Читать онлайн «Британская разведка во времена холодной войны. Секретные операции МИ-5 и МИ-6». Страница 19

Кульминацией дезинформационных кампаний Великобритании в военное время была операция «Сила духа», которая проложила путь переправе союзников через Ла-Манш в крепость-Европу в день Д – 6 июня 1944 г. Это было крупнейшее вторжение с моря в истории военно-морского флота. Готовясь ко дню Д, звезда МИ-5 двойной агент «Гарбо» и его куратор в МИ-5 Томас Харрис передали огромный объем ложной стратегической информации в Германию о несуществующих войсках союзников, размещенных в Великобритании. «Гарбо» помог сфабриковать целую мнимую армейскую группировку США – «Первую армейскую группировку Соединенных Штатов» (FUSAG), которая была не чем иным, как набором деревянных танков и надувных кораблей, но, как и фикции Дадли Кларка в Египетской пустыне до этого, с воздуха они выглядели настоящими. Самая важная дезинформация, которую «Гарбо» передал своим кураторам в Германии, было радиосообщение 5 июня 1944 г., которое убедило Верховное командование Германии в том, что основная высадка союзных сил произойдет не в Нормандии, а в районе Кале. Благодаря этой дезинформации ключевые танковые дивизии СС были отправлены в Кале, где они ожидали прибытия сил вторжения, которые так и не появились. Дезинформация «Гарбо», которая отвлекла силы фашистов и позволила союзникам создать ключевой плацдарм, без сомнения, спасла много жизней союзников. То, насколько руководство нацистской Германии ценило «Гарбо», демонстрирует тот факт, что Гитлер лично наградил его Железным крестом, и он стал единственным человеком, который получил и фашистский Железный крест, и медаль Британской империи23.

В послевоенные годы некоторые офицеры МИ-5, такие как Робертсон, подвергали критике обманные приемы Дадли Кларка и группы А в Египетской пустыне как «любительские». Группа А, безусловно, не была профессиональной разведывательной службой, как МИ-5 или SIS. Еще дело было в том, что Кларк был чрезвычайно эксцентричной личностью.

В 1943 г. произошел очень странный эпизод, когда он был арестован в Мадриде, одетый как женщина. Сначала он сказал испанским полицейским, что проводит исследование для репортажа о том, как люди реагируют на мужчин, одетых как женщины, а затем изменил свой рассказ и стал утверждать, что он нес одежду подруге, решил пошалить и надел ее. Но, как заметил один чиновник в посольстве Великобритании в Мадриде, это не объясняло, почему надетые на нем женские туфли и бюстгальтер подходили ему по размеру24.

Несмотря на всю эксцентричность Кларка, было несправедливо со стороны Робертсона говорить, что он и группа А были «любителями». Источником напряженных отношений между МИ-5 и таких подразделений, как группа А, было то, что МИ-5 занималась контрразведкой ради нее самой – чтобы помешать врагу узнать секреты Великобритании – и расценивала стратегическую дезинформацию как крайнюю форму контрразведывательных операций, тогда как подразделения вроде группы А склонны были видеть в стратегической дезинформации конечную цель. Нежелание группы А считать конечной целью контрразведку, видимо, было причиной, по которой Робертсон преуменьшил ее заслуги25.

Робертсон был одним из лучших кураторов шпионов в МИ-5 в первой половине XX в. Он был профессиональным разведчиком, который поступил на службу в начале 1930-х гг. и служил в Королевском Хайлендском полку британской армии – его склонность постоянно носить форму этого полка (узкие шотландские тартановые брюки) завоевала ему в МИ-5 милое прозвище «любимые штаны». Во время войны он руководил в МИ-5 отделом В1а, который курировал всех двойных агентов общей сложностью 120 человек. Успех Робертсона был связан во многом с его приветливой манерой, благодаря которой даже самый несговорчивый вражеский агент чувствовал себя с ним легко. Тем не менее как разведчик-профессионал он, естественно, считал людей, которые смотрели на вещи иначе, чем он и МИ-5, особенно на использование стратегической дезинформации, новичками-выскочками26.

Навешивая на группу А ярлык «любителей», Робертсон не увидел главного: МИ-5, как и остальные службы разведывательного сообщества Великобритании, на самом деле во многом своими успехами в военное время были обязаны притоку в ее ряды любителей-непрофессионалов. Выдающиеся, пусть даже и эксцентричные личности дали британской разведке в годы войны те изобретательность и творческий посыл, которых у нее до них не было. В их числе были энергичные интеллектуалы из главных университетов Великобритании, а Блетчли-парк, в частности, стал бастионом этой интеллектуальной элиты. Среди ее самых выдающихся новобранцев были блестящие математики Алан Тьюринг, Альфред «Дилли» Нокс и Гордон Уэлчман – все из Кембриджского университета. Две трети выпускников Королевского колледжа Кембриджского университета в тот или иной период во время войны работали в Блетчли-парке. Тьюринг, в сущности, отвечал за разработку совершенно новой системы электронно-механических машин для оказания помощи в расшифровке кода «Энигма» – по этой причине его справедливо прозвали отцом современной компьютерной науки. Среди людей, набранных на работу в SIS, были крупные оксфордские ученые, такие как историк Хью Тревор Роупер и философы Стюарт Хэмпшир и Джилберт Райл. Некоторые известные литературные деятели также вступили в ряды SIS в годы войны иногда с курьезными результатами: когда Малькольма Маггериджа и Грэма Грина учили в SIS пользоваться проявляющимися чернилами, – а в обучение входила инструкция, как получить сырье для чернил под кодовым названием «птичий помет» (BS), – их реакцией по вполне понятной причине было смущение. Среди авторитетных интеллектуалов, которые заняли свое место в МИ-5 во время войны, были Виктор Ротшильд из Кембриджа, который стал экспертом МИ-5 по диверсиям, и из Оксфорда – юрист-теоретик Х.Л.А. Харт и историк Джон Мастерман. Блестящий ученый Мастерман, холостяк и один из лучших игроков в английский крикет, стал председателем «Комитета двадцать» МИ-5, который вел двойных агентов, курируемых МИ-5 во время войны. Вот типичный пример игры слов, которая была в ходу у сотрудников МИ-5 с академическим мышлением: «Комитет двадцать» был так назван из-за двойного креста (doublecross – перехитрить, обмануть – англ.) ХХ, который представляет собой римскую цифру двадцать27.

Наряду с такой интеллектуальной мощью менее академические профессии также породили в военное время нескольких выдающихся офицеров для британской разведки. Один из лучших кураторов агентов Сирил Миллз вышел из малообещающей семьи: он был сыном известного владельца цирка Бертрама Миллза. Вероятно, самые лучшие рабочие отношения, которые развились во время войны между агентом и его разведчиком-руководителем, были отношения между «любителем» – сотрудником МИ-5 в военное время Томасом Харрисом и его двойным агентом «Гарбо». Харрис примкнул к МИ-5, имея за плечами малообещающий опыт работы лондонского антиквара. Его беглое владение испанским языком сделало его, само собой разумеется, куратором «Гарбо», и эти двое прекрасно работали вместе по созданию в высшей степени подробной, но совершенно выдуманной шпионской сети, состоявшей из двадцати восьми агентов в различных уголках Англии, которые на самом деле были «не чем иным, как плодом воображения». «Гарбо» приходилось использовать путеводитель, описывая места нахождения этих фиктивных агентов своим работодателям в Германии, потому что он мало ездил по Великобритании. Как позднее заметил Харрис, фантазия «Гарбо» была достойна Милтона28.

Другой пользой от новобранцев-«любителей», вроде Харриса, для МИ-5 в военное время было то, что их меньше заботили карьера и пребывание в коридорах власти тайного государства, чем их коллег-профессионалов, а это означало, что они свободнее генерировали творческие идеи и меньше беспокоились, если эти идеи не срабатывали. При этом следует отметить, что их изобретательность и креативность заходили так далеко только во взаимодействии с агентами, а ведь наступает момент, когда нужно вести утомительный, но необходимый методический поиск. Один бывший сотрудник SIS, который работал в тесном контакте с отделом В1а МИ-5, вспоминал, что в его повседневные обязанности входило выполнение таких cкучных и утомительных заданий, как чтение мадридского телефонного справочника в обратном направлении, чтобы найти в нем имя агента по перехваченному телефонному номеру29.

Во время Второй мировой войны британские разведывательные службы сталкивались с теми же самыми угрозами, что и в Первой мировой войне. Разведслужбы стран оси пытались провоцировать восстания и беспорядки по всей Британской империи точно так же, как это делали главные державы. Чтобы противостоять этим угрозам, британское секретное государство создало беспрецедентные разведывательные мощности. Вторая мировая война шла тогда, когда британская имперская разведка достигла зрелости и довоенные представления МИ-5 о себе как имперской разведывательной службе стали реальностью. Она увеличила количество офицеров (DSO), работавших в колониях и странах Содружества, с шести человек в начале войны до двадцати семи к ее концу, плюс двадцать один служащий секретариата, размещенный по всему земному шару от Тринидада до Адена и Куала-Лумпура. DSO поддерживали связь с отделом «Зарубежного контроля» в штаб-квартире МИ-5 в Лондоне, которым руководил полковник Бертрам Ид, используя надежные шифры, и под прикрытием адреса «убыл». Во время войны несколько старших офицеров МИ-5 совершали поездки на британские территории за границей с целью надзора и оказания помощи в реформировании местной службы безопасности. И Дик Уайт, и Робертсон ездили на Ближний Восток и рекомендовали Службе обеспечения безопасности на Ближнем Востоке (SIME) способы повышения эффективности своей работы, особенно в руководстве двойными агентами. МИ-5 также содержала глубоко засекреченные лаборатории на двух отдаленных территориях империи – на Бермудских островах и в Сингапуре, которыми руководили специально завербованные ученые – настоящие Джеймсы Бонды О-типа, которые занимались тем, что проверяли перехваченные письма на наличие в них проявляющихся чернил30.