Читать онлайн «Своими глазами». Страница 31

Но не только грабители лишают древние памятники их первоначального облика. С XVII века вошел в традицию обычай ежегодно белить храмы. Больно смотреть, с каким неистовством паломники мажут стены паганских пагод, лепят все новые листки сусального золота к буддийским статуям, искажая их очертания. А ведь до того как вошла в обычай ритуальная побелка, своды паганских храмов были украшены резьбой по штукатурке и художественной росписью. В кирпичном монастыре рядом с храмом Ананда можно убедиться в этом. Темой росписи обычно служили жития Будды. Но художники, как это нередко было в эпоху религиозной живописи, изображали все, что видели вокруг. Тут и гончары, и ткачи, и вышивальщицы. Есть даже бородатые португальские купцы, сходящие со своей каравеллы в каком-то бирманском порту.

По преданию, в Пагане было 4 440 000 строений. Цифра эта, конечно, мифическая. Она означает бесчисленное множество. Помимо хорошо сохранившейся кирпичной кладки, археологам удалось найти несколько тиковых досок с резьбой X века. Кроме прочности тика, здесь сыграл свою роль и климат Пагана — сухой, почти континентальный. Горная цепь защищает излучину Иравади от летних муссонных ливней. В другой части Бирмы памятники X–XIII веков давно были бы поглощены джунглями или разрушены муссонными ливнями.

Фрески, украшавшие храмы мертвого города, доныне живут в местных художественных промыслах, так называемом паганском лаке. В отличие от китайского лака основа изделий здесь не вытачивается из дерева, а изготовляется из плетеной бамбуковой щепы. После того как лаковая масса застывает, на нее наносится резьба. И наконец, ее золотят с помощью тех же тончайших пленок, которые лепят к буддийским статуям. Так что расписные изделия бирманских умельцев покрыты настоящим золотом.

Уже совсем рассвело, и я могу окинуть взором не только древние постройки, но и то, что их окружает. В дальней, незастроенной части речной излучины разрослась роща. Неожиданно для себя убеждаюсь, что мертвый город вовсе не безлюден. Между храмами петляют тропинки. Вокруг за оградами из кактусов видны крестьянские поля. Рис здесь не растет — слишком сухо. Выращивают кукурузу, а также масличные — кунжут, сою. Крестьяне, живущие на месте исчезнувших городских улиц, жмут на продажу растительное масло, чтобы на вырученные деньги купить рис.

Тишину мертвого города временами нарушают кукареканье петухов, скрип деревянных повозок. К полудню все это стихает. И наступившая тишина вновь возвращает в давно минувшие века. Но история время от времени протягивает к этим местам нити современных событий. В 1941 году, когда японцы захватили Бирму, они запретили хранить какие-либо книги на английском языке. Библиотека Рангунского университета была тогда тайком перевезена в Паган и замурована в одной из пагод. Только благодаря этому ее удалось сохранить.

Священная гора Полпа, которая возвышается над прилегающей равниной, другим своим склоном отражается в водохранилище Чемуотау. Это первый крупный ирригационный комплекс, созданный в Бирме после обретения независимости. Строить его помогали советские специалисты. Водохранилище орошает поля жителей почти ста деревень. Благодаря ему в 50 километрах от Пагана впервые стало возможным выращивать длинноволокнистый хлопок.

Если проехать от Пагана по реке Иравади примерно 30 километров, попадаешь на нефтепромыслы Чаук. Нефтяные вышки толпятся там у берега реки, чем-то напоминая силуэты паганских пагод. Еще во времена Паганского царства бирманцы добывали там нефть для лампад. Нефтью же обмазывали сваи домов, чтобы древесину не повреждали термиты.

Прошло уже семь веков с тех пор, как Паган перестал быть столицей Бирмы. Но он доныне остается самым чтимым местом в народном искусстве. Более поздние бирманские столицы тоже стояли на Иравади. И челны, поднимавшиеся вверх по реке, неизбежно проплывали мимо этого легендарного города с загадочной судьбой.

Если есть рай на земле — он здесь, здесь, здесь! Я повторяю эти сказанные когда-то слова, сидя в десяти шагах от кромки прибоя. Шеренга легких бунгало выстроилась вдоль пляжа. Домики отделены от моря лишь узловатыми стволами магнолий и грациозно изогнутыми кокосовыми пальмами. На бирманском курорте Сандовей не возводят массивных зданий. Гораздо приятнее жить в таких легких хижинах, похожих на корзины. Их стены состоят из переплетающихся бамбуковых щеп, выкрашенных охрой. От этого домики выглядят шоколадными. Особенно приятно ходить босиком по полам из темно-коричневого тика.

Я сижу на террасе с навесом из пальмовых листьев. На столике передо мной — вскрытый кокосовый орех с соломинкой. Со стороны Бенгальского залива тянет свежий ветерок. Термометр показывает 31 градус. Но благодаря морскому дуновению зноя совершенно не ощущаешь. После напряженных дней, после дальних поездок по ухабистым дорогам особенно приятно никуда не спешить и радоваться тому, что все-таки есть на свете места, где в декабре не страдаешь от жары. На пути из Рангуна в Сандовей мы пролетали над дельтой Иравади. Там шла жатва. Виднелись ряды снопов, у селений желтело обмолоченное зерно. А часть полей уже зеленела всходами риса второго урожая. Тут и там петляли протоки, обрамленные густой зеленью. Во время муссонов дельта превращается в сплошное озеро.

К побережью Бенгальского залива вплотную подходят тропические леса. Только бухты ярко очерчены золотистыми полосками пляжей. Бухта Сандовея удобна для купания еще и тем, что вход в нее перегораживает коралловый риф. Из-за этого там не бывает больших волн, туда не заплывают акулы.

На каждом шагу груды кокосовых орехов. Одно из немногих здешних предприятий — завод, где копру разминают специальными машинами и плетут из нее канаты.

Местные жители промышляют, конечно, и рыболовством. На лов выходят вечером. Лодки выглядят небольшими, но сидит в них уйма людей: двенадцать гребцов, впередсмотрящий, рулевой и, наконец, артельщик.

На следующий день я встал до рассвета, чтобы застать возвращение рыбаков. Лодки подошли к берегу с первыми лучами солнца. Их радостно приветствовали ребятишки и собаки со всего селения. Потом из домов потянулись женщины с плетеными корзинами. Начался дележ добычи. У молчаливых мужчин оказались очень шумные жены. Получив свою долю, каждая семья вновь делила ее на две части, рыбу получше — на продажу, рыбу похуже — для себя.

После этого женщины отправились с уловом на базар, а мужчины принялись чинить сети. Около десяти часов и те и другие управились с делами, и над всей деревней закурились дымки. В половине одиннадцатого жители прибрежных селений садятся к столу. Второй, и последний раз едят перед заходом солнца, то есть около шести часов вечера. Вместо завтрака же и мужчины, и женщины обычно ограничиваются толстой самодельной сигарой. Прошелся по базару. Торговки рыбой громко переговаривались хрипловатыми голосами и обкуривали друг друга сигарным дымом.