Читать онлайн «Как Пётр Первый усмирил Европу и Украину, или Швед под Полтавой». Страница 11

Перед битвой при Головчине, которая позволила Карлу XII овладеть узловым пунктом дорожной сети и открыть путь к Могилеву и Днепровским переправам, шведы установили наличие разрыва между группировками русской армии, благодаря чему смогли в сложных условиях, форсируя речку Бабич (Вабич, 30 км к западу от Днепра), нанести концентрированный удар и овладеть изолированной позицией дивизии Аникиты (Никиты) Репнина. После этого русским пришлось срочно выводить войска из укреплений, созданных ниже по течению Днепра, а также в Орше и Шклове, то есть оставить оборонительный рубеж, который готовился с 1707 года[79], а шведы заняли Могилев, где пополнили запасы продовольствия, поскольку русские войска не успели разорить и выжечь окрестности города (еще часть предметов снабжения удалось захватить в обозе дивизии Репнина).

Однако с момента задержки шведской армии под Могилевом положение начало изменяться. Прежде всего, русские получили помощь в виде отряда из нескольких тысяч литовской и татарской конницы от литовского польного гетмана Григория Огинского. Этот отряд, разделенный на мелкие группы, дежурившие на переправах, также активно участвовал вместе с русскими драгунами, казаками и калмыками в опустошении белорусских земель, противодействии разведке противника, перехватывании шведских продовольственных партий и фуражиров. Кроме этого, иррегулярная конница успешно блокировала попытки доставлять шведской армии предметы снабжения со стороны, на коммерческой основе. Например, когда несколько сотен купцов-евреев попытались вместе доставить шведам продовольствие и товары в сентябре 1708 года (торговым обеспечением шведской армии занималось около четырех тысяч евреев), их обоз перехватили калмыки, разграбили, а евреям отрезали уши и носы, после чего немецкие и еврейские купцы, двигавшиеся с той же целью из Кенигсберга, испугались и остановились в Литве[80].

Напротив, после вступления в Северскую землю Украины, шведские валахи, а также конные части из гетманских (с начала ноября 1708 года) и запорожских (с начала апреля 1709 года) казаков фактически вообще не смогли решить задачу по ведению разведки и действиям на коммуникациях русской армии, которая широко и беспрепятственно пользовалась подвозом предметов снабжения из тыла (так, уже находясь под Полтавой, 24 июня 1709 года царь требовал от воронежского коменданта Степана Колычева присылки через Белгород к своему лагерю трех тысяч лопат и тысячи кирок для производства земляных работ при строительстве полевых укреплений[81]). Царская армия стала опережать неприятеля при занятии ключевых позиций, что указывает на отсутствие у шведского командования точных и оперативно поступающих данных как об оптимальных маршрутах для движения своих войск, так и о перемещениях противника. Причем, судя по изменению в характере боевых действий, решающий количественный и качественный перевес русской иррегулярной конницы оказался достигнут именно после перенесения военных действий на территорию Украины (при этом, по данным А. Констама, ко времени вступления в Северскую землю Украины шведская армия насчитывала уже всего лишь 25 тыс. солдат и офицеров[82]).

По некоторым данным[83], всего к началу XVIII в. украинское казачье войско насчитывало 25–30 тыс. городовых (10 полков) и 4–7 тыс. компанейских (7 полков) казаков. Осенью 1708 года в Украине оставались 10 казацких полков (3 городовых и 7 компанейских) общей численностью приблизительно 10 тыс. казаков. Из Батурина в октябре 1708 года Мазепа привел к шведам около 3 тыс. казаков, а 2 тыс. человек из его отряда разбежались. При штурме Батурина русскими войсками под командованием генералов Меншикова и Голицына были убиты 6 тыс. человек – весь гарнизон и часть жителей города. Следовательно, из всего гетманского казацкого войска в Украине 3 тыс. казаков вначале примкнули к шведам, большая часть остальных либо разбежалась, либо погибла, а 9 городовых, 3 компанейских и 1 сердюцкий полки (около 15–20 тыс. чел.) остались на стороне царских войск или перешли к ним из-под командования Мазепы до начала 1709 года.

Максимальное число запорожских казаков в шведской армии после разгрома Сечи в апреле-мае 1709 года доходило до 6–7 тыс., а вместе с казаками Мазепы – около 8 тыс. человек. Учитывая пропорцию между конницей и пехотой в казацких полках (½ или ¾), русские имели 10–15 тыс. конных украинских казаков, а шведы до прихода запорожцев – от 1,5 до 2,5 тыс. человек, а вместе с запорожцами – приблизительно 6–8 тысяч. Следовательно, общее количество иррегулярной конницы у шведов с учетом валашского полка равнялось до мая 1709 года 3–4 тыс., а с мая – 8–10 тыс. всадников.

Согласно другим оценкам, после того как к шведам присоединился гетман Мазепа, их иррегулярная конница увеличилась с 1–1,5 тыс. валахов до 3 тыс. всадников. Согласно имеющимся сведениям, на декабрь 1708 года численность казаков в шести полках, остававшихся под командованием Мазепы, не превышала 1,5 тыс. человек, включая пеших казаков, но к июню их число уменьшилось до 1 тыс. казаков в четырех полках, тогда как число валахов накануне Полтавской битвы составляло не более 500 человек, сократившись в основном из-за дезертирства[84]. Другими союзниками шведов, выставлявшими иррегулярное конное войско, являлись запорожские казаки. Часть запорожцев сразу же примкнула к шведской армии в марте 1709 года, после присяги королю Карлу, а часть некоторое время действовала против русских самостоятельно или занимала выжидательную позицию. Однако, после разгрома Запорожской Сечи и укрепленных пунктов запорожцев по нижнему течению Днепра, эти казаки в основном также были вынуждены присоединиться к шведам. В феврале 1709 года общая численность запорожцев оценивалась русскими в количестве до 5 тыс. конных и 1 тыс. пеших казаков, но к июню их число снизилось до 3–4 тыс. человек в связи с потерями при осаде Полтавы[85]. Поэтому во второй половине мая 1709 года численность всей иррегулярной кавалерии у шведов достигла наибольшего значения, составляя до 7–7,5 тыс. человек, а затем постепенно сокращалась вплоть до Полтавской битвы.

С другой стороны, в распоряжении русского командования к указанному времени имелось свыше 15 000 украинских казаков, от 1000 до 5000 донских, терских и яицких казаков, а также до 15 000 уральских и заволжских уроженцев: татар, киргизов, каракалпаков, калмыков[86].

Показательны также следующие сведения[87], касающиеся применения русскими иррегулярной казацкой кавалерии. В 1701 году при войске Шереметева, выступившем из Пскова, состояло около 5 тыс. человек иррегулярной пехоты и кавалерии, из которых более 4,5 тыс. составляли украинские казаки (черкасы), а остальные – татары. В феврале 1706 года гетман Мазепа обещал царю привести в Минск 5 тыс. гетманской пехоты и несколько тысяч конницы, причем царь в письмах жаловался Меншикову, что конницы в Белоруссии очень мало. Осенью 1706 года в армии Меншикова, действовавшей на Волыни, было 20 тыс. конных казаков. К лету 1708 года при царской армии в Белоруссии находилось четыре украинских казацких городовых полка. В сражении при Головчине главные силы русских включали 4 тыс. всадников иррегулярной конницы, а при «летучем корволанте» под Лесной их было от 900 до 2500 человек. Под Полтавой у гетмана Скоропадского было 16 тыс. конных и пеших казаков. Учитывая то, что украинские казацкие полки имели смешанный конно-пехотный состав, причем, конница составляла от ½ до ¾ всего состава, средняя численность иррегулярной конницы украинских казаков при главных силах русской армии в 1701–1709 гг. в среднем достигала 5–6 тыс. человек.

По данным Г. Брикса (Heinrich Otto Brix)[88], к 1725 году основой русской иррегулярной конницы являлась многочисленная казачья конница: донские и волжские казаки – около 20 000 человек; терские и гребенские – около 500 постоянно находившихся на службе человек; яицкие (по названию реки Яик, впоследствии река Урал и уральские казаки) – 3196 человек; малороссийские – 10 городовых и 3 компанейских полка; 5 полков слободских казаков, бахмутские, хоперские, семейные и сибирские казаки; чугуевцы, калмыки, башкиры и иррегулярные отряды армян и грузин, состоявшие при корпусе, расположенном на персидской границе, то есть всего иррегулярных всадников было не менее 125 000.

Численный перевес давал русской иррегулярной коннице возможность заранее предупредить любые поисковые мероприятия противника, окружив шведов густой цепью постов и пикетов[89]. Поэтому английский посол в России с весны 1705 года Чарльз Витворт (Уитворт, Charles Whitworth, 1-st Baron Whitworth, 1-й Барон Витворт) считал, что действия русской иррегулярной конницы явились для шведов величайшим бедствием, которое Карлу XII следовало заранее предусмотреть и обезопасить свою армию, увеличив число легкой конницы за счет набора среди польской шляхты. Вместо этого Карл XII взял в поход только маленький польский отряд под командованием генерала артиллерии польской службы и мазовецкого воеводы Станислава Понятовского (Stanisław Poniatowski, его сын Станислав Август Понятовский впоследствии стал последним королем независимой Польши). Возможно, так произошло потому, что в польском войске того времени практически отсутствовала дисциплина[90]. Хотя, дисциплиной не отличались и волохи – например, 21 апреля 1709 года из их отряда дезертировали 3 офицера и 38 рядовых[91]. Пастор корпуса Лейб-драбантов Михаэль Шенеман (Енеман, Michael Scheneman) объясняет отказ от привлечения польско-литовской легкой конницы жадностью шведского командования, желавшего воевать без союзников, чтобы ни с кем не делиться славой и добычей[92].