Читать онлайн «Тайны спецслужб британской Короны. Провокации Туманного Альбиона». Страница 41

Одной из предпосылок успешной деятельности английского посла в качестве главы разведывательной организации было влияние, которым располагал этот дипломат у себя на родине. Без этого, как правило, не удавалось получить достаточной степени независимости в действиях — ждать по каждому поводу инструкции из Лондона при тогдашней медленности средств связи и бюрократической рутине, царившей в канцеляриях Уайтхолла значило обрекать на неудачу любое дело, где требовались быстрые решения. К тому же влияние нужно было и чтобы получить достаточные средства для ведения разведки — на них нередко в Лондоне скупились даже в тех случаях, когда посла прямо посылали на его пост прежде всего как представителя секретной службы. Иногда дипломатические должности давались в награду за успешное выполнение шпионских заданий. Так например, капитан Джеймс Дефриз, поступивший волонтером в армию Карла XII, чтобы сообщать в Лондон о русском походе шведского короля, был потом назначен британским представителем в России, а затем в Данциге. Нередко, напротив, в функции дипломатов входило только обеспечение быстрой пересылки донесений шпионов, над которыми послы не имели никакой власти и могли даже не знать их подлинных фамилий. Каналами связи служили также английские торговые дома. При пересылке по почте шпионский текст писали невидимыми чернилами, иногда по краям газетного листа.

Английские министры и послы не раз стремились превратить в своих агентов дипломатов других стран. Так, Болинброк пользовался для этой цели услугами саксонского посланника в Лондоне — «тщеславного и лживого гасконца», который получил за свои услуги 300 фунтов стерлингов. Задачей саксонского дипломата было разведывать намерения и интриги «немцев и других» во время переговоров о заключении Утрехтского мирного договора. Через несколько десятилетий другой саксонский посланник — Флемминг сослужил аналогичную службу герцогу Ньюкаслу. В 30-х годах XVIII в. английский посол в Париже граф Джеймс Уолдгрейв в числе многих своих агентов имел также шведского посланника, передававшего все услышанное от французских министров, и бывшего представителя саксонского курфюрста.

Нередко в задачу британского посла входил шпионаж не только против страны, при правительстве которой он был аккредитован, но и против соседних государств. Так, лорд Стейр, будучи послом в Париже, имел шпионов в ряде стран (например, в Испании в 1720 г. некоего Уилкинса). Английский посланник в ганзейских городах Уич нанял шпиона в Дрездене Якоба Дейлинга, которому платил по 60 фунтов стерлингов в год. Английские контакты с государствами Северной Африки (включая алжирских пиратов) во многом были связаны со стремлением получать информацию о передвижениях французского флота в Средиземном море. Поскольку речь шла о шпионаже, проводившемся дипломатическими ведомствами, роль резидентов, как правило, брали на себя послы. Лишь в редких случаях разведчики поддерживали прямые связи с министерством иностранных дел в Лондоне.

Когда, особенно в недружественных столицах, в деятельности британских послов главным становилось их участие в тайной войне, они приобретали репутацию разведчиков, прикрывавшихся дипломатическим иммунитетом. Подполковник Роберт Кэмпбелл, отправленный в 1757 году в Стокгольм с целью дипломатического зондажа, должен был доложить начальству, что шведы рассматривали его как «шпиона с верительными грамотами». Бывали и еще более досадные казусы. Британский посол в Петербурге во время семилетней войны (1756–1763 гг.) Чарлз Хепберн Уильяме считался ходатаем по делам союзника Англии — прусского короля Фридриха II, и считался с полным на то основанием, так как настойчиво пытался подкупить всех способных помочь ему в этом лиц, начиная с супруги наследника престола — будущей Екатерины II. Поэтому Уильяме совсем напрасно жаловался в письме в Лондон, что злые языки советовали императрице Елизавете Петровне смотреть на него «более как на прусского шпиона, чем на английского посла».

Нервом тайной войны было золото. Подкупы, как подчеркивал анонимный автор трактата «Замечания об обязанностях посла» (1730 г.), крайне важно производить таким образом, чтобы скрыть источник происхождения денег. Это в интересах и того, кто подкупает, и того, кого подкупают. Английские разведчики очень хорошо усвоили мысль, что значительно проще и (при прочих равных условиях) дешевле давать взятки вельможам и министрам, которые и сами склонялись к внешнеполитическому курсу, устраивавшему Лондон, чем подкупом привлекать на свою сторону противников такого курса. Это правило, правда, не касалось тех государственных деятелей, чьи симпатии и антипатии целиком определялись количеством золота, которое они получали из иностранных столиц. В этих случаях, как англичане убедились на горьком опыте, волей-неволей приходилось перекупать этих достойных мужей, что было обычно дорогостоящей операцией и не давало никакой гарантии, поскольку для них могли возникнуть новые соблазны.

В практику британской разведки входил и подкуп чужих шпионов. Так, Хенбери Уильяме, когда он в 1750 году был послом в Берлине, старался переманить на английскую службу ирландца, бывшего прусским шпионом в России и давно не получавшего жалованья от своих прежних нанимателей.

Средства связи не претерпели существенных изменений в эту эпоху, предшествовавшую эре железных дорог. Доставка даже официальной корреспонденции по почте занимала из Парижа и Гааги 3 дня, из Мадрида—18, из Рима и Стокгольма — 21, а из Константинополя — даже 40 дней. Пересылка наиболее важных донесений курьерами редко приводила к значительному сокращению этих сроков.

По-прежнему острой проблемой являлась сохранность депеш. Посылка их почтой была почти равносильна молчаливому согласию на ознакомление с ними иностранных властей. Чтобы как-то воспрепятствовать этой чрезмерной любознательности, английская дипломатия пыталась иметь альтернативные пути пересылки своей деловой переписки — через Францию и Голландию, иногда только морским путем (несколько путей важно было сохранять и на случай войны, когда некоторые из них, проходившие через вражескую территорию, естественно, оказывались недоступными). Шифр не спасал дело. Было очевидно, что большое количество зашифрованных сообщений создает дополнительные возможности иностранцам раскрыть код. Каждое посольство имело целый набор различных шифров, хотя они стоили дорого — около 150 фунтов стерлингов каждый. Многие депеши посылались одновременно несколькими путями. Отправление депеш со специальными дипломатическими курьерами обходилось настолько дорого, что к такому способу можно было прибегать только при особой необходимости. Иногда не рисковали посылать письменных депеш и с курьерами. Некоторые важные сведения, особенно относящиеся к области тайной войны, сообщались устно доверенным лицам, которых отряжали в Лондон. Так, например, поступили, когда бывший испанский министр Рипперда получил убежище в английском посольстве в Мадриде и обещал раскрыть все секреты своего правительства.

Почтовые пакетботы, появившиеся еще в XVII веке, обычно доставляли корреспонденцию лишь в ближайшие портовые города Франции и Голландии, далее ее перевозили по суше. Во время войны команды пакетботов увлекались пиратством в ущерб своим прямым обязанностям. Власти стали даже предпочитать для почтовой службы небольшие быстроходные суда, не имевшие серьезного вооружения на борту. Однако это не могло помешать пакетботам перевозить контрабанду и в мирное, и в военное время. Впрочем, сама контрабанда нередко при этом становилась прикрытием для шпионажа. В 1695 году министра иностранных дел Шрюсбери запросили, стоят ли разведывательные сведения, доставляемые неким капитаном Питерсоном, того, чтобы не препятствовать контрабандному провозу им небольшого количества французских изделий. В том же 1695 году лазутчик, состоявший на службе известного дипломата сэра Уильяма Трамбула, предложил, чтобы английские власти разрешили нескольким лондонским купцам купить датский корабль, который мог бы совершать ежегодно 7–8 рейсов в различные французские гавани за контрабандным товаром, доставляя в каждую поездку по два шпиона. Автор проекта особо подчеркивал, что таможенники не должны подвергать этот корабль никакому досмотру. Один из разведчиков графа Ноттингема сообщал, что по специальному заказу английских купцов построена яхта с тайниками, «где можно кое-что запрятать», и сейчас подыскивают капитана, хорошо знакомого с побережьем Франции.

XVIII век развил унаследованную от прошлого практику перлюстрации писем. Под контролем находились все возможные каналы связи с заграницей. На протяжении XVIII века корреспонденция (с 1765 г. фактически вся корреспонденция) иностранных дипломатов подвергалась тщательному просмотру. Депеши расшифровывались, и копии их передавались министру иностранных дел. Кроме того, прочитывались и другие письма, если предполагалось, что они могут содержать разведывательную информацию (в частности, из-за того, что они направлялись по подозрительным адресам). Первым официальным дешифровальщиком был Уильям Бленкоу. Он был внуком уже известного нам Джона Уоллиса и получил назначение после смерти деда в 1703 году. Бленкоу покончил самоубийством через девять лет, его преемник Джон Кейл оказался неспособным к выполнению порученных ему непростых обязанностей. В 1716 году пост дешифровальщика занял священник Эдуард Уиллес, и эта должность передавалась в его семье по наследству вплоть до ее ликвидации в 1812 году. Почему-то она считалась особенно подходящей для духовных лиц, принадлежащих к государственной англиканской церкви, и полагавшееся дешифровальщику скромное жалованье дополнялось щедрым пожалованием доходных постов декана и даже епископа.