Читать онлайн «Новые способы ведения войны: как Америка строит империю». Страница 25

Получение легитимности во многом зависит от культуры общества, в котором действуют террористы, и этики, связанной с насилием и смертью.

В одной из работ,[127] посвященных терроризму, приводится интересная статистика, позволяющая сравнить количество смертей. Указывается, что всего в 2011 году в мире в ДТП погибло 1 млн 400 тыс. человек, умерло от СПИДа 1 млн 700 тыс. человек; в США за это же время на дорогах погибло 29 757, было убито 14 612, а в авиакатастрофах разбилось 494 человека. Для сравнения: жертвами террористической атаки 11 сентября 2001 года стали 2996 человек, от ядерной бомбардировки Хиросимы погибло 90 тыс., а цунами в Индийском океане в 2004 году унесло жизни 230 тыс. человек. Автор задается вопросом: насколько с моральной позиции отдельные теракты ужаснее, чем рукотворные или природные инциденты, особенно если учитывать, что ядерная бомбардировка японских городов не была необходимостью, а являлась актом устрашения со стороны США (в том числе своих же союзников)?

Старший научный сотрудник Совета по международным отношениям Уолтер Рассел Мид, ссылаясь на статистические исследования профессора Огайского университета Джона Мюллера, который подсчитал, что удары молний, олени и земляные орехи опаснее террористов, вообще категорично заявил, что «олененок Бэмби хуже Бен Ладена».[128]

Джон Мюллер, известный изучением общественного мнения США, в связи с войной недавно также подверг критике тех политиков, которые паникерски заявляли и заявляют, что исламские террористы близки к созданию оружия массового поражения. Мюллер, основываясь на многочисленных исследованиях, отчетах и разведданных, указал, что «Аль-Каида» была далека от создания или получения ядерного оружия. Кроме того, он добавил, что «вне зон военных действий количество убийств, осуществленных «Аль-Каидой» и структурами, связанными с ними, после 9/11 во всем мире составляло около нескольких сотен в год. Это, конечно, много, но это вряд ли представляет экзистенциальную или серьезную угрозу. А вероятность того, что от рук каких-либо террористов будет убит американец, вообще составляет один шанс из 3,5 миллионов в год, даже включая событие 9/11».[129]

Критики внешней политики США также приводят факт гибели огромного количества мирных жителей Ирака во время американского вторжения (по данным организаций Physicians for Social Responsibility, Physicians for Global Survival и International Physicians for the Preventionof Nuclear War, в Ираке за время американо-британского вторжения погибли 1 млн 300 тыс. человек), что несоизмеримо с единичными случаями терактов против США, даже если проводить условную параллель между исламом и «мусульманским терроризмом». Это позволяет сделать вывод о провалах предыдущих стратегий США по борьбе с терроризмом.

Хотя на данный момент на Западе существует некий мем о том, что самый опасный терроризм по своей природе является исламским. При этом отмечается, что текущая ситуация международного джихадистского терроризма характеризуется тремя взаимосвязанными тенденциями: децентрализацией, локализацией и индивидуализацией. Эти тенденции отчасти являются ответом на успех борьбы с терроризмом с 2001 года, но они также отражают смену паттернов в географической и этнической диверсификации и продолжающийся идеологический спор внутри широкого джихадистского движения между теми, кто выступает за организованный джихад (jihad tanzim), и теми, кто предпочитает сосредоточиться на индивидуальном джихаде (jihad fardiyah).[130]

Между тем остается открытым вопрос о том, кто стоит за многими терактами и радикальными организациями. Террористов, особенно если это разветвленная международная сеть, можно использовать в качестве уполномоченного субъекта на ведение войны, тогда как заказчик останется в тени. Такая методика использования третьей стороны, будь то государство или группировка боевиков, получила название прокси-войны. Сирия, пожалуй, будет наиболее ярким примером, так как там сразу несколько государств, имеющих свои интересы в регионе, поддерживают и обучают террористов, натравливая их на законное правительство.

Конечно же, мы не должны забывать и о государственном терроризме, так как ему наиболее легко получить стратегическое измерение, особенно если действует группа государств.

Есть определение, которое гласит, что государственный терроризм представляет собой любое проявление насилия, осуществляемое противоправным путем в отношении иностранных государств и внутренних противников со стороны определенных государств и различных его органов. В этом случае к государственному терроризму относятся акты военной агрессии, судебного и полицейского произвола, совершаемые для решения внешне– и внутриполитических задач.

В целом довольно адекватную дефиницию государственного терроризма дает английский эксперт С. Сигеллер. Он трактует его как превышение власти, использование аппарата принуждения, предназначенного для поддержания общественного порядка и национальной безопасности против собственного народа, для подавления оппозиции. Он включает акты незаконного задержания, пытки, тайную депортацию, скрытые убийства, использование «эскадронов смерти» и т. д.

Основным элементом терроризма, как видно из этимологии слова, является запугивание, следовательно, действия, которые направлены на запугивание правительств или гражданского населения, в широком смысле можно понимать как акты терроризма, не важно, в мирное или военное время они произошли. Например, фосфорные бомбардировки Дрездена авиацией союзников или упоминаемая ранее ядерная бомбардировка Хиросимы и Нагасаки по своему характеру были именно актами запугивания, так как не имели необходимости с точки зрения военной стратегии, а в случае с Японией устрашение велось в отношении не только японского населения, но и других стран.

Конечно же, в юридическом плане это явление больше характерно для второй половины XX века, потому что ранее к подобным актам приравнивали саботаж, диверсии и агрессию, а само понятие террора в ряде случаев было институциализировано в качестве вооруженной классовой борьбы.

Но есть и очевидные факты вмешательства ряда стран в дела других государств методом поддержки структур, ответственных за насилие. Самый известный – создание и поддержка США эскадронов смерти в странах Латинской Америки. При этом техническая поддержка, поставка оружия и тренировка боевиков, которые уничтожали целые деревни местных жителей и устанавливали репрессионные режимы, осуществлялись при помощи Израиля и Великобритании, поэтому правильнее говорить о международной террористической коалиции. Эти две страны привлекались к подавлению революционных движений в Латинской Америке по причине опыта борьбы с внутренними «врагами» – ирландцами и палестинцами. Израиль же в качестве партнера США на Ближнем Востоке и сейчас активно использует опыт Вашингтона и предлагает свои модели подавления неугодных.

Так, недавно в отношении палестинцев была разработана новая стратегия, основанная на принципе истощения, а не блицкрига, который Израиль применял ранее в последней войне с Ливаном. До этого Израиль часто использовал западные модели для своих военных кампаний. Например, операция Cast Lead, проводившаяся с 27 декабря 2008-го по 21 января 2009 года, была «римейком» американской операции «Шок и трепет» в Ираке в 2003 году, которая и предполагала нанесение молниеносных авиаударов по объектам врага.[131]

Однако новая стратегия предназначена для изматывания противника через постоянное и неустанное давление, а не посредством массированных бомбардировок. Кумулятивный эффект в ней должен быть получен в ходе длительной последовательности прерывистых военных действий, ни одно из которых само по себе не имеет решающей роли в достижении политических целей. Эту стратегию адаптирует сейчас Израиль для своих противников в XXI веке.[132]

Двое израильских ученых из Бар-Иланского Университета, Эфраим Инбар и Эйтан Шамир, доходчиво объясняют, почему вооруженные силы Израиля будут использовать именно такой комбинированный подход по отношению к палестинцам.

Они пишут, что Тель-Авив должен учитывать то, что Запад критично воспринимает применение прямой военной силы Израиля против арабов. Но поскольку внутри Израиля считают, что арабо-израильский конфликт развивался столетиями, то и решить его в ближайшее время будет невозможно. Поэтому Израиль выбирает стратегию изматывания противника, то есть палестинцев, при этом избегая как долгосрочной оккупации, так и политических решений, ориентированных на население. Эта опция в среде израильских военных и политиков получила название «Покос травы»; она состоит в уничтожении любых возможностей противника проводить какие-либо агрессивные действия против Израиля.[133]

Выражение «Покос травы» довольно часто применялось израильскими военными и ранее, но лишь в 2013 году вошло в обиход высшего офицерского звена в качестве академического термина.[134]