Читать онлайн «Самоубийство сверхдержавы». Страница 12

Как же быть президенту Обаме – и нам?

Если повышение налогов не рассматривается, расходы на оборону и военные действия растут, а сокращения трат на социальное обеспечение, «Медикэйр», «Медикэйд» и другие программы для политиков подобны смерти, то как же компенсировать дефицит в 1,5 триллиона долларов? Как не допустить, чтобы государственный долг взлетел до 100 процентов ВВП и вышел за эти пределы? Америка столкнулась не только с «затором» в управлении, но с тупиком демократии, с кризисом системы и самого государства.

Второго ноября 2010 года, в третий раз за четыре года, американцы проголосовали за то, чтобы избавиться от правящего режима[34]. Нация следует примеру французской Четвертой республики, которая меняла правящие партии и премьер-министров, пока исстрадавшийся народ не призвал генерала Шарля де Голля навести порядок. Сегодня обе наши партии лишились «мандата небес». Америка движется по неизведанным водам. Что называется, бери, кто хочет.

Наша конституция – конституция старейшей в мире республики, модель для всех последующих. Но если наши избранные лидеры не способны приносить жертвы, необходимые для спасения страны от девальвации или дефолта, невольно задумаешься – вправду ли демократия является будущим человечества? Или моделью для будущего окажется государственный капитализм по-китайски, устойчивый к потрясениям, разумно расходующий излишки и обеспечивающий двузначный ежегодный рост?

Как сойти с этой дороги к дефолту?

Финансовый кризис в Америке представляет собой испытание стабильности демократии. Джон Адамс, подобно другим отцам-основателям, не считал, что демократия долговечна. «Помните, демократия никогда не длится бесконечно. Она увядает, слабеет и убивает себя. На свете не было демократии, которая не совершила бы самоубийства»{98}.

Как дошла до сегодняшнего печального положения республика, которая выстояла в Великой депрессии, выиграла Вторую мировую войну, восстановила Европу и Японию, отправила человека на Луну, привела мир в эпоху процветания и одержала верх над Советской империей после полувека холодной войны?

Где мы свернули не туда? Каким образом сбились с пути?

Как, всего за поколение, мы достигли точки, когда большинство наших соотечественников верит, что Америка движется в неправильном направлении, что нашим детям не суждена хорошая жизнь их родителей, что американская мечта никогда не станет реальностью для десятков миллионы наших сограждан?

Ответ: наш провал коренится в социальном крахе.

Мы руководствуемся совсем не теми идеалами, что наши родители, и не обладаем их моральной стойкостью. Сегодня свобода уступила первенство равенству. «Единая и неделимая нация под Богом» – устаревший взгляд в эпоху торжества многообразия и мультикультурализма. Наша интеллектуальная и культурная элита отвергает Бога, которого чтили наши родители, и моральный кодекс, по которому они жили.

Отцы-основатели предупреждали, что, случись нечто подобное, республика неизбежно падет. «Добродетель, мораль и религия, – говорил Патрик Генри, – вот наша броня, мой друг, именно она делает нас непобедимыми… Если мы ее утратим, нас победят и завоюют»{99}.

«Не подлежит сомнению, – писал Вашингтон, – что добродетель, или нравственность, является источником народовластия». А источником самой добродетели, по Вашингтону, выступает религия:

«Будем с осторожностью следовать предположению, будто мораль может существовать без религии… Из всех возможностей и привычек, которые ведут к политическому процветанию, религия и нравственность суть незаменимые опоры. Напрасно будет взывать к патриотизму тот, кто вознамерится ниспровергнуть эти грандиозные опоры человеческого счастья, эти наитвердейшие основания обязанностей человека и гражданина»{100}.

Токвиль обнаружил, что американцы полвека спустя все еще разделяют убежденность Вашингтона в религии как опоре республики.

«Я не могу сказать, все ли американцы действительно веруют. Никому не дано читать в сердцах людей. Но я убежден, что, по их мнению, религия необходима для укрепления республиканских институтов. И это мнение принадлежит не какому-либо одному классу или партии, а всей нации, его придерживаются все слои населения»{101}.

«Наши предки, – заявил Дэниел Вебстер в своей знаменитой речи в Плимут-Роке в 1820 году, – возвели свою систему управления на нравственности и религиозном чувстве. Моральные качества, по их мнению, не способны зиждиться ни на каком ином фундаменте, кроме религиозных принципов, и никакое правительство не в состоянии должным образом управлять, если оно пренебрегает моральными качествами»{102}.

Религия – основа морали, лишь моральный народ способен учредить свободную республику; так считали отцы-основатели. Без религии мораль увядает и умирает, общество чахнет, нация распадается. Прозрения отцов-основателей во многом объясняют нынешний кризис, ведь Америка перестала быть христианской страной, в которой они и мы выросли.

На инаугурации 2009 года официальную церковную службу вел Рик Уоррен, пастор церкви в Сэддлбеке в округе Оранж, Калифорния, и автор книги «Цель определяет жизнь», проданной в количестве тридцати миллионов экземпляров.

Уоррен, которого осуждали за поддержку Восьмой поправки к конституции Калифорнии, запрещающей однополые браки, закончил службу такими словами: «Я смиренно прошу во имя Того, Кто изменил мою жизнь, Иешуа, Исы, Хесуса [испанское произношение], Иисуса, Который научил нас молиться: «Отче наш, сущий на небесах»»{106}.

Многих христиан покоробило, что пастор Уоррен не назвал Иисуса Сыном Божиим, зато употребил мусульманское имя «Иса». Ислам учит, что у Господа нет сына, мусульманский Иса – не Бог, но пророк, которому «наследовал» Мухаммад. Уоррен как будто разделял исламское отношение к Иисусу, тем самым тоже отрицая Его божественность.

Президент Обама поддержал Уоррена и отверг идею о том, что Америка является христианской страной: «Мы – нация христиан и мусульман, иудеев, индуистов и неверующих»{107}. Впервые в истории американский президент отказал христианству в приоритете. Верховный суд еще в 1892 году заявил: «Это христианская страна»{108}. Теперь президент на своей инаугурации ясно дал понять, что мы перестали быть таковой.

Эпоха Обамы знаменует расцвет постхристианской Америки.

В своем инаугурационном благословении преподобный Джозеф Лаури затронул тему открытости и распространил ее с любой религии на любую расу:

«Господи… молим Тебя приблизить тот день, когда чернокожим не предложат снова удалиться, когда смуглые тоже будут с нами, когда желтокожие присоединятся, когда краснокожие будут преуспевать и когда белые воспримут это как должное»{109}.

Следующим утром преподобная доктор Шарон Уоткинс, президент Христианской церкви (учеников Христа), член Центрального комитета Всемирного Совета Церквей, взошла на кафедру вашингтонского Национального собора – первая женщина, которой поручили провести Национальный молебен.

Намеренная продемонстрировать экуменизм, Уоткинс начала со старой сказки индейцев чероки о волках и мудрости, а затем обратилась к Ветхому Завету и сказала: «В последних главах книги Исайи, это примерно 500-й год до н. э., пророк говорит…»{110}

До н. э.?

Такая аббревиатура используется теми, кто желает избавиться от сокращения «Р. Х.» – то есть до Рождества Христова. На протяжении столетий цивилизованный мир делил историю на периоды «до Р. Х.» и Anno Domini, «в год Господень».

BCE («до н. э.») означает «до нашей эры»[35], еще встречаются варианты «до текущей эры» и «до христианской эры». Секуляристы стремятся заменить ВС на BCE, а AD на CE – «общая эра» во всех исторических справочниках, тем самым как бы вычеркивая Христа и христианство из мировой истории.

Пересказав сказку чероки о добром и страшном волках, преподобная Уоткинс спросила аудиторию:

«Так как же нам обрести любовь к Богу? Что ж, как говорит Исайя, как подытожил Иисус и как утверждает всемирное сообщество мусульманских ученых и многие другие, нужно встречать суровые времена с щедрым сердцем, помогая друг другу, а не поворачиваясь друг к другу спинами. Как сказал однажды Махатма Ганди, «люди могут быть настолько бедными, что единственный способ увидеть Бога для них заключен в куске хлеба»{111}.

Это единственное за всю проповедь упоминание об Иисусе. Причем Иисус по Уоткинс – не Сын Божий и не спаситель человечества, а всего-навсего «тот парень», который «подытожил» Исайю.