Читать онлайн «Гений. История человека, открывшего миру Хемингуэя и Фицджеральда». Страница 26

У всех авторов Макс Перкинс вызывал такое чувство, будто он переживает за их работы так же сильно, как и они сами. Даже Скотт Фицджеральд, столп возродившегося успеха Scribners, всегда нуждался в его поддержке. Макс никогда не просил Фицджеральда (или кого-либо другого из своих авторов) подписать пожизненный контракт, так как «будет справедливо, если однажды вы захотите поменять издателя, и, несмотря на то что для меня это будет трагедией, я не стану проявлять мелочность и стоять на пути вашего личностного роста». И в самом деле, большинство договоров о публикации, заключенных Перкинсом, были устными. И нерушимыми.

Перкинс продолжал испытывать судьбу, разыскивая потенциальных новичков и воодушевляя уже опубликованных авторов на что-то, чего они еще не пробовали. В 1944-м Малкольм Коули прокомментировал, какой эффект это производило на компанию:

«Когда он поступил туда на работу, Scribners было прекрасным издательством, и дух, витавший там, позволял называть его “Салоном королевы Виктории”». Но благодаря Перкинсу и его радикализму издательство «совершило рывок, угодив из Века Невинности в самое сердце Потерянного Поколения».

В декабре 1924 года в нью-йоркское издательство прибыла посылка с целой стопкой рассказов, опубликованных во Франции под заголовком «В наше время». Автором был «этот Хемингуэй», о котором Фицджеральд говорил несколько месяцев назад. Перкинс прочитал наброски до конца февраля. Некоторые из них представляли собой хронику жизни парня из Мичигана по имени Ник Адамс, который участвовал в Первой мировой войне. Макс сообщил Скотту, что книга «производит пугающий эффект рядом кратких эпизодов, очерченных очень лаконично и мощно, наполненных жизненной силой. Это удивительное, емкое и полное экспрессии описание событий, какими их видит Хемингуэй». У Хемингуэя был свой особый, характерный стиль – такой, с каким Перкинсу еще не доводилось сталкиваться: после чтения резких, отрывистых предложений эхо грубых, чеканных слов еще долго звучало у него в голове.

«Я был глубоко поражен силой, заложенной в каждой сцене и в каждом событии, и особенно – эффективностью их взаимоотношений. Исходя из чисто материальных соображений, я сомневаюсь, что мы сможем издать эту книгу в том виде, в каком она есть на данный момент: она так мала, что не принесет книжным магазинам прибыли, если будет продаваться по стандартной цене. Жаль, ведь ваш стиль определенно принадлежит к числу тех, которые позволяют писателю поместить очень многое в узкие рамки», – написал Макс Хемингуэю.

Было очевидно, что Хемингуэй наверняка работает над чем-то, что не вызовет таких практических проблем, и поэтому он заверил автора: «Что бы вы ни написали, мы рассмотрим ваш текст с особым интересом».

Пять дней спустя Перкинс послал вдогонку за первым письмом к Хемингуэю еще одно. Он узнал от Джона Пила Бишопа,[90] одного из друзей Фицджеральда по Принстону, который работал с Эдмундом Уилсоном над поэтическим сборником под названием «Венок гробовщика»,[91] что Хемингуэй работает над следующей книгой.

«Надеюсь, что это действительно так и что нам позволено будет ее увидеть. Если вы предоставите нам такую возможность, мы прочитаем ее весьма быстро и с большой симпатией», – писал Перкинс автору.

Прошло семь недель, а от Хемингуэя не было ни слова. Это стало первым для Макса опытом знакомства с привычкой Эрнеста Хемингуэя неожиданно теряться в какой-нибудь части земного шара. На этот раз он отправился в Шрунс, коммуну в Австрии, кататься на лыжах. Хемингуэй прочитал письмо Макса, когда вернулся в Париж, и был счастлив, что тот проявил к нему интерес. Однако он уже заключил договор с другим издателем, с которым познакомился в Альпах, и, как сказал Максу, не видел возможности серьезно обсуждать какие-либо вопросы, не видя контракта на издание «В наше время» (Хемингуэй надеялся получить прибыль от сборника), предложенного издательством Boni & Liveright. Чтобы продемонстрировать свою признательность и заинтересованность в сотрудничестве со Scribners, он поделился некоторыми мыслями по поводу писательства. Сказал, что считает роман «ужасно искусственной и изжившей себя формой» и что он надеялся когда-нибудь описать свои наблюдения об испанской корриде. Гордясь своими нетрадиционными идеями, Хемингуэй постарался утешить Перкинса тем, что он в любом случае был бы для него плохим вариантом.

«Что за гнилая удача – для меня, я имею в виду», – написал Перкинс ему в ответ, сожалея, что не нашел его раньше. И просил не забывать то, что Scribners, по крайней мере, первое американское издательство, которое хотело бы с ним сотрудничать.

«С Хемингуэем все прошло очень плохо», – написал он после Скотту Фицджеральду.

Той весной Фицджеральды арендовали в Париже квартиру на пятом этаже с открытой верандой, и в мае 1925 года Скотт встретился с Хемингуэем. Эрнест считал, что Фицджеральд «очень хорош собой, но слишком смазлив». Скотт в тот месяц беспробудно пил, и во время первой встречи в баре «Динго» они так сблизились, что Скотт напился до бессознательного состояния. Эрнест заметил, что каждый раз, когда Фицджеральд опрокидывал очередную рюмку, его лицо менялось, и после четвертой его кожа так натянулась, что он стал напоминать мертвеца. Скотт считал Хемингуэя «славным, очаровательным малым», которому к тому же безумно нравились письма от Макса.

«Если у них с “Ливерайтом” не сложится, он придет к вам, у него есть будущее. Ему двадцать семь», – написал Фицджеральд Перкинсу.

Летом Скотт и Эрнест стали видеться все чаще, и в основном они пересекались в доме Гертруды Стайн.[92] Стены ее квартирки на Флёрюс, 27 были увешены полотнами молодого Пикассо, Сезанна, Матисса и других современных художников, которым она оказывала финансовую поддержку еще до того, как они обрели славу. Перкинс никогда не встречался с мисс Стайн, но ему нравился ее роман «Создавая американцев».[93]

«Тем не менее сомневаюсь, что у многих читателей хватит терпения на ее бесконечные повторы и “эффектный” импрессионизм».

Фицджеральду и Хемингуэю она казалась такой же властной, как и ее книги. Они наслаждались смешанным обществом навещавших ее литературных изгоев, таких как Джон Дос Пассос,[94] Форд Мэдокс Форд,[95] Эзра Паунд и Роберт Мак-Алмон,[96] который опубликовал книгу Хемингуэя «Три истории, десять поэм».

Хемингуэй и Фицджеральд завели привычку вместе отправляться в экспедиции, однако детская непрактичность Скотта часто приносила им кучу проблем. Одно путешествие на машине Скотта из Лиона в Кот-д’Ор возмутило Хемингуэя настолько, что он решил написать об этом Максу. Путешествие началось с того, что Фицджеральд опоздал на поезд из Парижа, а затем было целое море вина и атака диких гусей в Маконе. Закончилось все словами Хемингуэя: «Никогда… не отправляйтесь в путешествие с тем, кто вам не нравится».

Макс ответил:

«Все мои путешествия обычно заканчиваются Бостоном, Филадельфией и Вашингтоном, и моими спутниками обычно являются соседи по комнате для курения». Поначалу Эрнест питал к Фицджеральду большую любовь и уважение. Он считал «Великого Гэтсби» «совершенно первоклассной книгой». Но и тогда его уже раздражала незрелость Скотта, и он стал относиться к нему по-отечески, хотя и был на три года младше. В 1960 году, когда Хемингуэй писал о первом годе их общения в книге «Праздник, который всегда с тобой» и использовал в качестве реминисценции свои юношеские писательские дни в Париже, его тон изменился с отеческого на покровительственный. Он вспоминал, как закончил читать роман Фицджеральда и у него возникло чувство, что «независимо от того, что Скотт делал или как себя вел, я должен был понять, что это была болезнь, и я должен помочь ему, как только смогу, постараться быть хорошим другом. У него очень много прекрасных друзей – больше, чем у кого-либо, кого я знаю. И я числился среди них просто как еще один, независимо от того, могу я ему помочь или нет. Если уж он смог написать такую книгу, как “Великий Гэтсби”, то, я уверен, сможет написать еще одну, даже лучше».

Пути Хемингуэя и Фицджеральда разошлись летом 1925 года. Эрнест и его жена Хэдли отправились в Памплону смотреть бои быков, а Скотт и Зельда – на юг Франции. Перкинс получал от Фицджеральда повторяющиеся вопросы о деньгах и заверял его от лица Scribners:

«Если это воодушевит вас продвинуться в работе над новым романом, мы, конечно же, будем рады отправить вам деньги».

Макс хотел, чтобы Скотт рассказал ему идею нового романа, над которым трудился, хотя и знал, что подобные просьбы часто «охлаждают писательский пыл».