Читать онлайн «Мировая война Z». Страница 54

Каждый день у нас оставался час или даже два, когда делать было абсолютно нечего. Можно спать, можно делать зарядку, перечитывать одни и те же книги, слушать радио «Свободная Земля» или музыку, которую мы взяли с собой. Не знаю, сколько раз я слушал песню группы «Редгам» «God help me, I was only nineteen.[68] Отец ее очень любил, она напоминала ему о временах Вьетнама. Я молился, чтобы армейская выучка помогла ему спасти свою и мамину жизни. Я ничего не знал ни о нем, ни о ком-либо еще из Австралии с тех пор, как правительство переместилось на Тасманию. Мне хотелось верить, что у них все хорошо. Впрочем, глядя на то, что творится на Земле — чем мы в основном и занимались в свободное время, — в это верилось с большим трудом.

Говорят, во время холодной войны американские шпионские летательные аппараты могли прочитать газету «Правда» в руках советского гражданина. Не уверен, что это действительно так. Я не в курсе технических характеристик того поколения космических аппаратов. Но могу сказать, что телекамеры современных штучек, чьи сигналы мы перехватывали, прекрасно демонстрировали, как рвутся сухожилья и ломаются кости. Мы читали по губам жертв, молящих о снисхождении, видели цвет их глаз, вылезавших из орбит с последним дыханием. Видели, в какой момент красная кровь превращалась в коричневую и как она выглядела на сером лондонском асфальте по сравнению с белым песком Кейп-Код.

Мы не могли задавать точку наблюдения спутникам-шпионам. Цели определяли американские военные. Мы видели много боев — Нунции, Йонкерс, наблюдали за действиями индийских войск, которые пытались спасти гражданских, запертых на стадионе Амбедкар в Дели, когда они сами попали в ловушку и отошли к Парку Ганди. Я смотрел как их командир построил людей в каре, как англичане в колониальные годы. Это сработало — по крайней мере вначале. Самое досадное в наблюдении через камеры спутника: ты только смотришь, однако ничего не слышишь. Оказывается, у индийцев кончались боеприпасы, но мы только видели, как зомби начали их окружать. Потом появился вертолет, а командир индийцев заспорил со своими подчиненными. Мы не знали, что это генерал Радж-Сингх, мы даже: не были в курсе, кто это такой. Не слушайте тех, кто говорит, будто он сбежал, когда запахло жареным. Мы видели все своими глазами. Радж-Сингх действительно полез в драку, и один из его парней действительно врезал ему по лицу прикладом. Генерал был без сознания, когда его затаскивали в вертолет. Ужасное чувство — видеть все так близко и не иметь возможности что-либо сделать.

У нас были и свои устройства для наблюдения — гражданские исследовательские аппараты и оборудование самой станции. Картинка и вполовину не такая четкая, как у военных, но все равно пугающе ясная. Так мы получили первое представление о несметных полчищах мертвяков в Средней Азии и на американских Великих равнинах. Действительно несметных, растянувшихся на многие мили, как когда-то стада американских буйволов.

А еще наблюдали за эвакуацией японцев и не могли сдержать восхищения. Сотни кораблей, тысячи маленьких лодок. Мы потеряли счет вертолетам, метавшимся от крыш зданий к судам и обратно, реактивных лайнерам, улетавшим на север, на Камчатку.

Мы первые обнаружили ямы зомби. Мертвяки рыли их, пытаясь добраться до нор животных. Вначале мы думали, что это единичные случаи, а потом заметили, что они рассыпаны по всему миру, иногда совсем близко друг к другу. На юге Англии было поле — наверное, с множеством кроличьих нор, — просто усеянное ямами различной глубины и диаметра. Вокруг многих были большие темные пятна. Мы не могли приблизить картинку, но были почти уверены, что это кровь. Для меня это стало самым жутким примером вражеского напора. Мертвяки не проявляли разумного мышления, только животные инстинкты. Однажды я видел, как зомби охотился за чем-то — наверное, за кротом, — в пустыне Намиб. Крот зарылся глубоко в дюну. Пока упырь пытался до него добраться, песок все сыпался и сыпался в разрываемую яму. Мертвяк не обращал ни на что внимания, просто делал свое дело. Я наблюдал за ним пять дней — смутная картинка, на которой зомби роет, роет и роет, потом как-то утром он просто остановился, вылез и пошаркал прочь как ни в чем не бывало. Наверное, потерял след. Повезло кроту.

Несмотря на всю нашу современную оптику, ничто не производит такого впечатления, как увиденное невооруженным глазом. Стоит просто посмотреть через иллюминатор на нашу хрупкую маленькую планетку. Видя повсеместное экологическое опустошение, понимаешь, что современное экологическое движение началось с американской космической программы. Столько огня! Я имею в виду не только горящие дома, леса и даже нефтяные вышки, полыхающие без всякого контроля — чертовы арабы просто взяли и подпалили их[69] — но и костры в лагерях. Их было не меньше миллиарда, крошечных оранжевых точек, освещающих Землю там, где когда-то было электричество. Каждый день, каждую ночь, словно горит вся планета. Мы даже не брались за точную оценку количества пепла, но прикинули, что это похоже на обмен ограниченными ядерными ударами между США и бывшим Советским Союзом, даже не учитывая реальных атомных бомбардировок Ирана и Пакистана. Их мы тоже видели и регистрировали: от вспышек у меня еще долго плавали перед глазами точки. Ядерная осень уже вступала в свои права, серо-коричневый покров становился все плотнее с каждым днем.

Словно глядишь на чужую планету. Или на Землю в последний день Апокалипсиса. Постепенно из-за этой пелены обычные оптические приборы стали бесполезны, и мы перешли на тепловые и радарные датчики. Привычное лицо Земли исчезло, сменившись страшной карикатурой. С помощью одной из тех систем — сенсор «Астер» со спутника «Терра», — мы узнали о прорыве дамбы «Три ущелья».

Поток из примерно десяти триллионов воды с мусором, илом, камнями, деревьями, машинами, домами и кусками самой дамбы величиной с дом! Это был живой коричнево-белый дракон, несущийся к Восточно-Китайскому морю. Только подумайте о людях на его пути… они сидели в забаррикадированных зданиях и не могли сбежать из-за живых мертвецов, осадивших их двери. Никто не знает, сколько людей погибло в ту ночь. Тела находят до сих пор.

(Сжимает в кулак одну костлявую руку, второй нажимает на кнопку «самолечение»).

— Только подумать: китайское правительство пыталось снять с себя ответственность… Читали стенограмму речи китайского президента? Мы смотрели само обращение, перехватив сигнал с их спутника «Синосат II». Он назвал это «непредвиденной трагедией». Да неужели? Непредвиденная? Неужто никто не знал, что дамбу построили на активной линии геологического разлома? Никто не был в курсе, учтя еще раньше увеличивающийся вес гигантских резервуаров провоцировал землетрясения,[70] а трещины в основании заметили за несколько месяцев до окончания строительстве дамбы?

Китаец назвал это «инцидентом, которого невозможно было избежать». Сукин сын. У них было достаточно войск, чтобы вести открытые бои почти во всех крупных городах, но не хватало пары полицейских, чтобы защитить людей от надвигающейся катастрофы? Никто не представлял, какие будут последствия, если бросить разом и сейсмические станции наблюдения, и управление аварийным водосбросом? А потом они решили переиначить собственные слова и заявили, что сделали все возможное для защиты дамбы, что в момент катастрофы отважные солдаты Народно-Освободительной армии отдавали свои жизни за ее спасение. Так вот, я лично наблюдал за «Тремя ущельями» целый год до бедствия, и единственные солдаты, которых я там видел, отдали свои жизни очень, очень давно. Неужели они и правда думали, что их люди купятся на такую наглую ложь? Неужели они не видели, что напрашиваются на всенародное восстание?

Через две недели после начала революции мы получили первый и единственный сигнал с китайской космической станции «Ян Ливэй». Второй и последний аппарат на орбите, которым управляли люди… но он не мог сравниться с нашим изысканным произведением искусства. Небрежное «тяп-ляп», модули «Шэньчжоу», слепленные с топливными баками ракеты-носителя «Лонг-Мач» в виде гигантской версии старинной американской «Скайлэб».

Мы пытались связаться с ними много месяцев. Даже не знали, остался ли экипаж на борту. Мы получили только сообщение, записанное на отличном гонконгском английском, призывающее нас держаться подальше, не то мы навлечем на себя «смертоносное насилие». Какая дурацкая потеря! Можно было сотрудничать, обмениваться припасами, техникой. Кто знает, что мы сумели бы сделать, если бы отбросили в сторону политику и объединили усилия как обычные, черт возьми, нормальные люди.

Пришлось убедить себя, что на китайской станции никогда никого не было, а угроза «смертоносного насилия» — всего лишь уловка. И как же мы удивились, когда к нам поступил сигнал по радиолюбительской связи![71] Живой человеческий голос, усталый, напуганный, прервавшийся уже через пару секунд. Но для того, чтобы погрузиться на «Берн» и полететь на «Ян», этого хватило.