Читать онлайн «Божественная комедия. Рай». Страница 31

161

Павел Орозий, испанский священник IV века, автор «Семи книг, истории», которыми пользовался Августин, – его современник, старший его по возрасту. Дант называет его «защитником христианства», так как тенденция его книги – оправдать христианство в возводимом на него обвинении, что оно погубило Римскую империю. Г. Буассье («Падение язычества») приписывает Орозию славу первого по времени мирового историка.

Северин Боэций, римский сенатор и друг Теодориха Остготского. О нем у Гиббопа: «Это последний из римлян, которого Катов или Туллий признали бы своим братом. Потомок знатной фамилии Анициев, он восемнадцать лет прожил в Афинах, дав латинским читателям возможность познакомиться с основами всех эллинских искусств и наук. Геометрия Эвклида, музыка Пифагора, арифметика Никомаха, механика Архимеда, астрономия Птоломея, Платон и Аристотель с комментариями Порфирия нашли себе латинское воспроизведение под неутомимым пером сенатора. Будучи заподозренным в заговоре против Теодориха и заключенным в одной из башен Павии он написал книгу «De consolatione Philosophiae,» обессмертившую его имя. Защитник церкви против ариан, весториан и евтихиян, он канонизирован при императоре Оттоне, а его гений, рассеивая густую тьму средневековья, нашел себе в величайшем из английских королей переводчика своей книги на его родной язык. – Церковь Cield’auro или Ciel d’or в Павии – место его погребения.

Невеста Божья – церковь.

Вентури видит в этих стихах подражание Лукрецию.

О miseras huminum mentes, о pectora caeca и т. д.

Речь идет о превосходстве возносящей ныне поэта созерцательности перед всеми другими земными стремлениями. Афоризмы в смысле медицины вообще (от Афоризмов Гиппократа).

Св. Фома Аквинский.

Ст. 96 и 113, Х-й песни дают Данту повод к рассказу биографий двух основателей главных монашеских орденов его времени – св. Франциска Ассизского и св. Доминика. Он делает при этом оценку их положения в истории (ст. 28–36) и их взаимного различия, как представителей двух сторон христианского совершенства (ст. 37–39), а также глубокомысленную и серьезную оценку основанных ими орденов и их нынешнего положения. Такая оценка и рассказа вложены в этой песни в уста св. Фоме, а в следующей св. Бонавентуре, причем у Данта доминиканец св. Фома прославляет св. Франциска, прежде чем сетует о падении своего ордена, а францисканец св. Бонавентура прославляет св. Доминика и бичует порчу францисканцев, из чего легко вывести взгляд самого поэта, – что два враждебных друг другу на земле ордена в сущности служить одной цели двумя разными путями (ст. 40). Не говори о поэтических красотах, обе эти песни замечательны силою обличения двух могущественнейших орденов Дантова времени, смелостью и евангельской простотой этого обличения.

Невеста, с которой Христос обручился кровью, – церковь.

В херувимах преобладает знание, в серафимах – любовь. Мистик св. Франписк был поэтому подобен вторым, тогда как исследователь св. Доминик – первым.

Здесь описывается местоположение города Ассизи, родины св. Франциска, находящегося в 12 милях от Перуджия, между реками Тпино и Кьясси, на склоне Монте-Субазо, на которой находится монастырь св. 7бальда; эта гора производит в Перуджии холод, когда она покрыта снегом и отражает солнечные лучи летом, производя в Перуджии больший жар, чем в окрестностях. Гвальдо и Нэчера – два городка, подвластных Перуджии и обложенных в пользу нее большими налогами.

Т. е. солнце, восходящее с Ганга. Сравнение это взято поэтом из Апокалипсиса VII, 2: «И я видел другого ангела, нисходящего с востока, где престол Бога живого». Эти слова св. Фома прилагает к св. Франциску, возвышенному энтузиасту и pater seraphicus‘y церкви.

Следующее знаменитое прославление св. Франциска обосновано исторически. В самом деле, это была одна из удивительнейших и чистейших личностей в истории и католицизма, истинное «солнце» последнего. Сын богатого купца Бернадоне, он еще юношей, несмотря на гнев своего отца, отказался от имущества, возлюбил бедность как «невесту» и принял в 1206 г. монашество. Под сводами огромного собора в Ассизи до сих пор еще стоит маленькая капелла Портиункула, – место пострижения св. Франциска и основания его ордена; эта капелла и построенный после его смерти великолепный «обор, являющийся одним из редких образцов перенесения готики на итальянскую почву, служат памятником произведенного св. Франциском громадного впечатления на всю средневековую жизнь и источником церковного искусства. Готический стиль, не привившийся в Италии, которая боролась с ним всем существом своего художественного инстинкта, здесь, в скромном своем проявлении, соответствует мистицизму святого. Пейзаж, его окружающий, – холмы, встречающиеся в картинах Перуджино и Рафаэля, и храм является на нем скромно, без того заносчивого стремления вверх, как на севере. Он состоит из верхней п нижней церкви, – выражающих различное направление религиозного экстаза: внизу сокрушение о грехах я возмездии, вверху – блаженство и чаяние спасения. Великий Джиотто, прославивший своими фресками эту церковь, сам был францисканцем, – да и кто же им не был тогда? Pietro de Vineis (см. XIII песнь «Ада») говорит, что в то время редко кто не принадлежал к общине, основанной св. Франциском, тем более, что францисканцы принимали в свой круг и мужчин и женщин. Сам друг Данта, это художник воплотил в краски аллегорию Данта и брак св. Франциска с бедностью, воспользовавшись большими горизонтальными пространствами, уступаемыми под фрески ясной и легкой формой готического стиля верхней церкви. Его двадцать восемь фресок из жизни св. Франциска доселе привлекают внимание туристов, (по Вышеславцеву «Джиотто и Джиоттисты»).

Христа, который также отрекся от земного стяжание.

Амиш, о котором рассказывает Лукан в «Фарсалиде» был бедный рыбак, который беззаботно спал в своей хижине, не заботясь о близкой войне, в то время, когда Цезарь искал под его кровлею приюта от настигшей грозы.

Бедность осталась верною Христу и на кресте, и последовала за ним и в гроб, куда за ним не могла последовать св. Дева.

Бернард, Эгид и Силыестр были первыми последователями св. Франциска. Одежда его ордена – сандалии, обнажавшие ноги, коричневый капюшон и веревка вместо пояса.

А не земных его последователей, живущих не в его духе.

По-итальянски archimandrita. По-гречески архимандрит означает главу овчарни. Слово, обыденное по-русски, является необычным в итальянском тексте

Хотя в Риме не задолго перед этим состоялось постановление – не увеличивать количества монашеских орденов, но папа Иннокентий III, пораженный удивительною личностью св. Франциска, а также, как гласит легенда и чудесным видением, даль согласие на основание нового ордена, который к обычным двум монашеским обетам – смирения и целомудрия, – прибавлял еще бедность с неумолимой строи остью к себе и таким образок заслуживал данное ему средними веками название нищенствующего ордена. Торжественно же его устав были утвержден папою Гонорием III в 1223 году.

Св. Франциск присоединился в 1219 г. к крестовому походу и безуспешно проведывал христианство султану.

На высшей вершине Аппенин перед смертью св. Франциск получил от Христа стигматы т. е. изображения крестных ран I. X. на теле

Опять Бедность, как и во всей песни.

Бедный не только на словах, но и на деле, св. Франциск простер свое отречение от земных благ до того, что не имел ничего кроме платья. В смерти он отрекся даже и от этого и завещал похоронить себя совершенно обнаженным. Кроме такой беззаветной любви к человечеству, этот удивительный человек обладал таким глубоким чувством природы, что даже разговаривал с птицами. Сохранился его гимн к солнцу. Он является противоположностью мрачному и суровому св. Доминику, орден которого впоследствии выродился в инквизицию.

Теперь речь переходит на св. Доминика, последователи которого, имея одинаковые дела с последователями св. Франциска, «пренебрегли кормом старым».

Петров корабль – церковь. Наш патриарх – св. Доминик так как это говорит доминиканец св. Фома.

Таким сравнением Дант показывает, что круг духов вращается горизонтально. В Convito, III, 5, он делает такое же сравнение, говоря о видимом движении солнца: non modo di mola, ma di rota, не как жернов, а как прялка.