Читать онлайн «Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1916 год. Сверхнапряжение». Страница 35

Кроме того, русские корабли достаточно эффективно истребляли турецкий грузовой тоннаж. К концу июня 1915 г. только в порту Эрегли лежали остатки 9 пароходов, 5 больших и 20 малых парусников11. Турки были вынуждены использовать для перевозок парусные шхуны, шаланды, которые при появлении русского флага выбрасывались на берег. К концу июля 1915 г. русские эсминцы потопили и расстреляли 123 парусника и 90 груженых шхун и фелюг. Из 35 тыс. тонн угля, отправленного из Зонгулдага, в Константинополь прибыло около 14 тыс. тонн, то есть менее половины12.

Выступая 9 (22) февраля 1916 г. в Думе, морской министр адмирал Григорович отчитывался о проделанной флотом работе: «Блокада Босфора поддерживается подводными и минными судами, опирающимися на поддержку господствующего ныне на этом море Черноморского линейного флота, который, не понеся за последнее время потерь в судовом составе, уничтожил почти весь каботажный парусный и почти весь паровой коммерческий флот, которым располагала Турция; из достоверных иностранных источников известно, что в настоящее время турки имеют в своем распоряжении всего около десятка пароходов, могущих служить транспортами»13.

Немецкий посол в Турции барон фон Вангейнгейм уже в 1915 г. с тревогой наблюдал за ростом антигерманских настроений среди населения турецкой столицы, которое обвиняло в своих бедствиях Германию и ее представителей14. Турецкая столица плохо отапливалась и почти не освещалась по ночам – город буквально тонул в темноте. Резко вздорожали уголь и керосин, поставки которого из Румынии также были нерегулярными. Банка керосина (17 кг) летом 1915 г. стоила 70 пиастров15.

Население Константинополя постоянно испытывало проблемы с продовольствием. В 1916 г. голод охватил не только тыл, но и армию. Положение усугублялось эпидемией азиатской холеры. В начале 1916 г. в Константинополе ежедневно от голода умирало несколько десятков человек. Дневная порция для горожанина составляла 250 г хлеба низкого качества, стоимость фунта хлеба за 1916 г. выросла с 2–3 пиастров до 4–5, в то время как компенсации семьям солдат и матросов не превышали 5 пиастров16. Летом 1916 г. положение со снабжением продовольствием стало еще хуже. Одновременно присутствие Германии стало проявляться в размерах, доселе невиданных.

Таунсхенд вспоминал: «Примерно в это время (летом 1916 г. – А. О.) немцы стали стаями слетаться в Константинополь и Перу. Гостиницы были переполнены офицерами и бизнесменами, которые хозяйничали в банках, магазинах и предпринимательских домах. Они даже руководили театрами и кинематографом; они снимали виллы на побережье в Принкипо и Халки; многих из них сопровождали жены и тещи! По улицам носились немецкие автомобили, переполненные молодыми германскими офицерами. Было легко заметить, что многие из них были офицерами военного времени или просто гражданскими, одетыми в военную форму… Кроме армейцев было много германских морских офицеров и моряков. Турецкие офицеры к августу 1916 г. с болью начинали понимать, что они уже никогда не освободятся от немцев, которые имели около 14 тыс. человек в Константинополе и его окрестностях и еще около 14 тыс. человек в Малой Азии. Турки ненавидели немцев за их заносчивость и грубость, но с симпатией относились к австрийцам, большинство из которых было джентльменами, причем природными, настолько же, насколько ограничены по природе немцы»17.

Неприязнь пленного английского генерала к германским офицерам заметна и легко объяснима. Впрочем, нетрудно объяснить и «любовь» турок к подданным Австро-Венгрии – последних в Константинополе было гораздо меньше, чем немцев, к тому же они были представителями многонационального и многоконфессионального общества, что не могло не сделать их более гибкими. Важно другое – немецкое присутствие в турецкой столице становилось опасно заметным, тем более на фоне далеко не блестящего положения дел. Летний очень серьезный продовольственный кризис в Константинополе, как отмечает Фалькенгайн, «.по счастью, был устранен своевременной доставкой румынского зерна»18. Румыны вели себя достаточно экстравагантно, но последовательно. Они старались оказывать услуги всем.

Так, например, 12 (25) мая 1916 г. русский военный атташе в этой стране полковник Татаринов был проинформирован о том, что в Констанце находятся 2 турецких парохода водоизмещением по 3 тыс. тонн и 150 парусников. Представители румынского Военного министерства интересовались, почему русский флот не топит эти корабли?19 Однако проблемы турецкой столицы не исчерпывались продовольствием. 16 (29) сентября 1916 г. русская подводная лодка «Тюлень» под командованием старшего лейтенанта М. А. Китицына20 вступила в артиллерийский бой с вооруженным турецким пароходом «Родосто» (6 тыс. тонн водоизмещения), следовавшим с грузом угля из Эрегли под командованием немецких офицеров. После удачной для «Тюленя» дуэли корабль сдался и был отведен в качестве приза в Севастополь21. В течение 40 часов призовая команда подлодки вела турецкий транспорт на свою базу – препятствий не было22.

С выходом из строя двух оставшихся крупных угольщиков – «Патмоса» и «Ирмингарда» – подвоз угля из Зонгулдага почти совсем прекратился. В городе и во флоте была введена строжайшая экономия. В ноябре 1916 г. Германия была вынуждена организовать поставку угля в Константинополь. Но поставки не превышали 14 тыс. тонн в месяц, чего явно не хватало для преодоления кризиса. На больший объем немцы пойти не могли, так как они были вынуждены помогать топливом и австрийцам. Вена зимой 1915–1916 гг. полностью зависела от поставок угля из Силезии, город снабжался с «колес», и в случае опоздания маршрутного поезда наступали мрак и холод. На побережье Мраморного моря было отрыто 6 новых шахт, но они давали топливо чрезвычайно низкого качества. Угля едва-едва хватало для снабжения судов и заводов. Даже военные корабли были посажены на «голодный паек». На стоянках они использовали турецкий уголь, а в походы выдавался из неприкосновенного запаса германский – он давал меньше дыма. До перемирия с Россией в 1917 г. хлебный паек в столице Турции сократился до 180 г в день23. Тяжелым было продовольственное положение и у ее союзников.

В феврале 1915 г. в Германии была введена карточная система, через месяц этому примеру последовала и Австро-Венгрия. 15 июля 1915 г. в Дунайской монархии был секвестрирован весь урожай и введены твердые цены на хлеб и овощи24. Это не спасло страну от продовольственного кризиса. Людендорф отмечал, что в 1917 г. Германия, Австро-Венгрия и Константинополь продержались исключительно благодаря поставкам из Румынии25. С января по март 1916 г., например, по данным газеты «Independence Roumaine», в Австро-Венгрию и Германию было вывезено 7666 вагонов зерна, за январь в Австро-Венгрию было поставлено 5 550 426 кг керосина, в Германию – 22 722 088 кг керосина, в Болгарию – 1 730 356 и в Турцию – 1 598 151 кг керосина26.

«Практически вся страна голодала, – вспоминал Гинденбург продовольственную ситуацию в Турции, – но не из-за недостатка продовольствия, но потому что администрация и транспорт были парализованы и ни в какой степени не обеспечивали запросы на поставки. Никто не знал, как удавалось существовать жителям больших городов. Мы снабжали Константинополь хлебом, посылали зерно из Добруджи и Румынии, помогали чем могли, несмотря на собственные проблемы… Если бы мы остановили поставки, хотя у нас были миллионы своих голодных ртов, Константинополь взбунтовался бы, и никакая монархия ничего не могла бы сделать»27. Гинденбург немного преувеличивает, но только в оценке продовольственных поставок в Турцию. На самом деле Константинополь снабжался по остаточному принципу, после падения Бухареста цена на хлеб здесь только выросла, и Энвер-паша реально мог порадовать жителей столицы только толпами румынских пленных, которых гоняли по улицам Константинополя28.

Еще 14 апреля 1914 г. британский военный атташе в России подполковник Альфред Нокс в конфиденциальном отчете послу Дж. Бьюкенену изложил свои взгляды на значение стран Балканского полуострова в будущей войне. Бьюкенен счел необходимым ознакомить с этим документом главу Форин Оффис Эдуарда Грея. Нокс считал, что, если война начнется в ближайшие год-два, Болгария будет оккупирована Сербией, а особо важное значение для союзников приобретет позиция Румынии1. Поскольку Сербия была разгромлена, роль Румынии как потенциального плацдарма для возможного удара по Болгарии существенно возрастала. Теперь главную стратегическую роль играла железная дорога, связывавшая Константинополь с Центральной Европой. Значимость ее была очевидна не только для военных. Американский посол в Турции писал: «Долины Моравы и Марицы, в которых была проложена эта железная дорога, представляли для Турции что-то вроде сухопутных Дарданелл. В ее руках они представляли доступ к союзникам, в случае перехода долин к противникам Оттоманской империи, она развалилась бы вдребезги. Только присоединение Болгарии к Тевтонскому делу могло предоставить туркам и германцам это преимущество»2. Болгарский вопрос стал неразделимым с вопросом о Проливах. Его необходимо было решить любым путем. В Салониках надеялись на взаимодействие с русскими: «Если бы Россия постучала в болгарскую дверь с другой стороны, наши дела на Балканах могли бы принять другой оборот»3. В России не были уверены, стоит ли прибегать к силе.