Читать онлайн «Самоубийство сверхдержавы». Страница 33

Большинство людей встретит известие о том, что им суждено стать меньшинством, изумленным молчанием, мрачным смирением и даже ужасом. Как говорил Еврипид, «злее нет горя в жизни», чем лишиться родины[110]. Чем объяснить нашу беспечность? Откуда берется спокойствие, откуда уверенность, что все будет хорошо? Озирая мир и собственную страну, Артур Шлезингер двадцать лет назад писал:

«Национализм по истечении двух столетий остается важнейшей политической эмоцией, гораздо более сильной, чем любые социальные идеологии, такие как коммунизм, фашизм или даже демократия… В национальных государствах национализм принимает форму этнической принадлежности или межплеменной вражды… Этнический подъем в Америке не уникален, это всемирная лихорадка»{428}.

Эта всемирная лихорадка не стихает. Более того, она, если угодно, усугубляется. В рецензии на работу историка Нелла Ирвина Пейнтера «История белого человека» Энтони Пэгден отчаянно старается отмежеваться от идеи, которая ему самому и большинству интеллектуалов видится одиозной – от идеи, что расовая и этническая принадлежность имеют определяющее значение для социума:

«Современная генетика убедительно продемонстрировала, что расы как таковой не существует. Благодаря расшифровке генома человека, мы теперь знаем, что каждый человек делит 99,99 процента своего генетического материала с остальными людьми. Аналогично, цвет кожи и разрез глаз больше не рассматриваются научным сообществом в качестве наиболее очевидных способов классификации людей…

Но все же понятие расы живет, и Америка им одержима»{429}.

Да, перед нами типичное академическое мудрствование. Тем не менее, признавая истинность рассуждений о расшифровке генома и о взглядах «научного сообщества», любой, кто станет вести себя так, будто раса не имеет значения, рискует сам, фигурально выражаясь, утратить значение. Эта сила обрушила западные империи в Африке и Азии и раздирает нашу страну. Этнический национализм, цитируя Шлезингера, является «важнейшей политической эмоцией» в нашем мире.

«Подобие… есть причина любви», – писал Фома Аквинский; «двое белых мужчин подобны друг другу в белизне. Следовательно, один тяготеет к другому, будучи с ним одним целым, и желает ему того же блага, что и самому себе»{430}.

Аквинат, этот «ангельский доктор»[111], утверждал, что привязанность людей вследствие общей расовой принадлежности естественна и нормальна. Если это верно для чернокожих американцев, которые торжествовали после победы Обамы, значит, верно и для белых американцев. Расовое сознание белых крепнет и уже начало проявляться в политике, ибо десятки миллионов американцев не хотят жить в стране, настолько отличной от той, в которой они выросли.

Мрачные прогнозы о будущем Америки опираются на этнические конфликты недавнего прошлого и нашего сегодняшнего. Тот, кто считает, что Америка сегодня более едина, чем была пятьдесят лет назад, когда старейший из президентов наблюдал, как самый молодой избранный президент приносит клятву[112], – либо не жил в 1960-х годах, либо ничего не знает о них, либо обманывает сам себя.

Помимо радикального изменения расовой демографии, данные переписи позволяют узнать дополнительные подробности о мире, который унаследуют наши дети и внуки. В 2007 году вновь пошло в рост количество незаконнорожденных детей. Среди чернокожих этот показатель вырос с 69,9 процента всех рожденных до 71,6 процента. Среди выходцев из Латинской Америки он впервые поднялся выше 50 процентов, а на эту группу населения сегодня приходятся одни из каждых четырех родов в США. Среди белых показатель незаконнорожденности вырос до 28 процентов. При этом рождаемость в браке упала, но рождаемость среди незамужних увеличилась на 12 процентов{431}. Сорок один процент всех родов в США – это роды вне брака.

Стоит ли американцам беспокоиться?

Когда сенатор Дэниел Патрик Мойниган опубликовал в 1965 году свой шокирующий доклад «Негритянская семья: повод для вмешательства», показатель незаконнорожденности среди чернокожих американцев составлял 23,6 процента{432}. Цифра меньше, чем сегодняшний показатель среди белых и менее половины показателя выходцев из Латинской Америки, а также менее трети от показателя для нынешних афроамериканцев.

Почему эти проценты и их увеличение имеют значение? Потому что корреляция между незаконнорожденностью и другими социальными параметрами – уровнями деклассированности, преступности и «насыщенности» тюрем – является абсолютной. Чем больше детей рождается вне брака, тем больше тех, кто не заканчивает среднюю школу и кто ввязывается в неприятности еще до совершеннолетия. Социолог Чарльз Мюррей называет рождение вне брака «одной из важнейших социальных проблем нашего времени; она важнее, чем преступность, наркотики, бедность, неграмотность, социальное обеспечение и беспризорность, поскольку именно она порождает все остальные проблемы»{433}. Консервативный журналист Энн Коултер пишет:

«Исследование, на которое ссылается откровенно левый «Виллидж войс», показывает, что дети, воспитывающиеся в неполных семьях, матерями-одиночками, впятеро чаще совершают самоубийства, в девять раз чаще бросают школу, вероятность злоупотребления химическими веществами для них выше десятикратно, они в 14 раз чаще совершают изнасилование (мальчики), вероятность оказаться в тюрьме для них выше в 20 раз, а вероятность сбежать из дома – выше в 32 раза»{434}.

Многие надеялись, что иммигранты из католических стран Латинской Америки помогут нам укрепить традиционные институты. Надежда, как выяснилось, была тщетной.

Традиционные ценности умерли в Латинской Америке, как и в Соединенных Штатах. Хотя Мексика является номинально католической страной и там действуют ограничения на аборты, мексиканки сегодня делают аборт чаще американок{435}. Миф об «искуплении из Латинской Америки», пишет Хизер Макдональд из Манхэттенского института, давно развенчан. Она цитирует отчет из журнала «Экономист» с «плохими новостями из Калифорнии. Хваленая семья «латино» все больше напоминает семьи чернокожих»{436}. Социолог Дэвид Попено подтверждает:

«Выходцы из Латинской Америки, кажется, переняли из американской культуры светского индивидуализма больше, чем в нее привнесли. Например, процент родов для незамужних среди выходцев из Латинской Америки вырос с 19 процентов в 1980 году до 48 процентов в 2005 году [и 51 процента сегодня]… Эти тенденции противоречат былым ожиданиям, что «латино» смогут возродить в нашем обществе популярность традиционной семьи»{437}.

Рожденные в США латиноамериканцы куда вероятнее будут курить, пить, употреблять наркотики и страдать от ожирения, чем «латино», родившиеся за пределами страны; более того, их продолжительность жизни снижается, когда они американизируются. «В процессе аккультурации люди принимают американский образ жизни, много сидят и поглощают фастфуд», – уточняет доктор Марио Молина из Лонг-Бич, пациентами которого являются представители испаноязычного сообщества{438}.

Наша «коррозийная» культура способна уничтожить любые традиционные ценности, которые «латино», возможно, везут в Америку. «Выходцы из Латинской Америки в целом не столь социально консервативны, как считают многие», – говорит Руй Тейшейра из Центра американского прогресса. Опрос 2009 года, добавляет он, «показал, что среди всех расовых групп «латино» имеют самый высокий средний балл по 10-балльной шкале прогрессивности культуры… Молодые латиноамериканцы, как правило, в социальном отношении более прогрессивны, чем старшее поколение»{439}. Тем не менее, согласно данным переписи 2010 года, в США будет 130 миллионов выходцев из Латинской Америки в 2050 году.

«Мексика не заканчивается на границе. Там, где есть мексиканцы, Мексика продолжается», – заявил президент Фелипе Кальдерон на встрече в Национальном дворце, заставив аудиторию в едином порыве вскочить и наградить мексиканского лидера бурными аплодисментами{440}.

Всего столетие назад претензии Кальдерона на то, что его страна простирается в глубь нашей страны, обернулись бы дипломатическим демаршем, и посол США потребовал бы разъяснений (не сделай он этого, его бы попросту отозвали). В те дни Америка уважала себя.

Теперь же для мексиканских президентов стало традицией требовать территориальных уступок от Соединенных Штатов. Они регулярно информируют граждан США мексиканского происхождения и рождения, что лояльность Мексике выше лояльности Соединенным Штатам. В 1995 году президент Эрнесто Седильо сообщил в Далласе аудитории из мексиканских американцев: «Вы – мексиканцы, просто живете к северу от границы»{441}. В 1997 году он заставил вскочить на ноги в воодушевлении всех, кто собрался в Чикаго на Ла Раса[113], воскликнув: «Я с гордостью подтверждаю, что мексиканский народ выходит за пределы территории, очерченной границами»{442}.