Читать онлайн «Сдвиг». Страница 4

От лица мирового сообщества ученых выступали двое: пожилой английский литератор романист Стивенсон, сухощавый старик в мятом пиджаке, фантаст и провидец, и профессор Конюхов полноватый человек средних лет с мутными маслянистыми глазами и короткой рыжей бородой, так же в мешковатом плохо скроенном пиджаке, хорошо известный в определенных научных кругах, как мистик практик.

Съемки происходили в небольшой государственной студии. Перед выступающими стоял деревянный грубой работы кособокий столик на коротких ножках на нем гроздьями разнокалиберные микрофоны с эмблемами газет, журналов и издательств, для докладчиков небольшой продавленный диван из искусственной кожи. Вся обстановка студии, дешевые обои, низкие потолки, задрипанный коврик на полу и тусклый телевизионный свет демонстрировала привычный экономный, а попросту говоря нищенский государственный стиль. Чиновничье дело в нашей эпохе было атавизмом, марионеточным придатком литературной элиты и финансировалось по остаточному принципу. Госслужащего было легко узнать по нищенскому одеянию, мятой не современной одежде, голодному измученному финансовыми трудностями взгляду и порванной никудышной обуви. Государственное администрирование переживало период полной стагнации и не нужности. Роль их сводилась к информированию населения, да к ведению текущей общественной бухгалтерии, но и с этой задачей они справлялись из рук вон плохо. Такова была действительность, эпоха лучших времен для этой сферы человеческого управления минула много тысячелетий назад. Говорят, что когда-то чиновники имели какой-то невероятный вес в обществе и уникальный статус чуть ли не избранных. Но сейчас об этом вспоминают с усмешкой, с язвительным юмором. Можно ли считать этих убогих учетчиков информаторов — чем-то более, чем они являются на самом деле? То-то и оно. Теперь убогая когорта госадминистрации лишь пыль под ногами Великих Писателей Белого Света. Так было всегда, а о другом история умалчивает, свидетельств тому не сохранилось (Свидетельства похоронены в земле, на глубине сто тысяч миль, утонули в матушке Земле, туда им и дорога — по Гамильтону).

Ковальчук в центре, слева Стивенсон справа Конюхов. Лица докладчиков и это было заметно даже через рябь и подергивания некачественной видеозаписи, были угрюмы и напряженны. Говорили по очереди. Начинал Ковальчук, подрыв пленки, Стивенсон, подрыв, ложная склейка, Конюхов, примитивный спецэффект «шторки», общий план докладчиков. Скачек звука, Конюхов, изображение завалилось вправо, задрожало, дернулось, Стивенсон, ушло в черное, на полсекунды вспышка — Ковальчук, молчание, крупно Стивенсон, концовка — общий план докладчиков. Нередко фразы обрывались на полуслове, да так, же и начинались. Сюжет был смонтирован второпях, это было заметно не вооруженным взглядом.

Смысл обращения сводился к тому, что появление «чужих» это вероятно следствие некого террористического магического эксперимента, и до конца не ясно, то ли теракт, то ли просто какой-то мистический сбой или сдвиг. Природа явления пока не поддается детальному изучению, сообщали докладчики, но сам факт предстоящего катаклизма — подтвержден официально. Названное для простоты — СДВИГОМ, явление официально признанно и завизировано, как и властями РФ, так и мировым сообществом ученых и Писателей. Сдвиг сертифицирован в Государственной Магической Палате. Ему определенна высшая шестая степень опасности, уровень, говорящий о многом. В конце сюжета Стивенсон уронил на пол карандаш, чуть повозившись в три погибели, он отыскал карандаш, поправил сбившийся на бок засаленный галстук и в полголоса бросил в сторону, бегите, бегите, бегите, спасайтесь… Шторк, и сюжет прервался.

Ну, надо же, я еще в этот момент подумал, каких только Палат у нас нет, уже и Магическая Палата РФ появилась. Этот сюжет показали по всем федеральным телеканалам с преобладающей долей государственных акций: РТР, ОРТ, Спортивный канал и по Культуре. Что же до граждан, которые принципиально не смотрят государственное телевидение, как, будто им и дела до таких не было. Впрочем, такой наплевательский подход к распространению информации был делом обычным для России, аинформативность, рецессии информационных полей традиционны для наших широт.

Углубленный в размышления корректор снял со стены, у ящика сообщений, перчатку самописца и медленно водя прибором по белым листам бумаги, написал несколько писем: матери, Катюне, брату и двум коллегам с работы. Письма носили рекомендативно-прощальный характер, содержали по два три небольших абзаца в основном общих фраз и стандартных прощальных предложений. Чуть повозившись с редактурой фрагментов, корректор поставил печати и расписался, свернул листки аккуратными шестнадцатиугольниками и утопил получившиеся конверты в прорезь рассылочного ящика. Прерывистый свист свидетельствовал об успешной отправке посланий. Обдумывать и принимать решения лучше всего на свежую голову, тем более еще целые сутки в запасе. Появление «чужих» ожидалось в полночь с пятницы на субботу, а сегодня была среда. Ах да, уже четверг — сказал корректор, вслух, глядя на часы, в дорогом кожаном переплете висевшие на стене напротив и лег спать. Часы — подарок родной редакции на юбилей безупречной службы, теплые воспоминания о скором повышении уровня последнее, что нежным туманом обволокло сознание, и он уснул.

Утро, готовлюсь встретить Сдвиг во всеоружии, сооружаю баррикады. Укрепление периметра затеял с окон, которые плотно закрыл и блокировал створки дополнительными длинными шурупами. Сами стекла заклеил непрозрачной упаковочной бумагой. Оставив открытым только окно на кухне, его я планировал драпировать ватным одеялом. В получившимся новом сумраке, пораскинув мозгами, решил заодно забаррикадировать и двери, ведущие на лоджию и в спальню. Я рассуждал так, мне хватит и кухни с ванной, остальное пространство ни к чему. Мне не привыкать жить на кухне, воспоминания о студенческой жизни призрачной тенью мелькнули в памяти. Лучшего места для встречи со Сдвигом и не придумать. Кухня — защитник, кухня — бункер, кухня — территория свободная от предрассудков, кухня светлое место приёма пищи, кухня почти святилище. На кухне есть все, что нужно для полноценной жизни! Я мог бы еще долго убеждать самого себя в избранности кухни по сравнению с другими помещениями квартиры, однако в тот момент я искренне верил в неприступность бастиона под названием — кухня. Я принес раскладушку, несколько покрывал и ватное одеяло. Вкрутив несколько саморезов по верху окна, примерил новую занавеску — ватное одеяло, звуко-свето маскировка была готова. Довольный собой свалил оставшееся нужное барахло в углу, после чего сначала забил гвоздями дверь в спальню, потом в гостиную. Окончательно замуровав вход в комнаты тяжеленным буфетом. Который полчаса толкал ногами, сантиметр, за сантиметром продвигаясь к цели, то есть к двери, ведущей в другие комнаты.

Закончив с дверьми и окнами натянул заношенные гриндерсы и надев поверх летной куртки грубый кожаный плащ, засобирался на улицу. Вид у меня был странный, все-таки на улице было лето хоть и дождливое и непривычно прохладное, но лето, а я собираюсь выйти в куртке в плаще, да еще и в высоких ботинках на шнуровке — жесть короче. На меня будут удивленно смотреть, на что конечно наплевать, хотя это неприятно ловить на себе насмешливые взгляды прохожих, да плевать. Пусть думают, что хотят.

Пока хозяйничал в квартире и готовился к катаклизму, я несколько раз включал телевизор. Образовательные и литературные каналы не работали, везде транслировалась черно-белая рябь эфира. Ни новостей, ни программ научного характера не было, было ощущение какого-то траура, какой-то растущей тревоги. В ящике мгновенных писем было пусто, сигнал он-лайн конференций равномерно мигал, машина работает, сомнений нет. Уже в напяленном на куртку плаще щелкнул переключателем проводной радио-ракушки и, убедившись, что деревянный раструб издает только шипение эфира, вышел на улицу. Так как дни предполагаемого появления «чужих» и возникновение катаклизма под названием Сдвиг администрация города объявила вроде как вынужденными всероссийскими выходными на улице было пустынно и по воскресному тихо. Одинокие прохожие попадались мне на встречу, в основном это были молодые люди низших уровней, беззаботно бредущие куда-то по своим делам с дешевой периодикой в руках. Выходные действовали на многих одинаково — читать только беллетристику, бульварные романы да развлекательную отупляющую периодику, бездельничать, развлекая себя или окружающих деструктивной функцией безделья. Так сложилось, что жил я в районе фермеров, недвижимость здесь была весьма доступна, но за это приходилось расплачиваться соседством с самой малообразованной расой города — фермерами, или цветочниками, как называли их за глаза.