Читать онлайн «Весь мир: Записки велосипедиста». Страница 16

И еще один (http://www.brightlightsfilm.com/38/muhl3.htm):

Действо делится на различные фазы. Сначала идет натюрморт. Все начинается предельно просто. Тела моделей омывает теплая вода — она бежит и бежит, не причиняя никакого вреда. Следом идет масло, различные супы с клецками, мясом и овощами, быть может, даже с виноградинами. Дальше начинается цвет: потеки кетчупа, варенья, красного свекольного сока. Местами все еще просматривается чистая кожа. Затем действие раскручивается, вперед выходит тяжелая артиллерия. Я часто использовал тесто, которое тянется массивными потеками, или яйца, муку или капусту. Наконец я высыпал матрасные перья. Во всем этом была определенная структура, в том, как материалы следуют друг за другом. Почти как в кулинарии. Однажды я делал «Выпеку ягодиц». Сначала молоко, потом яйца и сухари. Я не работал со всем телом — только с задницей, очень провокационно. Женщина стояла на коленях в кресле, развернувшись задом к публике. Сначала я обрызгал ее ягодицы молоком. Затем припорошил мукой, словно готовил кляр для венского шницеля. Мука пристала к коже. Следом я размазал яичный желток и напоследок — толченые сухари. Выглядело просто великолепно!

Отто Мюль. Фотография акции «Кто-нибудь может объяснить?» © 2009 Artists Rights Society (ARS), New York / ADAGP, Paris

А вот и та «акция», после которой Мюля арестовали:

Рождественская акция «О, елка новогодняя». Я лежу, обнаженный, с женщиной, в сени рождественской елки. Я нанял мясника. Он убил свинью при помощи шприца. Вырвал сердце и бросил его нам. Сердце все еще дергалось. Брызгала кровь. В помещении царила полная тишина, не было слышно даже дыхания.

Я медленно взобрался на стремянку и помочился на женщину и сердце свиньи внизу. И вот тогда в женщине взыграла борьба за равноправие. Она бросилась к стремянке с криком: «Ах ты, свинья! Грязная скотина!» При мне был килограмм муки, и я высыпал ее на женщину. Белый туман. Она вновь закричала: «Свинья!» — и исчезла, растворилась в тумане. В тот же миг кто-то решил закидать меня картошкой. Он подходил все ближе и ближе, мне стало не по себе. У меня оставался еще килограмм муки, и я осыпал его с ног до головы. Мука припорошила ему лицо и костюм. Он стоял там — белоснежный, как снеговик.

Отто Мюль. «Без названия» CNAC/MNAM/Dist. Reunion des Musees Nationaux/ Art Resource, NY © 2009 Artists Rights Society (ARS), New York / ADAGP, Paris

Мюль сказал: «Моя жизнь должна быть идеальной, иметь направление, служить произведением искусства». Отто воспринимал эту идею всерьез и вскоре забросил артистические «акции» и хэппенинги, созданные для утонченной публики мира искусства, решив, что они сами по себе служат чем-то вроде терапии, а потому не требуют присутствия зрителей. Значит, эти действия можно с пользой внедрить в жизнь за пределами контекста музеев и галерей. И в итоге ему удастся вырвать искусство из его «рамы», о чем он так долго мечтал: «У каждой „акции“ есть своя рама, своя сцена, и люди стоят вокруг. Все это несерьезно, имеет искусственное происхождение. А я намерен избавиться от прилагательного „искусственный“».

Под влиянием психосексуальных теорий Вильгельма Райха Мюль основал собственную коммуну. Нечто вроде бесконечного сеанса группового психоанализа. Участников коммуны поощряли разыгрывать — физически — свои сексуальные и психологические проблемы. Можно только вообразить, учитывая прежние «акции» Мюля, чем это обернулось. Брак внутри коммуны был запрещен. А еще там имелся джазовый ансамбль, поскольку Мюль был большим поклонником Чарли Паркера. Говорят, что в итоге коммуна превратилась в его личное владение, в гротеск, в кошмарный культ художника-хиппи.

Теперь же, отчасти реабилитированный в восприятии мира искусства, в последние годы Мюль получил своего рода признание в виде больших ретроспектив в престижных музеях.

Летом Берлин восхитителен. Утром я собираюсь прокатиться по Тиргартену, большому парку в центре города, но в отеле «Интеконтиненталь» как раз остановился Колин Пауэлл — тот самый, из «империи зла» (администрация Буша все еще правила страной, когда я был в Германии). По этой причине многие берлинские трассы оказались перекрыты, а сам город наводнили полицейские в облачении для разгона демонстраций. Большинству из них нестерпимо скучно, и они слоняются вокруг, принимая солнечные ванны, читая газеты и попивая кофе.

Прибытие в город представителя «империи» означает, что мне приходится выбирать окольные маршруты всякий раз, когда дела приводят меня в городской центр. Я стараюсь избежать перекрытых улиц и долгих объездов, но погода великолепна, так что я вполне доволен жизнью.

Мне приходилось слышать, что в Берлине открыт музей «Штази», а поскольку я совсем недавно прочел книгу «Штазиландия», в которой ведется подробный рассказ о стране, жителей которой Большой Брат постоянно заставлял шпионить за всеми остальными, мне показалось, что такой музей может оказаться интересным местом. Он расположен в приличном удалении от центра (едва ли не на окраине), в массивном комплексе зданий, служившем штаб-квартирой восточногерманских служб безопасности. Упоминание о нем нечасто встретишь в списках берлинских музеев (которых здесь великое множество), так что поиск его на карте потребовал от меня приличных усилий. Я выехал на велосипеде по потрясающей Карл-Маркс-аллее (логично, не так ли?) — вдохновленному Советами подобию Елисейских Полей, Авениды 9 де Хулио в Буэнос-Айресе или Парк-авеню в Нью-Йорке. Но этот бульвар даже шире и величественнее многих из них. Многоквартирные дома, высящиеся вдоль аллеи, напоминают московские «высотки», но превосходят их, соперничая с жилыми комплексами, которые стоят вдоль больших магистралей других городов; вот только здесь они более упорядочены и, точно повторяя друг друга, уходят практически за горизонт. Масштабы самой улицы и зданий на ней не совсем человеческие, эти образы навевают мне мысли о бесконечном рае какой-то идеалистической утопии. В конце концов, идеалы — как и идеологии — не имеют границ. А этот конкретный «рай на земле» не похож на типичные успокаивающие уродства модернистских проектов — то была совсем иная утопия. А здесь мы видим едва ли не североитальянскую деталировку, и даже если эти здания пугают своими нечеловеческими размерами и сюрреалистически точным повторением, они гораздо привлекательнее обычных жилых кварталов Америки и даже множества модернистских строений Запада, где полное отсутствие декора стало считаться достоинством. Ниже приведен инфракрасный цифровой снимок.