Читать онлайн «Второй фронт. Антигитлеровская коалиция: конфликт интересов». Страница 36

За несколько дней до привала войск Рундштедта у Дюнкерка Гитлер заявил в присутствии Гальдера: «Мы ищем точки соприкосновения с Англией на основе раздела мира». Вскоре после эвакуации англичан с континента Гитлер в кругу близких сотрудников заметил: «Армия – становой хребет Англии и ее империи. Если мы разобьем экспедиционный корпус, империя погибнет. Поскольку мы не хотим и не можем стать ее наследниками, мы должны оставить ей шанс. Мои генералы не поняли этого». Ожидания, что дюнкеркский аванс настроит англичан на примирительный лад, высказывали осторожный Вайцзеккер, близкий к Герингу генерал Йешоннек и другие[324].

Но похоже, премьер У. Черчилль оттачивал на Гитлере тактику, с которой предстояло затем иметь дело Сталину и реже Рузвельту: «обещать, как метко заметил еще в XVIII веке французский моралист, соразмерно расчетам и выполнять обещанное соразмерно опасениям».

Между бескомпромиссной войной и компромиссным миром перекатов не счесть. В исполнении Черчилля вражда могла приобретать почти дружественные оттенки, а дружба – весьма враждебные. Он мог раздумывать над использованием химического оружия для отражения немецких десантов на Британские острова и держать в загашнике оливковую ветвь на случай, когда Лондон вырвется из тянувшей его ко дну трясины.

Для мая-июля 1940 года, однако, верно: У. Черчилль проявил недюжинную волю, не уступив массированному давлению ни домашних пораженцев (от лорда Галифакса и герцога Виндзорского до некоторых церковников и лейбористских парламентариев), ни пестрой компании рвавшихся в советчики и «умиротворители» зарубежных деятелей типа бывшего президента США Гувера и сенатора Тафта, Дж. Ф. Даллеса и Линденберга (тогда – председатель архиреакционного комитета «Америка прежде всего»), посла Дж. Кеннеди[325], Пия XII и диктатора Франко, короля Швеции и швейцарских министров. Любителей, родственных К. Буркхардту, – легион.

Не здесь ли кроется разгадка ребуса: французские вооруженные силы, не уступавшие по численности, составу, вооружению немецким и располагавшие девятью месяцами для приведения себя в полную готовность, сломались за какие-то пару недель? Убедительней многотомных сочинений маститых военных историков и отставных военных поныне звучат слова Э. Моурера – журналиста, сотрудничавшего с шефом американской разведки У. Донованом. В записке, подготовленной по поручению основателя управления стратегических служб, Моурер писал: прежде всего, французская нация «сломалась морально»; высокопоставленные офицеры, богатые промышленники и видные политики были «настроены враждебно к Третьей республике; многие были склонны считать, что авторитарный режим типа итальянского и немецкого функционирует лучше; он спасет позиции привилегированного класса и, конечно, избавит Францию от необходимости защищать самое себя. Если суждено быть войне, то пусть это будет война против безбожных большевиков. Другими словами, под конец половина, а может быть, и большинство влиятельных французских граждан стало верить именно в то, в чем хотел их уверить Гитлер»[326].

Нечто неотдаленно похожее висело грозовой тучей над Англией. За Черчиллем стояли начальники штабов, и это давало ему перевес во внутреннем раскладе сил, хотя и лабильный. После инспекционной (не в переносном смысле) поездки У. Донована и затем трех высокопоставленных офицеров вооруженных сил США, командированных Рузвельтом в Лондон, чтобы удостовериться, насколько способна Англия продолжать войну, подтвердить или опровергнуть депеши посла Кеннеди, убеждавшего Белый дом: поражение Альбиона неотвратимо, – Вашингтон разомкнул уста. Посланцы президента в общем приняли сторону Черчилля. Это не устранило колебаний главы администрации, но все же склонило его к моральной поддержке премьера, не исключавшей помощи также поставками оружия.

Неточны утверждения, будто к сентябрю 1940 года терпение Гитлера истощилось и он списал Англию – с Черчиллем или без оного – как партнера или попутчика. К этому времени фюрер зафиксировался на агрессии против Советского Союза. Ресурсами для двух войн одномоментно он не располагал. Очередность операций предопределяла тактику кнута и пряника, минимальная задача, а именно обеспечение невмешательства и выжидание Лондона[327], пока Россию будут ставить на колени, представлялась не эфемерной. Если бы даже англичане решились на поддержку СССР, у них не было бы к середине 1941 года необходимых для этого боеготовых войск.

Вместе с тем можно доказать, что пряник до мая 1941 года показывался чаще из-под полы, как бы за спиной Гитлера или вроде бы вопреки его запретам. По принципу: запретный плод слаще.

Особо тщательно конспирировались контакты Р. Гесса с англичанами, осуществлявшиеся в 1940–1941 годах через А. Хаусхофера, сына профессора и генерала К. Хаусхофера – основоположника германской геополитики. На английской стороне на связь с ним выходили сэр Ян Гамильтон и герцог Гамильтонcкий. По крайней мере, Гесс был уверен, что переписывается лично с ними. Заместитель фюрера способствовал тому, чтобы «Морской лев» ни на какой стадии не вышел за рамки планирования. Между прочим, А. Хаусхофер рекомендовал, как более надежный канал связи, британского посла в Вашингтоне Лотиана, но Гесс настоял на варианте Хаусхофер-Гамильтон[328]. На свою голову.

Согласно досье «Черная Берта» советских специальных служб, отслеживавших «аферу Гесса», заместитель фюрера состоял в переписке не с Гамильтоном, а с Интеллидженс сервис. Гесса по всем правилам искусства разыграли и вытянули в Шотландию. За один прием решалась двуединая теорема – приструнивались британские продолжатели дела Чемберлена и не позднее раскрытия инкогнито Гесса[329] полковником Грэхемом Дональдом и его окончательной идентификации Киркпатриком Лондон знал, что в действительности держал на уме глава нацистского режима.

Раскроем досье, заглянем «Черной Берте» в глаза. 14 мая 1941 года Ким Филби оповестил Москву: Гесс «привез с собой мирные предложения». 18 мая советский разведчик доложил, что Гесс «прибыл в Англию для заключения компромиссного мира, который должен приостановить увеличивающееся истощение обеих воюющих сторон и предотвратить окончательное уничтожение Британской империи как стабилизирующей силы». Сведения из США и самой Германии подтверждали, что вояж Гесса совершался по заданию или, как минимум, по согласованию с Гитлером и в случае успеха должен был ускорить нанесение удара по Советскому Союзу.

В своем донесении от 18 мая Филби с присущей ему проницательностью отмечал: «Сейчас время мирных переговоров не наступило, но в процессе дальнейшего развития войны Гесс, возможно, станет центром интриг за заключение компромиссного мира и будет полезным для мирной партии в Англии и для Гитлера». Пока же – 23 мая – английской разведке МИ-6 давалась директива использовать «дело Гесса» для дезинформации советского правительства[330].

А. Хаусхофер, а также Попиц, Хассель и ряд других оппозиционеров использовали каналы К. Буркхардта. 30 января 1941 года последний сообщил Хасселю, что, по поступившим к нему сведениям, британский кабинет (за исключением Идена) заинтересован в достижении мира с Германией примерно на следующих условиях: восстановление Бельгии, Голландии и в каком-то виде Польши (без провинций, некогда бывших немецкими); Дания и «Чехия» – сфера немецкого влияния; бывшие германские колонии возвращаются рейху. Мир не может быть, однако, заключен с Гитлером. Он «вне всякого доверия».

Весной 1941 года через Буркхардта на англичан осторожно вышел Гиммлер. Выяснялись шансы окончания войны с вариантом вступления на пост канцлера его, Гиммлера. Зондаж был повторен в сентябре того же года со ссылкой на то, что «в окружении Гиммлера» серьезно озабочены складывающимся положением и задумываются над выходом из него. Таким образом, плану Гесса – мир западных держав с Гитлером – вырисовывалась альтернатива – мир в отсутствие Гитлера[331].

В американских публикациях встречаются сетования на то, что британское правительство не посвятило США в тайну Гесса. Говоря о колебаниях и подчеркнутой осторожности Рузвельта, Р. Шервуд приводит президентскую телеграмму Гопкинсу: «Я не знаю, что произойдет, если к началу 1942 года Англия все еще (по смыслу правильнее – опять) будет сражаться в одиночку». Рузвельт сообщал своему другу о беспокойстве кабинета, которое может перекинуться на весь народ. Гопкинс увидел здесь намек на возможность усиления влияния английских сторонников «умиротворения».

Призывы Гесса к «разуму» могли «найти сочувствующих слушателей, в особенности в палате лордов, – продолжает Р. Шервуд. – Постоянные предложения Гесса, уверенно делавшиеся им от имени Гитлера, предусматривали заключение мира, который признавал бы и гарантировал мощь и престиж Британской империи в целом, предоставляя Германии контроль над Европейским континентом и свободу рук против „большевиков“. Гесс повторял снова и снова, что надежды на действенное вмешательство Америки иллюзорны, что Россия обречена, что положение Англии безнадежно, и потому английское правительство проявит безумие, если оно, пока еще не поздно спасти шкуру стареющего льва, не примет предложенную Гитлером дружбу»[332].