Читать онлайн «Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1914 год. Начало». Страница 23

На следующий день после начала обстрела Белграда в России была объявлена мобилизация четырех военных округов. Это решение принималось с большим трудом. Уже вечером 15 (28) июля в ГУГШ были готовы проекты двух приказов – о частной и общей мобилизации. В 11 часов утра 16 (29) июля Ф. фон Пурталес вновь посетил С. Д. Сазонова и от лица своего императора предложил сотрудничество. В этот момент, отмечал С. Д. Сазонов, «я мог надеяться, что на этот раз германское правительство согласится, наконец, употребить свое влияние в Вене, чтобы убедить Бертхольда в необходимости большей сговорчивости. Утром 29 июля мы еще не получили известий о переходе австрийцами сербской границы, зато в Главный штаб постоянно доходили известия о мобилизационных мерах на русской границе в Галиции, о начале которых мы были извещены уже несколько дней перед тем и которые, по нашим сведениям, были почти закончены к этому времени. Германия, по словам графа Пурталеса, продолжала настаивать на непосредственных переговорах между Веной и Петроградом, на которые Австро-Венгрия по-прежнему не соглашалась»131.

Однако декларируемая позиция Берлина сводилась к тому, что даже частичная мобилизация русской армии, направленная исключительно против Австро-Венгрии, затрудняет германское посредничество. Сразу же после ухода германского посла это предложение обсуждалось в Совете министров. «При этом ставился вопрос, – гласит поденная запись русского МИДа, – действительно Германия намерена оказать в Вене серьезное воздействие или порученное графу Пурталесу сообщение рассчитано лишь на то, чтобы, усыпив наше внимание, по возможности отсрочить мобилизацию русской армии и выиграть время для соответственных приготовлений. Общее впечатление было таково, что, если даже допустить искренность в данном случае германского правительства, то все же приходится усомниться в достижимости этим путем практических результатов, так как если Австрия зашла уже столь далеко без содействия или, по крайней мере, потворства Германии, то следует предположить, что влияние последней в Вене сильно упало, а потому и в данную минуту германскому правительству едва ли удастся многого достигнуть»132.

Утром 16 (29) июля генерал Н. Н. Янушкевич вручил С. К. Добророльскому указ об общей мобилизации, начало которой было назначено на

17 (30) июля. Указ должен был быть отправлен министрам военному, морскому и внутренних дел, чтобы они дали телеграммы командующим войсками и флотами, генерал-губернаторам и губернаторам. После этого указ передавался в Сенат. Настроение было очень нервным: В. А. Сухомлинов был сдержан, Н. А. Маклаков молился, а адмирала И. К. Григоровича эта новость настолько потрясла, что он сразу не поверил в нее и перезвонил военному министру для подтверждения – русский флот еще не был готов к борьбе с германским. Н. Н. Янушкевич постоянно находился в своем кабинете и почти все время говорил по одному из трех телефонов – придворному, министерскому, городскому133. Николай II колебался. Положение России было двойственным: предлагая переговоры, обращаясь к Германии с просьбой о посредничестве в австро-сербском конфликте, она не могла отказаться от подготовки к войне. Опыт 1904–1905 гг. доказывал, насколько опасным может быть превентивный удар. Военные и дипломаты активно отстаивали логику своих позиций.

В три часа дня 16 (29) июля германский посол граф Ф. фон Пурталес прибыл на встречу с С. Д. Сазоновым. Это был уже его второй визит на Певческий мост в этот день. Дипломат прочел русскому министру иностранных дел телеграмму имперского канцлера, в которой говорилось, что если Россия будет продолжать свои военные приготовления, хотя бы и не приступая к мобилизации, то Германия начнет мобилизацию, после чего немедленно атакует Россию134. В свойственной для германской дипломатии манере Ф. фон Пурталес назвал эту информацию, носившую фактически ультимативный характер, «дружеским предостережением»135. Его собеседник, очевидно, не был настроен шутливо. «На это сообщение, – гласит запись в протоколе русского МИДа, – С. Д. Сазонов резко ответил: «Теперь у меня нет больше сомнений относительно истинных причин австрийской непримиримости». Граф Пурталес вскочил со своего места и так же резко воскликнул: «Я всеми силами протестую, г-н министр, против такого оскорбительного утверждения». Министр сухо возразил, что Германия имеет случай на деле доказать ошибочность высказанного им предположения. Собеседники расстались весьма холодно»136. На самом деле Германия имела непосредственное отношение к ультиматуму Сербии.

Вскоре после ухода Ф. фон Пурталеса в русском МИДе было получено известие о начале бомбардировки Белграда австрийцами137. После этого в кабинете начальника Главного управления Генерального штаба генерала Н. Н. Янушкевича состоялось совещание, в котором участвовали министр иностранных дел, военный министр и ряд высших генералов и чиновников МИДа. «При всестороннем обсуждении положения оба министра и начальник Генерального штаба, – гласит поденная запись МИДа, – пришли к заключению, что ввиду малого вероятия избежать войны с Германией необходимо своевременно всячески подготовиться к таковой, а потому нельзя рисковать задержать общую мобилизацию впоследствии путем выполнения ныне мобилизации частичной. Заключение совещания было тут же доложено по телефону Государю Императору, который заявил согласие на отдачу соответствующих распоряжений. Известие об этом было встречено с восторгом тесным кругом лиц, которые были посвящены в дело. Тотчас были отправлены телеграммы в Париж и Лондон для предупреждения правительств о состоявшемся решении»138. В среду 16 (29) июля император отметил в своем дневнике: «…день был чрезвычайно беспокойный. Меня беспрестанно вызывали к телефону то Сазонов, или Сухомлинов, или Янушкевич. Кроме того, находился в срочной переписке с Вильгельмом»139.

16 (29) июля император, очевидно, все еще надеялся на то, что его обращение к кайзеру будет иметь положительные результаты. В этот день в Петергофе он принял гардемаринов, которых поздравил с производством в офицеры. «Я приказал вас собрать, господа, – сказал Николай II, – в виду переживаемых Россией серьезных событий. В предстоящей вам офицерской службе не забывайте моего завета: веруйте в Бога и в славу и величие нашей могучей России»140. Ни одного слова об угрозе войны не было сказано. Сомнения императора и надежды на миролюбие Германии в этот день возобладали. Вечером эти сомнения и надежды были развеяны сообщением из Берлина.

В 21 час 40 минут император получил телеграмму Вильгельма II: «…я не могу рассматривать выступление Австрии против Сербии как «позорную войну». Австрия по опыту знает, что сербские обещания на бумаге абсолютно не заслуживают доверия. По моему мнению, действия Австрии должны рассматриваться как желание иметь полную гарантию в том, что сербские обещания претворятся в реальные факты. Это мое мнение основывается на заявлении австрийского кабинета, что Австрия не стремится к каким-либо территориальным завоеваниям за счет Сербии. Поэтому я считаю вполне возможным для России остаться только зрителем австро-сербского конфликта и не вовлекать Европу в самую ужасную войну, какую ей когда-либо приходилось видеть. Полагаю, что непосредственное соглашение твоего правительства с Веной возможно и желательно, и, как я уже телеграфировал тебе, мое правительство прилагает все усилия к тому, чтобы достигнуть этого соглашения. Конечно, военные приготовления со стороны России, которые могли бы рассматриваться Австрией как угроза, ускорили бы катастрофу, избежать которой мы оба желаем, и повредили бы моей позиции посредника, которую я охотно взял на себя, когда ты обратился к моей дружбе и помощи»141. Идеальный вариант планов Австрии не был секретом для Берлина: Сербия должна была быть оккупирована и унижена, а ее территория разделена между соседями. Вена при этом должна была отказаться от территориальных приобретений, и это называлось Берлином «колоссальным актом милосердия»142.

16 (29) июля был опубликован и распространен указ о частичной мобилизации143. В тот же день около 11 часов вечера последовало высочайшее повеление об отмене всеобщей мобилизации144. 17 (30) июля ночью, в 1 час 20 минут, Николай II отправил ответную телеграмму кайзеру, объясняющую его колебания по вопросу о всеобщей мобилизации: «Военные приготовления, вошедшие сейчас в силу, были решены пять дней тому назад как мера защиты ввиду приготовлений Австрии. От всего сердца надеюсь, что эти приготовления ни с какой стороны не помешают твоему посредничеству, которое я высоко ценю. Необходимо сильное давление с твоей стороны на Австрию для того, чтобы она пришла к соглашению с нами»145. Еще ранее был предпринят и ряд других шагов, долженствующих продемонстрировать Берлину миролюбие России.