Читать онлайн «Гибель Иудеи». Страница 1

Гавань небольшого городка Путеол в Неаполитанском заливе служила центром торговли на Средиземном море. Здесь обычно стояли корабли, привозившие товары для громадного рынка на Тибре из Египта и Малой Азии, с берегов Черного моря, из Африки и западных провинций Римской империи. Громадные трифемы и легкие небольшие суда то и дело входили и выходили из гавани; в бесконечных складах ее нагромождены были товары всех стран и народов.

В конце марта 71 года в Путеолах царило необычайное оживление. В гавани стояла на якоре флотилия военных кораблей, прибывших ночью из Александрии и только начинающих высадку. Дома, гавань и все предместье украшены были зелеными венками и пестрыми коврами. На месте высадки войск из свежих цветов устроена была красивая триумфальная арка, около которой, как и дальше по всему берегу гавани, толпилось множество народу, с нетерпением ожидающего того момента, когда высадится на берег победоносный полководец.

Покорение Иудеи, осада и разрушение Иерусалима были в глазах современников одним из самых блестящих военных деяний Римской истории. Еще ни один народ не боролся с такою отчаянною храбростью за свою независимость, ни одна война не стоила стольких жертв и столько крови. Иерусалимский храм, знаменитейшая после храма Дианы в Ефесе святыня Востока, вместе с самим городом был полностью разрушен. Поэтому, когда Тит, сын императора Веспасиана, с многочисленными пленниками возвращался через Александрию в Италию, народ приветствовал его, как увенчанного славой победителя, и торжество в Путеолах было лишь преддверием того блестящего триумфа, который ожидал римского полководца в столице на семи холмах.

Наконец золоченая лодка, украшенная венками и цветными лентами, на которой находился полководец, приблизилась к берегу. В других лодках находились военные легаты и начальники триб, разделявшие с Титом торжество. Но глаза всех устремлены были только на Тита; к нему одному относились ликование и победные крики, которые далеко разносились по заливу.

Круглое лицо с чуть изогнутым носом и дружеская улыбка Тита были так доброжелательны и приветливы, настолько были чужды жестокости, что многие, видевшие его в первый раз, удивленно спрашивали себя: неужели этот человек вел кровавую войну и столько раз сам изумлял своей храбростью на поле боя. На нем была гладко прилегавшая туника ярко-красного цвета, поверх нее перекинут был через правое плечо плащ с золотой застежкой.

В свите Тита находился человек, принадлежавший к побежденному иудейскому народу. Это был Иосиф Флавий, который некоторое время руководил обороной в осажденном городе, но, видя неизбежную гибель Иерусалима, перебежал к римлянам. Ласково принятый Титом, он в скором времени заслужил его доверие; еще в лагере под Иерусалимом он начал писать свою историю иудейской войны, являвшуюся прославлением победителя. Иудей Иосиф, принявший римское фамильное имя Тита, был несколькими годами старше самого Тита; резкие черты лица и поседевшие раньше времени волосы свидетельствовали о том, что он перенес…

После Тита наибольший интерес у собравшейся в гавани толпы возбуждал пленный царь Иудеи. Когда он, полунагой, с цепями на шее и руках, вышел на берег, солдатам пришлось употребить силу, чтобы удержать толпу, которая готова была растерзать его. Обливаясь кровью, осыпаемый градом ругательств и насмешек, скорее полумертвый, чем живой, дошел он до темницы, откуда в ближайший день должен был отправиться на верную смерть в Рим.

В то время, как легионы, получившие перед этим несколько дней отдыха, из Путеол, вместе с пленниками и богатой добычей, направились по Аппиевой дороге в Рим, Тит, оставив их, поспешил явиться к своему царственному отцу в его дворец в горном предместье Сабин.

Было много важных вопросов, которые Веспасиан желал обсудить с сыном. После жестокого царствования Нерона три соперника: Гальба, Оттон и Вителий, в борьбе за право владеть миром, готовы были навлечь новое бедствие на Рим, если бы, к счастью, палестинские легионы не провозгласили цезарем Веспасиана. Действительно, столица приняла победителя с радостью; однако старый римский орел подозрительно смотрел на быстрое возвышение человека из Сабинских гор. Казна была истощена, торговля и экономика расшатаны, порядок и спокойствие, необходимые условия для всякой плодотворной деятельности, предстояло еще восстановить. К тому же из Азии приходили тревожные вести: дикие кочевые племена готовились к новому нападению на римские провинции. При этом положении дел так необходимы были цезарю преданные и вместе опытные люди, и как мало было таких, на которых можно было всецело положиться!

– Единственный человек, – проговорил Веспасиан с досадой, – на которого я мог бы рассчитывать, – это твой помощник, Муций. Но ты лучше меня знаешь, с каким удовольствием эта упорная лошадь может сбросить в яму и колесницу, и кучера. Мой брат, Климент, – продолжал цезарь, мрачно насупившись, – мог бы помочь мне, но с некоторого времени он совершенно удалился от общественных дел.

– Я в Риме явлюсь прежде всего к нему, – сказал Тит, – и постараюсь убедить его, чтобы он в интересах нашего рода принял на себя одну из важнейших должностей. Климент столь же умен, сколь и энергичен, и нам никак не обойтись без его помощи.

– Да, но он упрям как мул; уж если он не захочет чего сделать, то не сделает ни за какие блага, – раздраженно сказал цезарь. – Отчего, однако, произошла с ним такая перемена, я не знаю. Прежде это был честолюбивый человек. Теперь же на все мои предложения он отвечает упорным отказом. Я не буду удивлен, если его не будет при нашем триумфальном шествии.

– Но почему, – воскликнул Тит, – почему он стал так чуждаться людей? Что у него, денежные дела плохи? Или он с женой не ладит? Может быть, он нездоров?

– Нет, – усмехнулся цезарь. – У него особый род помешательства. Он принимает у себя бедняков и калек и хочет посвятить всему этому отребью свою жизнь. Представь себе, он устраивает даже в доме какие-то собрания из престарелых мужчин и женщин.

– Тогда нужно назначить над ним опеку.

– И вот, в то время, как этот человек, который должен бы служить у меня правой рукой, впал в позорную бездеятельность, – продолжал цезарь с негодованием, – твой брат Домициан, которому недостает столько же ума, сколько и опыта, с ненасытным тщеславием стремится все к большим и большим должностям. Он мне противен, как старое и кислое вино, которого я никогда не мог пить. Думаю, что бессмертные боги все же отдалят тот день, когда Домициан станет моим и твоим преемником.

На следующий день Тит отправился в Рим, чтобы посетить Климента. Но первым, кого он посетил в столице, был не его дядя.

Ирод Агриппа II, получивший от своего отца титул царя Галилеи, был в дружеских отношениях с Веспасианом и его сыном. Он и после покорения Иудеи удержал свое царское достоинство, управляя своею областью, как и раньше, из Рима, где у него был свой двор. Его сестра Береника, царица Киликии, отличалась замечательной красотой и умом. В кругу высшей римской знати она задавала тон и предписывала моды. Иудейского у ней было только имя. Она придерживалась предписаний закона Моисеева и соблюдала иудейские праздники, но это делали многие римские матроны, называемые прозелитками врат.

Именно к Беренике и спешил сейчас Тит. После короткого супружества он успел лишиться и второй жены. Римляне знали, что красивая и умная Береника покорила его сердце.

Ирод вместе с сестрой жил в Авентинском дворце, принадлежавшем казне, который уступил им Веспасиан. Из дворца открывался чудный вид на цепь Ватиканских гор и на Тибр, кативший свои желтые воды, внизу же расстилалась бесконечно разнообразная жизнь Эмпориума, где из многочисленных кораблей выгружались товары.

Дворец был обставлен с царской роскошью; находившиеся в глубине его покои царицы имели все, что только богатство и искусство способны были создать во дворцах римских сенаторов. В комнате, которая была предназначена Береникой для приема Тита, мягкие персидские ковры покрывали пол; на окнах висели пурпуровые занавеси из Тира; выточенные из слоновой кости языческие божки поддерживали столы, верх которых состоял из сплошного ствола кипариса; сделанные из золота и слоновой кости сиденья покрыты были коврами. В библиотеке можно было найти все новейшие рукописи и между ними стихотворения, в которых поэты воспевали саму Беренику.

Береника была олицетворением восточной красоты, полной очарования и жизни. Густые, черные с отливом волосы, поддерживаемые спереди золотой пряжкой, роскошными локонами ниспадали на плечи; черные глаза, тонко очерченный нос и губы, очаровательная улыбка, стройный стан – все было исполнено красоты и изящества.

Царица старалась подавить волнение, с каким она ожидала теперь прихода Тита.