Читать онлайн «Запад – Россия: тысячелетняя война. История русофобии от Карла Великого до украинского кризиса». Страница 22

Двойные стандарты западных «демократов»

Почему мы принимаем как должное, когда кровь льется за правое дело, наше дело, и возмущаемся, когда она льется в ущерб нашим интересам? Эти двойные стандарты нравственности должны были бы заставить нас насторожиться. Сто лет прошло с начала Первой мировой войны… есть, над чем задуматься. Давайте сравним: когда в 1993-м Ельцин подавил бунт легитимного парламента, проголосовавшего за его отставку, – западная пресса это приветствовала. Но в 2014-м та же самая пресса аплодировала украинскому парламенту, скинувшему законного президента Януковича.

Сотни жертв при Ельцине, которому западные СМИ все простили, выходит, значили меньше, чем несколько десятков убитых на Майдане? Вспомним, что писали западные газеты. «Применение силы Борисом Ельциным – это акт общественного блага» (Шарль Ламброшини, «Фигаро», 23.09.1993). «Толпа безумцев и пьяных» (Борис Туманов, «Либр Бельжик», 25.09.1993). «Кровь была пролита в весьма умеренных количествах. <…> В целом все в порядке». (Жерар Дюпюи, «Либерасьон», 05.10.1993). И наконец: «Уничтожив своих врагов при минимальном кровопролитии, Борис Ельцин восстановил в стране порядок и дал россиянам шанс на развитие демократии» (Антуан Боссар, «Журналь дё Женев», 05.10.1993)[107].

Политики ведут себя не лучше СМИ. Обращаясь к своим соотечественникам 1 января 2015 года, президент Франции Франсуа Олланд упустил шанс повысить престиж страны, продемонстрировав независимость суждений: он не решился ни слова сказать против Америки, зато выступил против фундаментализма и исламского терроризма, подчеркнув, что это не касается вопросов религии. Лучше бы он выступил против подогревания украинского кризиса и демонизации России – это больше способствовало бы миру в Европе…

Собственно говоря, вопрос стоит гораздо шире, и проблема коренится глубже: она носит философский характер. Что происходит с нами, наследниками эпохи Просвещения, если мы отрекаемся от доводов разума и от критического подхода к чужим утверждениям, когда дело касается России? Как так получилось, что мы, вскормленные Руссо, Кантом, Марксом, Кьеркегором, Сартром, Ханой Арендт, принимаем самые дремучие предрассудки, самые затертые клише, самые замусоленные формулы – как только речь заходит об этой в прошлом «шестой части суши»? Почему мы с такой готовностью принимаем на веру успокоительные теории Сэмюэла Хантингтона, Фрэнсиса Фукуямы, Бернара-Анри Леви о свободе, демократии и устойчивом развитии? Что случилось с нами, что мы отреклись от великих историков, таких как Фернан Бродель, Жак Ле Гофф, Эрик Хобсбаун, Пол Кеннеди, и обратились к самозванцам, которым платят за то, чтобы они переписывали историю и живописали будущее в соответствии с самыми банальными американскими стандартами?

Ничего нет похвального в том, чтобы упорствовать в своей неправоте. Почему, например, когда дело касается России, мы перестаем испытывать сострадание к жертвам и забываем о благодарности за гостеприимство? Почему почти все массмедиа в один голос клеймят Россию, не удосуживаясь проверить достоверность фактов, сопоставить точки зрения, изучить разные источники?

В своем блоге Сергей Армейсков пишет, что русофобия – это разновидность культурного расизма. С этой точки зрения, «русские – интеллектуально, культурно и даже биологически низшая раса, она уступает другим этническим группам (европейцам, англосаксам, немцам), склонна к неадекватному поведению и создает серьезные проблемы для западного социального порядка, иначе говоря, для всей западной цивилизации»[108].

Американский историк Мартин Малиа, преподававший некогда в Беркли, попытался объяснить эту когнитивную пропасть и тотальное недоверие, разделяющие Европу и ее раскинувшегося на огромной территории неудобного соседа, в своей большой и серьезной книге, озаглавленной по-английски «Russia Under Western Eyes» («Россия глазами Запада»)[109]. Он отмечает, что «в разные исторические периоды Россию то ругали, то превозносили, но не столько из-за роли, которую она играла для Европы, сколько из-за внутриевропейских проблем, страхов и чаяний. Лучший пример такого двойственного отношения к России в результате собственных противоречий и кризисов – это восхищение пополам с отвращением перед Красным призраком, маячившим на Востоке в XX веке».

Иначе говоря, Россия мешает тому представлению, которое Запад имеет о себе самом и об окружающем мире. Противоречие между идеализированным образом себя и реальностью, отраженной в образе России, возможно, является причиной, по которой Запад Россию демонизирует. И наоборот, пребывая во власти сомнений, Запад начинает Россию идеализировать. Для него русские с белой кожей и голубыми глазами, с близкими религией и культурой кажутся похожими на европейцев. Отсюда горькое разочарование, когда оказывается, что у этого народа другое представление о демократии, вере, свободе и капитализме.

Отличия, демонстрируемые Россией, тем более невыносимы для Запада, что их не видно при первом приближении. Это могло бы объяснить, почему Запад терпит диктатуры и нарушения прав человека у своих политических союзников, но не может это простить своему потенциальному сопернику. А с чего вдруг активисты сексуальных меньшинств и западные СМИ подняли шум о притеснениях гомосексуалистов, тогда как в России их никогда не арестовывали? При этом они молчат о судьбе лиц нетрадиционной ориентации в Саудовской Аравии и в Пакистане – странах, где для них по-прежнему узаконена смертная казнь[110].

Это объясняет периодические всплески русофобии и нетерпимость прессы и неправительственных исследовательских институтов по отношению к России – ведь ненавидят обычно близких, подобных, тех, кого хорошо знают или предполагают, что знают. Далекие и чужие могут вызывать страх, но ненависть – никогда.

Возможно, Запад будет себя чувствовать не вполне самим собой без мифа о русском медведе, без образа коммуниста с ножом в зубах, без Путина, мечтающего вернуть имперские территории и мощь Советского Союза. Если смотреть на вещи с этой точки зрения, то становится понятно, как выстраивается легенда, storytelling, которую Запад рассказывает сам себе, едва речь заходит о России.

Постоянно совершенствуя, оттачивая свою антироссийскую риторику, Запад стремится возвыситься в собственных глазах, обрести уверенность в себе за счет принижения России. Тон задают, как правило, высоколобые интеллектуалы, академические верхи. И как только случается какой-нибудь кризис, подобный украинскому, массмедиа, университеты, институты исследования международных отношений извлекают на свет божий допотопные клише и включают воображение, приглашая польских, балтийских, англосаксонских экспертов присоединиться к общему хору. России в этом хоре голоса не дают, даже ради поддержания равновесия. Цепь работает по замкнутой схеме[111].

В 2005 году Швейцарско-Российская торговая палата заказала перекрестное исследование на тему «Швейцария глазами россиян и Россия глазами швейцарцев». Результаты оказались прямо противоположны. Выяснилось, что три четвери россиян смотрят на Швейцарию восторженными глазами, считая эту страну процветающей, доброжелательной, открытой ко всему новому и вполне достойной доверия. Швейцарцы, наоборот, в большинстве своем (75 %) видят в русских потенциальных коммунистов, шпионов и мафиози. За последние десять лет изменилась лексика, выражающая недоверие к русским, но суть отношения и количество ненавистников остались прежними.

Мы видим все тот же условный рефлекс: не доверять России, ругать ее, обвинять – и это не случайно. Ведь есть история, есть объективные причины, есть определенные механизмы и усиливающие их факторы. Это рефлекс, укоренившийся в психике, постоянно поддерживаемый и порой безотчетный. Так и журналисты, случается, воспроизводят этот поведенческий стереотип, сами не вполне сознавая, что делают. В целом можно сказать, что русофобия не является врожденной, она воспитывается, укореняется, впечатывается в коллективное подсознание европейцев. Как? Почему? Об этом мы поговорим в следующих главах.

Как ни парадоксально, русофобия зародилась еще до того, как Россия вышла на арену истории. Чтобы понять ту пропасть предрассудков, которая отделяет современный Запад от России, нужно вернуться к Великому церковному расколу (1054 год) и даже на два века раньше, когда Карл Великий был помазан как император Запада (800 год), начал оспаривать у византийского императора титул преемника Римской империи и внес в порядок христианского богослужения изменения, порицаемые восточными церквями.