и был их мир.

Они не считали, что кто-то еще мог остаться в живых в этом замкнутом пространстве, а представления о происходящем в остальном городе у них было ничуть не больше, чем у Иша. Для них восточные улицы казались такими же далекими, как, к примеру, Филадельфия, а слово «Бруклин» звучало так же загадочно, как Саудовская Аравия.

Время от времени они слышали шум моторов проезжающих по Риверсайд-драйв машин и даже видели некоторые. Но осторожность не позволила приблизиться ни к одной, потому что одиночество и неспособность защитить себя поселило в их душах страх от одной мысли, что сделают с ними случайные бандиты-гангстеры.

— Но все вокруг оставалось так тихо и покойно, что я действительно начал испытывать непреодолимое желание просто увидеть кого-либо, — робко признался Мильт. — А вы были один, и совсем не похожи на бандита, и номер вашей машины не городской…

Иш было хотел сказать, что даст им пистолет, но вовремя передумал. Оружие с такой же легкостью может не только решать, но и создавать проблемы. Вне всяких сомнений, Мильт вряд ли за всю свою жизнь хоть раз нажал на спусковой крючок, а главное, не производил впечатление человека, который сможет этому научиться. Что касается Анн, то она относилась к типу тех экзальтированных особ, в чьих руках оружие может при определенных обстоятельствах оказаться одинаково опасным как для врага, так и для друга.

Несмотря на полное отсутствие привычных развлечений: концерты, театры, кино, вечеринки с коктейлями, несмотря на отсутствие этого великого шоу — проплывающего перед глазами нескончаемого людского потока, — Анн и Мильт не производили впечатления умирающих от скуки. Они играли в карты — крибидж на двоих, — назначая крупные, но, естественно, мифические ставки. В результате Анн задолжала Мильту несколько миллионов. На своем маленьком патефоне они слушали бесконечные пластинки — джаз, фолк, танцевальные ритмы. Они читали тома приключенческих романов, которые одалживали в соседних библиотеках и которые невозвращенным, ненужным мусором валялись теперь по всей квартире. Как Иш мог догадываться, в физическом плане они находили друг друга привлекательными.

На их лицах он не заметил выражения скуки, но и особой радости от жизни там не было тоже. Скорее пустота, которую не заполнить книгами, пластинками и любовью. Порой ему начинало казаться, что и двигаются они, словно бредут в густом тумане. Люди, лишенные надежды. Нью-Йорк — весь их мир — исчез бесследно и никогда при их жизни не станет прежним. Не проявляя интереса, они безучастно слушали, когда Иш пытался рассказывать, что происходит в других штатах. «Падет Рим — падет весь мир».

Утром следующего дня Анн опять пила мартини и продолжала жаловаться на отсутствие даже крошки льда во всем городе Нью-Йорке. Они уговаривали его погостить еще, они даже уговаривали его остаться навсегда. Они говорили, что, без всяких сомнений, он найдет для себя в городе Нью-Йорке приличную девушку, и тогда они смогут играть в бридж вчетвером. Они были самыми милыми людьми, каких только Иш встречал где-либо после катастрофы. Но, к сожалению, он не испытывал желания оставаться с ними, даже если найдет девушку для бриджа и прочих нужд. Нет, он поедет назад, на Запад.

Но стоило ему отъехать от дома, обернуться назад и увидеть их, одиноко стоящих у подъезда и машущих ему на прощание, он чуть было не вернулся остаться с ними еще немного. Они нравились ему, и Иш жалел их. И с ненавистью гнал прочь мысли, что станет с ними, когда ударят морозы, и сугробы вырастут в проходах между домами, и северный ветер, как по трубе, понесется по Бродвею. Не будет в эту зиму центрального отопления в Нью-Йорке, но будет много льда, и не придется больше пить теплое мартини.

Он сомневался, смогут ли они пережить зиму, даже если сожгут в камине всю мебель. Вполне возможно, что какой-нибудь трагический случай произойдет с ними, или простуда свалит их с ног. Они были похожи на породистых коккер-спаниелей или пекинесов, некогда на концах поводков гулявших по городским улицам. Мильт и Анн — это дети города. Когда умрет город, вряд ли надолго смогут пережита они его смерть. Им придется понести жестокое наказание, которое, как он знал, природа накладывает на любой живой организм, ограничивающий свою жизнедеятельность какой-либо одной средой. Мильт и Анн — владелец ювелирного магазина и женщина, игравшая роль продавщицы духов, — они слишком хорошо приспособились к прежней жизни и никогда не научатся жить в новых условиях. Если измерять приспособляемость оставшихся в живых человеческих существ по единой шкале, они находились на противоположном конце от арканзасских негров, которые с необычайной легкостью вернулись к существованию на земле, давшей им силы выжить и продолжать жить счастливо.