Читать онлайн «Оправдание капитализма в западноевропейской философии (от Декарта до Маха)». Страница 7

И эта зависимость конечных вещей, тел и душ от единой субстанции есть, вместе с тем полное поглощение их последней. Спиритуализм превращается в пантеизм. Ничего не существует кроме Бога, все в нем и все – Он.

Величественная, очаровательная система! такова почти всеобщая оценка спинозовского миропонимания. Наиболее далекий от всяких «мирских помыслов» человек, идеальнейший тип мыслителя, исключительно преданного чистому умозрению – такова всеобщая оценка личноcти Спинозы. Но… когда Спиноза умер, то, как известно, погребальную колесницу, везшую его останки, с большой помпой провожать fien fleur голландской буржуазии. А если мы познакомимся поближе с кругом его знакомых и корреспондентов, то опять встретимся с fien fleur'ом – и не только голландской, но и всемирной – буржуазии. Объяснять внимание, которым последняя, в лице своих передовых представителей, удостаивала отшельника-философа, простым очарованием его системы, глубиной и последовательностью его мышления не приходится. Буржуазия чтила в Спинозе своего барда.

Спинозовское миропонимание – песнь торжествующего капитала – капитала, все поглощающего, все централизующего. Вне единой субстанции нет бытия, нет вещей: вне крупного мануфактурного предприятия производители существовать не могут. Первый член капиталистического «символа веры», переведенный некогда на философский язык Декартом, получает теперь ясную и решительную формулировку.

«Читая все эти утверждения, можно подумать, что мы имеем перед собой не протестантского философа конца XVI и начала XVII вв., а кого-либо из прежних католических писателей». Речь идет о Лейбнице, мечтавшем о том, «чтобы весь человеческий род составил как бы одну общину под управлением Бога», чтобы все государства слились «в одну организацию, которую всего скорее следует назвать церковью». Историк философии права, слова которого мы цитируем[30], положительно изумлен подобными анахронистическими воззрениями. Но он все-таки пытается дать некоторое объяснение и связывает их с неразвитостью политического строя тогдашней Германии. Там «мысль была обречена или на абстрактные построения, лишенные практической силы, или на воспроизведение идеалов, уже отживших свой век». Бесспорно, в описываемую эпоху Германия по сравнению с Англией, Францией или Голландией, являлась страной отсталой в экономическом, а, следовательно, и политическом отношениях. Но это обстоятельство еще не позволят характеризовать взгляды Лейбница, как идеологию общества, стоявшего на грани средневековья. Не о средних, феодальных веках говорили его взгляды. Идея божества, которую он выдвигал, была идеей, принадлежавшей как раз одной из новых групп, боровшихся с умиравшим строем. Это опять божественная субстанция, опять представление о «верховной воле» капиталистической буржуазии… Впрочем, Бог Лейбница ввел в заблуждение не одного только московского профессора. По очень распространенному среди историков философии мнению, божество не играет никакой существенной роли в лейбницевой системе и автор «Монадологии» и «Начала природы и благодати» мог бы свободно обойтись без этого добавочного понятия, оставленного в наследие от средних веков.

Напротив, у Лейбница Бог такой же необходимый центр мировой жизни, как и у других «великих метафизиков». Ошибочная оценка его роли объясняется, несомненно, той далью расстояния, которая разделяет его и мир. Перед нами «безличный руководитель», притом настолько подчинивший себе «материю» и «промежуточные организаторские звенья», что ни о каком, не только прямом, но и опосредованном воздействии названных элементов друг на друга не может быть и речи. В данном отношении Лейбниц идет дальше окказионалистов. Те учили, что при наличности известного хотения в нашей душе Бог производит каждый раз соответствующее движение в теле и, наоборот, при наличности известного телесного движения вызывает соответствующее представление в душе. По мнению Лейбница, подобная постановка вопроса предполагает все-таки большую близость организуемых начал к божественной субстанции, противоречит понятию о совершенстве Бога. Он сравнивает душу и тело с двумя часами, которые одновременно заведены. Движение стрелок на одних часах в каждый данный момент строго соответствует движению стрелок соседних часов, прием ни те, ни другие не регулируют друг друга, и вмешательства со стороны их владельца не требуется. Аналогичным образом Бог, при акте творения, определяет раз навсегда душу и тело к строгой согласованности их параллельных действий. Такова предустановленная гармония между означенными началами.

Бог Лейбница – собственник образцово поставленного предприятия и сам превосходный организатор. «При творении мира он избрал план возможно наилучший, соединяющий в себе величайшее разнообразие вместе с величайшим порядком. Наиболее экономическим образом распорядился он местом, пространством, временем: при помощи наипростейших средств он произвел наибольшие действия»[31].

Если философия Спинозы есть апофеоз поглощения производителей мануфактурным капиталом, то философия Лейбница – апофеоз организационного строительства мануфактуристов. Лейбницев мир – это грандиозная мастерская с сложнейшей иерархией рабочих подчиненных организаторов. Каждый из них на своем месте, действия каждого строго предопределены, труд каждого «утилизируется» с наибольшей выгодой. Согласованность исполнительских процессов различных групп наблюдается полнейшая. Каждая группа ведает лишь область своих детальных функций, которые и выполняет с точностью, обуславливаемой сложностью общего хода работ.

Организуемые «низы» в подобном предприятии не имеют ни малейшей тени самостоятельности: «материи» отказывается в ее прежней субстанциональности. Организуемые низы отданы под контроль организаторских низов: «материя», потерявшая свою прежнюю субстанциональность, может мыслиться лишь в известной связи с организаторским началом, лишь как опекаемая непрестанно последним, причем это начало – низшего ранга. Реформируется понятие о духе. Сущность духа в мышлении, учил Декарт. Лейбниц мышление считает достоянием только высших организаторских звеньев. Низы последних ведь так сблизились с низами организуемой массой! Души могут существовать, пребывая в бессознательном состоянии. Так возникает своеобразное понятие о простейшем организуемом звене, о низшей нематериальной субстанции, монаде[32] тела. Историки философии сообщают нам, что, создавая подобное понятие, Лейбниц окончательно устранил картезианский дуализм духа и тела, который даже в спинозовской системе оставил некоторый след – в виде противопоставлении мышления и протяжения.

В мире множество монад. Соединение их образует организмы. И в организмах монады располагаются в иерархическом порядке. Одна монада, монада души, оказалась доминирующей; другие окружают ее в виде тела: это монады подчиненные. Но качественной разницы между ними нет. Как и Спиноза, Лейбниц отрицает наличность качественных различий между организуемой массой и промежуточными организаторскими звеньями перед лицом верховного «руководителя».

Монады отличаются друг от друга только степенью своего совершенства, самодеятельности, отчетливости своих представлений. Монады тела – монады, как бы пребывающие в состоянии дремоты или полусна. Монады души энергичнее их, лучше организованы, яснее все себе представляют.

Как и организмы, весь мир не что иное, как иерархия монад, монад, бесконечно разнообразных в своем внутреннем строении. Нет двух совершенно одинаковых монад. Образцовое мануфактурное предприятие зиждется на образцово разнообразном составе исполнительного персонала. Детализация профессии, повторяем, – вернейший козырь в руках мануфактуристов, завоевывающих себе территорию национального хозяйства. В Германии мануфактуре приходилось иметь дело с очень сильным противником – старым ремесленным строем: поэтому вопросы об организационном строительстве стояли перед идеологами нарождавшейся капиталистической буржуазии на первом плане. Потому Лейбниц подробно разрабатывал его. Потому, между прочим, он доказывал, что многоразличие явлений есть непременное условие совершенства того целого, в рамках которого она имеет место.

Другой необходимый признак образцового предприятия – строжайшая согласованность трудовых процессов, выполняемых отдельными исполнительскими группами.

Об этой именно согласованности говорит учение о предустановленной гармонии. В таком же соотношении, как душа и тело, находятся между собою все монады. Деятельность каждой из них точно отвечает деятельности всех других. При этом каждая из них представляет собою настоящий замкнутый мир, куда нет доступа никаким посторонним элементам. «Монады вовсе не имеют окон, через которые что-либо могло бы войти туда или оттуда выйти». Здесь, несомненно, подчеркивается изолированная роль отдельных категорий рабочих и отдельных категорий исполнителей-организаторов по отношению друг к другу. Детальные исполнители ограничены кругозором своих трудовых операций и производят последние, не считаясь с тем, что делают другие группы в данный момент. Знакомство с общим ходом работ в предприятии от них не требуется, и они им не обладают. Непосредственного взаимодействия на технической почве между отдельными группами нет. Отдельные группы напоминают части сложной машины, имеющая каждая особую конструкцию, но действующая в строгой согласованности друг с другом.