Читать онлайн «Черниговка. Исторические портреты». Страница 77

30

«Прилепися же к несвойственному плотскому вожделению, сего ради по нужде подпаде тлению, и смерти нетления бо и жизни отлучися, подпаде в сицевое плотское неразумное сочетанье, от совершеннаго разума и возраста преступлениям изведе Адам естество наше в детский возраст безсловесное младоумие, во еже малыми немощесмотрящими отрочаты в мир раждатися нам, по нужде сице раждатися и бытии в мир осужденны быхам».

По известиям одного современника, православного, но ополченного шляхтича Ерлича, Петр Могила, прибывши в Киев в 1633 году, обращался грубо и жестоко со своим предместником Исайею Копинским: дряхлого и хворого старика схватили в Златоверхо-Михайловском монастыре в одной волосянице, положили на лошадь, словно мешок, и отправили в Печерский монастырь, где он скоро и скончался в нужде. По известию того же Ерлича, Петр Могила был человек жадный и жестокий, истязал бичами монахов Михайловского монастыря, допытываясь, где у них спрятаны деньги; одного печерского монаха Никодима обвинил в наклонности к унии и отослал к казакам, которые приковали его к пушке и продержали таким образом шестнадцать недель. Эти известия не могут быть признаны вполне достоверными. В 1635 году в городском овруцком суде происходил процесс между иноками Михайловского Златоверхого монастыря и Исайею Копинским. Иноки жаловались, что Исайя Копинский в 1631 году, опираясь на то, будто все монахи Михайловского монастыря избрали его игуменом, выгнал при содействии казацкого гетмана Гарбузы игумена Филофея Кизаревича и оставался в монастыре до 10 августа 1635 года, а в этот день, уехавши из монастыря, взял с собою документы на монастырские имения и захватил также разные вещи из ризницы. Это показание противоречит известию Ерлича, относящего выход Исайи Копинского из Михайловского монастыря к 1633 году, так как из показания монахов видно, что Исайя оставался в Михайловском монастыре гораздо долее 1633 года. Существует протестация самого Исайи Копинского, который показывает, будто он уехал из монастыря потому, что Могила притеснял монастырь, делал разорение монастырским местностям и после удаления его, Исайи, неправильно отдал монастырь во власть Филофея Кизаревича, окрестивши его игуменом. Но протестация Исайи заключает в себе неверность. Не Могила после удаления Исайи из Михайловского монастыря окрестил игуменом этого монастыря Филофея Кизаревича. Кизаревич был избран Михайловским игуменом еще прежде, чем Исайя овладел монастырем в 1631 году. Это несомненно из актов того времени, на которых Кизаревич подписывался игуменом Михайловского монастыря. Оказывается, что в самом монастыре было две партии, из которых одна хотела дать игуменство Кизаревичу, другая – Копинскому, и Могила, как кажется, благоприятствовал первому. После протестации, поданной Исайею, Могила в феврале 1637 года пригласил Исайю в Луцк и там в присутствии многочисленного духовенства примирился с ним. Исайя дал Петру Могиле «квит», т. е. отказался от своего иска. Но вслед за тем Исайя через своего поверенного возобновил свой иск, заявивши, что Петр Могила насилием принудил дать ему «квит». Жалоба дошла до короля. Исайя внес в градские владимирские книги королевское письмо к волынскому воеводе о назначении комиссии для разбирательства спора между Петром Могилою и Исайею. Из этого письма видно, что к королю поступила жалоба, будто Петр Могила не только ограбил церковное и частное достояние Копинского, но и самого Исайю бил до крови и подвергал тяжелому заключению. Так как производство дела этой комиссии до нас не дошло, то и нет возможности для истории произнести приговор по этому делу. Но у Ерлича встречается еще одно известие о Могиле, также несправедливое. Ерлич говорит, будто Могила, желая завести школу в Печерском монастыре, выгнал монахов Троицкого больничного монастыря, чтобы отдать под школу занимаемое ими место. Из актов же того времени видно, что Могила, будучи еще архимандритом, назначил под предполагаемую школу место с садом и огородом по одну сторону главных ворот, на которых находилась больничная церковь, между тем как госпиталь с больничными монахами находился на другой стороне от ворот. Таким образом, не было никакой необходимости Могиле выгонять монахов для постройки школы. Притом же сам Могила заботился о госпитале и содержал его на свой счет.

Ему приписывают сооружение пристроек к Ярославовой стене, укрепление их контрфорсами, закладку куполов на хорах, сооружение над ними других куполов на кровле и даже размалевку стен, которою закрыты были старые Ярославовы фрески. Но с этим нельзя согласиться. Архитектура пристроек, и особенно двухглавые орлы, указывают на более позднее время. Сверх того существуют рисунки, оставленные после Могилы, на которых Софийский собор не в том виде, в каком теперь. В «Триоди», изданной во Львове в 1642 году, в посвящении Петру Могиле говорится о возобновлении Св. Софии в таком виде: «Церковь Св. Софии в богоспасаемом граде Киеве негдысь от святыя памяти княжати и самодержца всея России Ярослава сбудованую и на приклад всему свету выставленную, преосвященство ваше в руинах уже будучую знову реставровал и до першей оздобы коштом своим старанем своим привел, а до того и внутрь розмаитыми иконами святых Божиих и апаратами церковными дивно приоздобил».

«Читая эту книгу, – говорит в предисловии к ней Могила, – легко понять, что способ совершения Св. Тайн остается у нас единообразным; стоит только сличить наш «Евхологион» с греческим. Если в требниках, изданных в Остроге, Львове, Стрятине, Вильне, есть какие-нибудь описки и погрешности, то такие, которые не отменяют ни числа, ни материи, ни формы, ни силы, ни скутков (последствий) Св. Таинств; притом отмены произошли от простоты и нерассудительности исправителей; при всеобщем невежестве и при небытности православных пастырей издатели смотрели не на сущность материи или формы, а на одни существовавшие обычаи. И потому иное нужное опустили, а ненужное внесли».

От времен Могилы остались до сих пор в Малороссии немногие местные отличия в богослужении, не принятые в Великой Руси: так, например, заимствованные из западной церкви «Пассии» – чтения евангелий о страданиях Иисуса Христа с пением страстных церковных стихов на повечерии по пятницам, в первые четыре недели Великого поста, причем говорятся иногда и проповеди.

Ей суждено было уже по смерти Могилы быть напечатанной в Европе, сперва на греческом, а потом на латинском языке, заслужить уважение ученых-богословов, а на славянском языке явиться уже в 1696 году в Москве, и то в переводе с голландского издания на греческом языке 1662 года.

Полное заглавие ее следующее: «Al0os или камень с пращы истинны Церкве святыя, православныя российския, на сокрушение ложнопомраченной перспективы или безместнаго оболгания, от Кассиана Саковича, бывшего прежде некогда архимандрита Дубенскаго, унита, аки о блуждениях, ересех и самоумышлениих Церкви Русския, в Унии не сущия, тако в составлениях веры, якоже в служении тайн и о инных чинех и законопреданиих обретающихся, лето Божия 1642 в Кракове типом изданнаго, верженный чрез смиреннаго отца Евсевия Пимина в монастыре св. чудотворныя Лавры Печарокиевския, лета Господня 1644».

Так, приезжавший в Москву монах Густынского монастыря Пафнутий в расспросе сообщил, что «епископ Исайя писал в Дубенский и Густынский монастыри, что митрополит Петр Могила королю, всем панам радным и арцибискупам лядским присягал, чтобы ему христианскую веру учением своим попрать и уставить всее службу церковную по повелению Папы Римского, римскую веру и церкви хрестьянские во всех польских и литовских городах превратить на костелы лядские и книги русския все вывести». То же показал игумен густынский Василий, перешедший в Москву.

Поздравляя.

Отрывок из этой речи напечатан под портретом Полуботка в первом издании «Истории Малой России» Бантыш-Каменского: «вступаючись за отчизну, я не боюсь ни кандалов, ни тюрьмы, и для меня лучше найгоршою смертию умерти, як дивиться на повшехну гибель моих земляков…» Такой портрет с тою же надписью, писанный масляными красками и от старости потемневший, видел я у одного казака в мест. Монастырище Нежинского уезда.

Прощаться.

Должен был.

Сплетнях.

Для унижения.

Не надеялся.

Очень.

Или нет.

Искать.

Поручаю.

Внезапно.

Выпроваживал.