Читать онлайн ««Стихи мои! Свидетели живые...»: Три века русской поэзии». Страница 55

Вслед за Ф. Сологубом, возродившим в 90-е годы кольцовский Ан2 и в корне изменившим его звучание (более десятка медитаций — «Я душой умирающей», «Ты печально мерцала», «Не нашёл я дороги» и др.), к этому размеру обращается и А. Блок, создав в 1901 — 902 гг. серию из пяти стихотворений (по терминологии В. Баевского, «ансамбль»), в которых выразил не «тоску умирания» и безнадежность (как Сологуб), а настроения тревожных предчувствий и мистических ожиданий («Верю в Солнце Завета», «Свет в окошке шатался», «Ожидание», «Ты — молитва лазурная» и «Ночи стали длиннее»), позднее к ним добавятся ещё два — «Вечность бросила в город» и «Вот река полноводнее».

Этот экспрессивный ореол Ан2 был подхвачен А. Белым («Осень», «В полях», «Зов», «Слово»): «Исполняйтесь, вы — дни. / Распадайтесь, вы — храмы. / Наши песни — огни. / Облака — фимиамы».

Кольцовско-никитинскую тематику в Ан2 пробовали продолжать в 1910-е годы поэты из народа — С. Есенин «И.Д. Рудинскому», П. Орешин «Волга», И. Ерошин «Шахтёр», а Н. Клюев и С. Клычков «скрещивали» традиционные мотивы с символистскими («Безответным рабом», «Снова лес за туманами»).

Вместе с семантическими преобразованиями в 2-стопнике происходят и ритмические: меняются соотношения мужских, женских и дактилических словоразделов (Мс, Жс и Дс), «лёгких» и «тяжёлых» сверхсхемных ударений — на служебных и полнозначных словах (СУ — Л и Т). Так, Кольцов в Ан2 избегал Дс и предпочитал Жс, а Никитин и поэты-песенники 2-й половины XIX в. увеличивали в 4 — 5 раз число первых за счёт уменьшения вторых. Эти же тенденции замечаем в начале ХХ столетия, в частности, резко подскакивает уровень Дс при снижении Мс у Блока. Показатели же СУ колеблются (самые низкие у Белого, а позже — у Цветаевой), но в отличие от Кольцова Т опережают Л (кроме Сологуба). Иная кривая ритмического развития в Ам2: после Кольцова снижается % Дс и повышается Мс, а СУ-Л намного превышает Т.

Этапы ритмико-семантической эволюции 2-стопных форм русских 3сл наглядно прослеживается в творчестве Сергея Есенина, который начинал свой путь с подражания кольцовским образцам: темы житейской доли и сердечного огня в Ан2, отдельные образы, рифмовка хаха, т.е. сочетание «холостых» строк с рифмованными (ср. есенинские «Загорелася кровь / Жарче дня и огня», «не волнуется грудь», «Снова грусть и тоска / Мою грудь облегли» и кольцовские «загорелась душа», «жарче дня и огня», «и волнуется грудь», «злая грусть залегла») — с добавлением поэтических штампов: «тихо дремлет река», «серебрится ручей», «солнца луч золотой» (ср. у Никитина «дремлет чуткий камыш», у Белого «серебрится туман», у Бальмонта «солнца луч золотой»). Интуитивно пытается начинающий стихотворец уловить и ритмический рисунок стихов своего «старшего брата» (так называл он Кольцова), приближая СУ и Мс к кольцовским показателям, но колеблясь в употреблении Дс, то сводя их до минимума, как Кольцов (0 — 5%), то следуя за некрасовскими «тягучими» 3сл, в которых Дс составляют 20 — 25%.

Ср.

Однако уже в 1915 — 1916 гг. на кольцовском материале («Молотьба») Есенин делает попытку оттолкнуться от разработки деревенской темы в духе своего учителя и создаёт не «русскую песню», а бытовую зарисовку с подчёркнуто обыденной лексикой и образностью (за исключением «браги хмельной» и «золотых снопов»), даёт перекрёстные рифмы авав взамен прежних хаха, сокращает число СУ, утяжеляющих стих. По своему содержанию «Молотьба» и «Дед» Есенина перекликаются с циклом С. Клычкова, посвящённым его деду («Дедова пахота», «Дед отборонил», «Дед с покоса») и опубликованным в 1913 г. в сборнике «Потаённый сад» (ср. есенинский и клычковский зачины — «Вышёл зараня дед / На гумно молотить» и «Боронил дед зараня»). Но стихи Клычкова написаны в песенном ключе, 4-стопным, реже 3-стопным хореем, с привычными повторами и фольклорными формулами (весь белый свет, рожь-боярыня).

А следующее стихотворение Есенина, написанное Ан2, «Покраснела рябина» (1916) означало окончательный разрыв с кольцовской традицией и следование символистским образцам с их семантикой пророчеств и предчувствий, женско-мужскими рифмами и повышенной ролью Дс.

Правда, вместо «вселенских зорь», «зовов», «Солнца Завета» у Есенина появляются мужицкий Спас и «чудотворные мощи», а вместо абстрактного «золотого пространства» и лесов «заповедных лилий» — родимый край, «вечный пахарь и вой», т.е. на смену символистской мистике приходит крестьянский мистицизм: «Встань, пришло исцеленье, / Навестил тебя Спас». И поэт провозглашает себя чуть ли не преемником Спаса («Помяну тебя в дождик / Я, Есенин Сергей», а в «Инонии» назовёт себя «пророком»), по-своему отразив явления, происходившие в русской поэзии ХХ в.: переосмысление религиозных догм, ощущение преемственности революции с мужицкими бунтами, подчёркнутая автобиографичность лирической исповеди, вплоть до упоминания своего имени и фамилии (см. произведения раннего Маяковского «Облако в штанах», «Владимир Маяковский», «Следующий день»).

«Покраснела рябина» Есенина была напечатана в сб. «Скифы» (1918, № 2), а в 1919 г. вышла книга Клюева «Песнеслов», где был помещён цикл из восьми стихотворений «Спас», открывавшийся Ан2: «Вышёл лён из мочища» и «Я родился в вертепе». В первом прославлялся крестьянский Спас, из чрева которого явился «сын праматери Евы — шестикрылый Орёл»; во втором в религиозном освещении преподносится автобиография поэта (посещал его «гость крылатый», дьявол увёл в «каменный ад», «крёстный — Гамаюн»). В этом цикле при всей его мудрёной и изощрёной мистичности заметны лексические и образные переклички с ранними есенинскими стихами: «молюсь… тишине», «припадаю к лохани», «вяжут алые нити зари — дщери огня» (ср. у Есенина «молюсь в синеву», «припадаю на траву», «вяжет кружево над рощей в жёлтой пене облака»). Изменились в клюевских 2-стопниках (по сравнению с прежними), быть может, под влиянием есенинских соотношения СУ (Т усилились за счёт Л) и Мс, Жс и Дс (последних стало в три раза больше).

Последний раз Ан2 появились в есенинском творчестве в революционной поэме «Отчарь» (1917), возвещавшей возрождение «волховского звона» и «буслаевского разгула» и предсказывавшей вселенский пир братских народов. В Ан2 1916 — 1917 гг. возрастает число отягощений не только в зачине, но и в середине стиха («Свят и мирен твой дар», «Всех зовёшь ты на пир») и Дс («Исцелованный мир», «Необъемлемый шар»), т.е. поэт одновременно форсирует две тенденции 3сл: утяжеление ритма в начале строк и облегчение в конце. Первая охватывает около 60% стихов, вторая — 30%, а нередко они объединяются: «Дня закатного жертва», «Новой свежестью ветра / Пахнет зреющий снег», «Слышен волховский звон».

Наряду с Ан2 Есенин употреблял и амфибрахические и дактилические 2-стопники, но ещё реже (Ан2 — шесть произведений, Ам2 — пять, Д2 — три), причём возникают они в его поэзии позднее (1915 — 1916) и тематически связаны с «новокрестьянской» проблематикой («Я странник убогий», «Вечер, как сажа») и со «скифскими» идеями («Октоих», «Пришествие»): «Братья-миряне, / Вам моя песнь. / Слышу в тумане я / Светлую весть».

В Д2 и Ам2 по сравнению с Ан2 уменьшается количество СУ и прежде всего Т (до 3-0%) и увеличивается Дс (до 28%). Кроме того, в Д2 Есенин избегает пропуска 1-го ударения (ПУ), которым иногда пользовались классики, но допускает смену анакруз по примеру поэтов-символистов и дактилические окончания: «Небо — как колокол, / Месяц — язык, / Мать моя — родина, / Я — большевик»; «Крепкий и сильный, / На гибель твою / В колокол синий / Я месяцем бью».

Двустопные формы используются Есениным преимущественно в полиметрических композициях «маленьких поэм» 1917 — 1918 гг., в которых вообще преобладают короткие размеры (в том числе Я3 и Х3), очевидно, призванные, по мнению автора, предать энергичные, бодрые, стремительные ритмы революционной эпохи: «Февральской метелью / Ревёшь ты во мне» (Ам2); «Наша вера — в силе, / Наша правда — в нас!» (Х3).