Читать онлайн «Очерки истории российской внешней разведки. Том 4». Страница 7

Наряду с обменом разведывательной информацией, производился также обмен техническими средствами осуществления диверсий в тылу противника. Однако следует сказать, что мы и наши партнеры передавали те средства, которые не представляли большого секрета и не являлись откровением для обеих сторон.

Предпринимались попытки использовать возможности разведки, особенно английской, для выброски нашей агентуры на территорию Франции, Чехословакии, Италии и собственно Германии. Однако положительных результатов эти переброски нам не дали, и мы отказались от услуг английской разведки.

Через полгода с момента установления контактов с американской разведкой мы — как, видимо, и американцы — убедились в малой эффективности той совместной работы, которая проводилась в тот период. Наши контакты с американской разведкой, как и с английской, постепенно стали ослабевать, а вскоре после открытия второго фронта вообще прекратились.

К этому времени наша разведка располагала данными о том, что союзники не открывали второй фронт не по военным, а по политическим причинам. Они рассчитывали на ослабление Советского Союза. И, как известно, войска США и Англии высадились в Нормандии лишь в начале июня 1944 года, когда судьба фашистской Германии фактически была предрешена в результате мощного наступления войск Красной Армии.

За положительные результаты деятельности внешней разведки и самоотверженную работу разведчиков в июне 1944 года советское правительство наградило орденами и медалями большую группу сотрудников разведки, а я в их числе был удостоен ордена Красного Знамени.

После открытия второго фронта было очень важно знать планы и намерения правительств США и Англии по урегулированию после войны политических вопросов, касавшихся как Германии, так и стран, воевавших на ее стороне. Эту задачу пришлось решать нашей разведке, которая справилась с ней довольно успешно.

Огромная роль в достижении положительных результатов принадлежала нашей лондонской резидентуре, располагавшей агентурой в правительственных органах, в частности в министерстве иностранных дел. Значительная часть телеграфной переписки Черчилля с Рузвельтом, а также министерства иностранных дел Великобритании с английскими послами в Москве, Вашингтоне, Анкаре и других городах становилась достоянием советской разведки, а следовательно, и руководителей нашего государства.

Большой заслугой внешней разведки в этот период, особенно резидентур Первого управления в США, Канаде, Англии, явилось получение научно-технической информации в области атомной энергии, которая в значительной мере помогла ускорить решение вопроса по созданию атомной бомбы в Советском Союзе.

Мне часто приходилось встречаться с Игорем Васильевичем Курчатовым, который выражал большую признательность за получаемые от нашей разведки материалы по вопросам атомной энергии. В послевоенные годы мне на протяжении почти пяти лет пришлось заниматься вопросами, связанными со специальным производством и пуском урановых заводов, и в этой связи вновь неоднократно встречаться с Игорем Васильевичем, талантливым ученым и замечательным человеком. В беседах он вновь подчеркивал, какую неоценимую услугу в решении атомной проблемы в СССР сыграли материалы, добытые советской разведкой.

Большое количество материалов добывалось также по вопросам самолетостроения, танкостроения, приборостроения и по другим вопросам науки и техники.

Все, что было проделано разведкой органов госбезопасности за годы Отечественной войны, явилось большим вкладом в победу советского народа над фашистской Германией, а также в укрепление могущества Советской страны.

Как ни стремились разведчики упредить роковые события, как ни стекались в Москву сперва ручейками, а потом потоками сообщения самых надежных и авторитетных источников о том, что гитлеровские дивизии подтягиваются к рубежам Советского Союза, что готовы планы бомбардировок крупнейших центров страны, что нападение будет в мае, нет — в июне, точнее — в середине июня, наконец, — 22 июня, до последнего момента тех, кто нес ответственность за безопасность СССР, не покидала надежда, что, может быть, и на этот раз тучу пронесет мимо, а тревожные сообщения останутся угрозами, шантажом Гитлера, отражающими маневры перед решающим броском на Англию, единственную крупную западноевропейскую страну, которая пока не покорилась немцам. А потом будет неизбежное.

Не было «потом». Сбылось отчаянное, убежденное, по-немецки твердое, посланное из Берлина утверждение: «Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время». Именно это сообщение, которое Сталин обсуждал с начальником разведки Фитиным 17 июня, было охарактеризовано как дезинформация — английская, имеющая целью столкнуть нас с немцами. Но действительной дезинформацией, гитлеровской, были проскальзывавшие наверх объяснения, что немцы подводят к советской границе свои части якобы для того, чтобы запутать англичан, а потом неожиданно начать операцию «Морской лев», высадив десанты и оккупировав Англию.

«Морской лев» так и не состоялся. Зато неуклонно развивался план «Барбаросса», план завоевания территорий Советского Союза, вчерне намеченный еще в книге фюрера «Моя борьба», а затем воплощенный в стратегические стрелы и клещи, начертанные на картах германским полководцем фон Паулюсом. Директива № 21 (план «Барбаросса») была утверждена Гитлером 18 декабря 1940 года. Вторую ее часть как раз и составляли дезинформационные мероприятия, которые должны были обмануть русских. Там отмечалось: «Решающее значение должно быть придано тому, чтобы наши намерения напасть не были распознаны».

План предусматривал молниеносный разгром советских вооруженных сил в первые же недели и был основан на опыте сокрушения Франции, обладавшей мало чем уступавшим силам Рейха потенциалом, всего за тридцать девять дней, на столь же скоротечной польской кампании, не говоря уже о «прогулках» по малым странам Европы. Гитлер знал об опустошительных «чистках» в рядах командования Красной Армии, о том, что военная индустрия Советского Союза только начала набирать темп, который помог бы сравняться с германской военной машиной. И хотя присоединение к советской территории западных украинских и белорусских земель в результате поражения Польши, а затем и прибалтийских государств увеличивало расстояние, которое предстояло покрыть в броске на Москву и Ленинград, германское военное командование и Гитлер не сомневались, что это им удастся осуществить в кратчайшие сроки.

Начальник разведки Фитин не верил своим ушам, когда захваченный на бывшей польской территории белый эмигрант Нелидов, помогавший гитлеровцам отрабатывать их планы, на допросах рассказывал, что в Минск немцы рассчитывают войти через пять дней после начала войны. Практически так и случилось.

Можно сказать, что такого начала войны советская внешняя разведка вряд ли ожидала. Просчеты, исключавшие захват противником обширных территорий нашей страны, дорого обошлись всем: и военным, и разведчикам всех основных ведомств — политическому (Первое управление НКГБ), военному, военно-морскому… Чтобы выправить положение, потребовались неимоверные усилия. Маломощные радиопередатчики не покрывали увеличивающееся расстояние, и связь с ценной агентурой была прервана. Введенное повсюду оккупантами чрезвычайное положение затрудняло использование связников, а если они и пересекали линию фронта, сведения оказывались часто устаревшими… Но бесполезно было выискивать виновных в этом положении, говорить: мы предупреждали, а вы больше искали врагов внутри страны, чем обращали внимание на очевидного и самого страшного врага. Это стало ясно многим, в том числе и тем, кто сводил личные счеты в период репрессий, клеил ярлыки паникеров на тех, кто говорил правду, сажал в лагеря заслуженных и самоотверженных разведчиков…

Огромные силы немцев на всем протяжении границ — от Белого до Черного моря — взламывали защитные барьеры, захватывали склады и базы, неосторожно придвинутые к границам в расчете (лозунговом) «бить врага на его территории», окружали крупные и средние соединения. За три недели они вышли к Смоленску, двигались к Москве, к подступам к Ленинграду, достигли окрестностей Киева. В начале июля, как показывали данные внешней разведки, некоторые германские генералы считали войну против Советского Союза фактически выигранной.

Требовались смелые, умные шаги, четкая координация действий разведок, чтобы практическими делами подкрепить чисто военные меры для спасения положения. И здесь как нельзя лучше пригодились некоторые организационные изменения, предпринятые в самый канун военных действий.