Читать онлайн «ЦРУ и мир искусств. Культурный фронт холодной войны». Страница 46

Именно во время «миссии» Уизнера в Лондон впервые был поставлен вопрос об издании журнала высокого уровня. Он должен был использовать левоцентристскую лексику и быть свободным от кремлёвских мировоззрений. Обе службы понимали, что они поддерживают одну и ту же идею. Уизнер и его партнёры в Секретной разведывательной службе (Secret Intelligence Service) осознавали недоработки и договорились о сотрудничестве. К концу 1951 года совместное предложение было доведено до сведения высшего руководства и передано по инстанциям. Филби перенаправил его своему помощнику в Вашингтоне Джону Брюсу Локхарту, племяннику известного Роберта Брюса Локхарта, возглавлявшего разведку в ходе двух войн. В 1917 году он был арестован Советским Союзом как шпион и заключён в кремлёвскую тюрьму. После того как звезда дяди угасла, Локхарт-младший сделал карьеру образцового офицера разведки. Во время войны он возглавил военный отдел «С» (Секретной разведывательной службы) в Италии и был экспертом по внедрению в коммунистические организации в Европе. Локхарт пользовался авторитетом в Вашингтоне, где наладил тесную связь с Фрэнком Уизнером. Когда Уизнер решил отдать своего сына Фрэнка Уизнера-младшего в колледж Регби (Rugby College), Локхарт, который там преподавал, с радостью помог ему в этом. Уизнер доверял Локхарту, но не Филби. Филби, в свою очередь, не мог подавить свою неприязнь к Уизнеру. Он писал о нём так: «Довольно молодой человек для такой ответственной работы, лысеющий и обрастающий жиром» [349].

У Джона Брюса Локхарта также были хорошие отношения с Лоуренсом де Новиллем. Они познакомились в Германии после войны. Именно Локхарт организовал встречу де Новилля и Джоссельсонас Кристофером «Монти» Вудхаузом из Департамента информационных исследований в Лондоне. Вудхауз был человеком невостребованного таланта. Он познакомился с работами Еврипида и Лукреция в 11 лет, а до войны учился в Нью-колледже Оксфордского университета у Ричарда Кроссмана и Исайи Берлина (он «низким глухим голосом вёл свой монолог» на семинарах и «был известен как единственный человек в Оксфорде, способный произнести слово «эпистемологический» в один приём») [350]. В 1939 году Вудхауз получил диплом первой степени по двум специальностям. Он мечтал о карьере учёного и читал лекции о Платоне и Аристотеле, пока не началась война. Теперь его образование проходило совсем подругой программе: «учебный плац, огневая подготовка, парашютное дело, партизанские действия, саботаж, разведка». В результате он был участником героической партизанской войны в оккупированной Греции [351].

Энергичный и смелый шпион старой школы, Вудхауз был основным действующим лицом при подготовке к свержению премьер-министра Ирана Мохаммеда Мосаддыка. Он работал рука об руку с Кимом Рузвельтом.

В результате переворота, спланированного совместными усилиями ЦРУ и Секретной разведывательной службы, была установлена ультраправая монархия Шаха [352]. После возвращения из Тегерана Вудхауз работал под глубоким прикрытием на Департамент информационных исследований. Он возглавил отдельный офис Секретной разведывательной службы напротив станции метро «Парк Святого Джеймса». Персонал офиса включал небольшую группу молодых людей из Министерства иностранных дел, формально числившихся в Департаменте информационных исследований. На самом деле это была наполовину независимая команда под руководством Вудхауза.

Вудхауз не желал «вести дела» в своём клубе «Реформа» (The Reform). Он согласился на встречу в Королевском автомобильном клубе на Пэл-Мэл, иностранным членом которого был де Новилль. Джоссельсон и де Новилль приехали на встречу в Лондон из Парижа. Именно тут поздней весной 1952 года британская и американская разведки совершили одну из самых важных интервенций в послевоенной интеллектуальной истории. Во время обеда в столовой Королевского автомобильного клуба они наметили план выпуска и тайного финансирования нового высокоинтеллектуального журнала. Вудхауз имел полномочия на утверждение проекта и сделал это без колебаний. Для Вудхауза, который работал на различные географические подразделения Министерства иностранных дел, этот проект стал скорее «рутинным завершением круга». Но он был ярым защитником психологической войны, и это предложение относилось к ней в полной мере. После переговоров в Королевском автомобильном клубе у него не оставалось сомнений по поводу достойного вклада в тайную пропаганду.

Единственное, что его не устраивало, - британцы должны были иметь возможность держать руку на пульсе. По взаимной договорённости Конгресс за свободу культуры должен был консультироваться с Вудхаузом через назначенного оперативного сотрудника ЦРУ по вопросам «оперативных» мероприятий, связанных с журналом. Кроме того, Секретная разведывательная служба имела намерение обеспечить материальную заинтересованность в проекте. Небольшие отчисления должны были поступать в результате тайного голосования Департамента информационных исследований. По мнению Вудхауза, этот взнос использовался для выплаты зарплат британскому редактору и его секретарю. Таким образом, можно было избежать нежелательных выплат ЦРУ британским субъектам.

В последующем он отмечал, что основной интерес Министерства иностранных дел в таком проекте заключается в создании инструмента передачи антикоммунистических идей интеллигенции в Азии, Индии и на Дальнем Востоке. Чтобы распространять журнал в этих регионах влияния, Министерство иностранных дел должно было закупать установленное количество экземпляров. Они предназначались для передачи и распространения через Британский совет. Кроме того, на Конгресс за свободу культуры возлагалась финансовая ответственность за журнал. Джоссельсон подтвердил, что средства будут предоставляться через Фонд Фарфилда, несмотря на то, что журнал будет работать как отдельное предприятие. Это было необходимо, чтобы развеять подозрения. И наконец, Джоссельсон проинформировал Вудхауза о предварительном отборе двух кандидатов на должность редакторов журнала. После проверки обеими службами стороны условились, что Конгресс за свободу культуры будет иметь дело с этими двумя кандидатами. В завершение Джоссельсон и де Новилль договорились выдвинуть проект, а затем снова встретиться с Вудхаузом. Тем временем Вудхауз начал искать подходящее «прикрытие» - «богатых людей» Уизнера. Они должны были передавать средства Департамента информационных исследований для нового журнала.

Американским кандидатом на должность редактора был Ирвинг Кристол, исполнительный директор Американского комитета за свободу культуры. Он родился в 1920 году в семье торговца одеждой, в 1936-м поступил в Сити-колледж, где подружился с Ирвингом Хоу, Даниэлом Беллом и Мелвином Ласки. Кристол стал членом Молодёжной социалистической лиги, вступив в антикоммунистическую левоцентристскую троцкистскую организацию колледжа. Свой невысокий рост он компенсировал наращиванием политической мускулатуры, что было довольно типично для выпускников Сити-колледжа, а также готовностью переиграть своих противников. Это обеспечило ему репутацию «интеллектуального качка». Окончив колледж с отличием в 1940 году, он уехал в Чикаго, где до призыва в армию работал грузчиком и помощником редактора экс-троцкистского журнала «Энквайери» (Enquiry). Призванный в пехоту в 1944 году, он участвовал в боях во Франции и Германии и был уволен со службы в 1946-м. Затем была Англия и работа на «Комментарий». После возвращения в Нью-Йорк в 1947 году он стал управляющим журналом.

Британским кандидатом был Стивен Спендер. Он родился в 1909 году в известной семье либералов и был тепличным ребёнком («Мои родители не подпускали меня к драчунам») [353]. Спендер не отличался характером, был беспечным и увлекался утопическими идеями. В Оксфорде в 1920-х годах он длительное время находился под влиянием У.X. Одена и добился славы вскоре после выхода своей первой книги «Поэмы», где нашли отражение сексуальные и политические настроения межвоенного периода. Его сразу же стали отождествлять с Оденом, Сесилом Дэй-Льюисом (Cecil Day Lewis) и Луисом Макнисом (Louis MacNeice) как поэта 1930-х годов. Это десятилетие стало свидетелем проникновения политики в глубины литературы и вступления Спендера в коммунистическую партию, пусть и на несколько недель. У него было больше «английского светского большевизма», чем у кого-либо, что типично для неуравновешенной политики Спендера. Позже он объяснил изменение своих взглядов и убеждений как проблему «абсолютной уязвимости и открытости» [354]. На известное замечание Генри Джеймса-старшего (Henry James Sr.) об Эмерсоне: он был как «ключ без лабиринта», Анита Кермоуд (Anita Kermode) ответила, что, напротив, Спендер был «лабиринтом без ключа» [355]. Ещё одно меткое замечание в адрес Спендера отпустил Джеймс: он был «человеком без ручки».

Позже Спендер объяснял причину своего избрания редактором нового журнала Конгресса влиянием эссе в сборнике статей «Бог, обманувший надежды». Возможно, идеальным кандидатом его сделало не столько отрицание коммунизма, сколько хорошие отношения с США. В 1948 году Спендер написал хвалебную песнь Америке: «Мы можем одержать победу в битве за европейские умы». В ней он заявил, что «хотя американская политика находит сомнительных союзников и равнодушных друзей, американской свободе слова и её наибольшим достижениям присуща аутентичностью. Сегодня она в состоянии покорить жизненно важное европейское мышление... Если бы Америка действовала в таком русле, она смогла бы выполнить свою просветительскую миссию в Европе. Тысячи студентов смогли бы оценить преимущества американской цивилизации и американского понимания свободы... Сегодняшняя реальность такова, что не следует ожидать чего-либо от пропаганды и политических запугиваний. Нужно демонстрировать европейцам наибольшие современные достижения американской цивилизации, образования и культуры [356]. Спендер с едва сдерживаемым возбуждением говорил, что «слова из уст американского или английского писателя» воспринимались европейскими студентами «чуть ли не благой вестью». По его мнению, «План Маршалла» - это было хорошо, но он считал, что «нужно также укреплять старую западноевропейскую цивилизацию верой, опытом и знаниями новой Европы, то есть Америки» [357]. Такое мнение поддерживали многие западные интеллектуалы. Раймонд Арон заявил, что он «полностью убеждён: для антисталиниста не существует иного пути, кроме принятия американского лидерства» [358]. Вряд ли можно было говорить (как случилось позже), что вмешательство Америки в «культурную борьбу» не имело поддержки на местах, когда такие люди, как Спендер и Арон, отождествляли выживание Европы с американским спасением.