Читать онлайн «Фрейд». Страница 38

Не каждый значимый источник сна нуждается в том, чтобы его прослеживали до самого детства. Сон о монографии по ботанике вызвал у Фрейда мысли о жене, которой он слишком редко покупал цветы, о собственной монографии, посвященной коке, о недавнем разговоре со своим другом доктором Кенигштайном, о сновидении об инъекции Ирме, о его амбициях как ученого, а также об одном дне много лет назад (ему было пять, а сестре еще не исполнилось трех), когда отец отдал им на растерзание книгу с цветными таблицами – эта радостная картина была единственной сохранившейся в его памяти с тех лет.

Охотясь в буйных джунглях детского опыта, Зигмунд Фрейд вернулся с удивительными трофеями. И ни один из них не был таким удивительным – или таким противоречивым? – как эдипов комплекс. Впервые эту важную идею он высказал Флиссу осенью 1897 года. Теперь, в «Толковании сновидений», Фрейд уточняет ее, хотя не использует название, под которым она вошла в историю психоанализа. Вошла и стала там главной. Он вводит эту идею, достаточно логично, в разделе типичных сновидений, среди которых серьезного комментария требует сон о смерти любимых людей. Соперничество братьев и сестер, напряженные отношения между матерями и дочерями или между отцами и сыновьями, желание смерти члену семьи – все это выглядит безнравственным и неестественным. Подобные отношения оскорбляют высоко ценимые официальные добродетели, но, как сухо констатирует Фрейд, их существование ни для кого не является секретом. Во всех этих тайных конфликтах присутствует эдипов комплекс, воплощенный в мифах, трагедиях и снах не меньше, чем в повседневной жизни. Он вытеснен в подсознание, но от этого стал еще более весомым. Эдипов комплекс, как впоследствии выразился Фрейд, есть «ядерный комплекс» неврозов. Однако, и он настаивал на этом с самого начала, «влюбленность в одного из родителей и ненависть к другому» не является монополией невротиков. Это жребий, хотя и незавидный, всех нормальных людей.

Первые формулировки эдипова комплекса, предложенные Фрейдом, были относительно простыми. Впоследствии он значительно усложнил их. Несмотря на то что идея комплекса вскоре вызвала серьезную полемику, уверенность Фрейда в ней постоянно усиливалась: он рассматривал ее как объяснение источников неврозов, как поворотный пункт в истории развития ребенка, как индикатор дифференциации полового созревания мужчины и женщины и даже – в «Тотеме и табу» – как глубокий мотив для возникновения цивилизации и самого человеческого сознания. Однако в «Толковании сновидений», несмотря на то что более широкие последствия лежат на поверхности, эдипово противостояние играет намного более скромную роль. Объясняя эти жестокие сны о смерти супругов или родителей, оно предоставляет доказательства теории о сновидениях как о сбывшихся желаниях. Кроме того, оно помогает объяснить, почему сновидения принимают такую странную форму; люди – все без исключения – имеют желания, которые не могут себе позволить видеть при свете дня в не подвергшемся цензуре виде.

Таким образом, каждое сновидение является результатом работы, причем серьезной работы. Если давление желаний, пробивающихся к сознанию, слабеет или отсутствует настоятельная необходимость сопротивляться этому давлению, работа будет не такой тяжелой. Служащая стражем сна, «работа сновидения» выполняет функцию превращения неприемлемых импульсов и воспоминаний в достаточно безобидную историю, которая сглаживает острые углы и делает возможным озвучивание этих импульсов. Разнообразие «работы сна», открытой для спящего, практически неисчерпаемо, поскольку человек имеет в своем распоряжении бесконечное число впечатлений дня и уникальных жизненных историй. При этом, несмотря на кажущуюся беспорядочность, на отсутствие какого-либо плана, эта работа подчиняется определенным правилам. Цензор, который приукрашивает скрытое содержание сновидений и превращает их в явное, обладает большой степенью свободы и богатым воображением, но следует жестким инструкциям и использует ограниченный набор инструментов.

Самую длинную главу книги Фрейд посвятил этим инструкциям и инструментам. Он рассматривает сновидение одновременно как палеографа, переводчика и дешифровщика. «Мысли и содержание сновидений предстают перед нами как два изображения одного и того же содержания на двух разных языках, или, лучше сказать, содержание сновидения представляется нам переносом мыслей сновидения в другой способ выражения, знаки и законы соединения которого мы сможем понять, сравнив оригинал с переводом». В другой метафоре Фрейд сравнивает сновидение с ребусом, с на первый взгляд бессмысленной картинкой-головоломкой, которую мы сможем расшифровать только в том случае, если перестанем удивляться ее абсурдности и попытаемся заменить каждый образ слогом или словом.

Главные инструменты в наборе, который использует «работа сновидения», – это сгущение, смещение и, как называет это Фрейд, «учет изобразительных возможностей»[66]. Они не уникальны для сновидений, и их можно обнаружить в формировании симптомов неврозов, оговорок и шуток. Однако именно в сновидениях Фрейд впервые обнаружил и описал их работу. Он выявил и четвертый механизм, «вторичную переработку», то есть приведение в порядок запутанного содержания сна после того, как человек проснулся, но не был уверен, нужно ли считать этот механизм инструментом «работы сна».

Существует еще один способ, которым сновидения передают свой внутренний смысл. Речь идет о символах. Фрейд приписывал им незначительную роль. В первых изданиях «Толкования сновидений» он лишь вскользь упоминает о символах, но впоследствии добавляет о них довольно большой раздел, в основном по настоянию Вильгельма Штекеля и других своих первых учеников. Однако Фрейда всегда беспокоило чисто механическое толкование символов. «Я хотел бы настоятельно предостеречь от того, чтобы переоценивать значение символов для толкования сновидений», – писал он в 1909 году, и не советовал ограничивать работу перевода сновидения переводом символов, отказавшись от техники использования «мыслей сновидца». Годом позже он категорически утверждал, обращаясь к своему швейцарскому другу пастору Оскару Пфистеру, тоже психоаналитику: «Вы получите мое полное согласие, если будете с подозрением относиться к каждому новому настоятельному требованию символа – Symbolzumutung, – пока снова не наткнетесь на него в результате опыта». В конце концов, «лучшее из применений ψA[67] – изучение элементов словаря языка подсознания».

В нумерации инструментов, используемых «работой сна», содержится определенная доля иронии. Именно толкование символов на протяжении многих столетий было основой сонников, а в 20-х годах ХХ века стало любимой салонной игрой непрофессиональных психоаналитиков. Таким образом, та техника толкования сновидений, которую Зигмунд Фрейд считал наиболее спорной, после распространения знаний о психоанализе показалась людям самой интригующей. Как мы вскоре убедимся, это не единственный случай популярности Фрейда, без которой, как он сам считал, можно было бы обойтись.

Первый из действительно важных инструментов «работы сна», сгущение, говорит сам за себя. Мысли, наполняющие сознание спящего, бесконечно богаче, чем явное содержание, которое сжато, скудно, лаконично по сравнению с сокровищницей мыслей. Немногочисленные ассоциации, возникающие у сновидца, могут быть новыми, однако большинство их вызвано самим сновидением. Каждый элемент явного содержания сна оказывается предопределенным; он несколько раз отражается в скрытых мыслях сновидения. Персонаж сна – собирательная фигура: ярким примером этого служит Ирма, которая позаимствовала черты и особенности нескольких женщин. Комические фразы или свежие неологизмы, часто встречающиеся в снах, также являются примерами того, как сгущение концентрирует идеи с какой-то фанатичной экономией. Так, сон о ботанической монографии – единственная сцена, самое короткое визуальное впечатление – в сжатом виде содержит разнообразный материал из разных периодов жизни Фрейда. Слово «автодидаскер», которое ему приснилось, является сгущением слов «автор», «автодидакт» и «Ласкер», фамилии либерального немецкого политика еврейского происхождения, с которым Фрейд ассоциировал немецкого социалиста, тоже еврея, Фердинанда Лассаля. Эти фамилии сложными окольными путями вывели его на минное поле эротической озабоченности, которая и составляла истинное содержание сна. И Ласкер, и Лассаль погибли из-за женщин: первый умирал от сифилиса, а второй был убит на дуэли. Фрейд выявил еще одно имя, спрятанное в слове «автодидаскер», – это анаграмма фамилии Ласкер и имени его брата Александра, которого в семье называли Алексом. Желание, содержавшееся в сновидении, заключалось в том, чтобы Алекс удачно женился. Изобретательность сгущения просто удивительна.