Читать онлайн «Художественный музей Адати Япония». Страница 4

В этой композиции художник следует принципам традиционного жанра дальневосточной живописи «цветы и птицы», словно выделяя часть пейзажа, в данном случае — сада, и пристально рассматривая его. Но, как известно, в таком изображении помимо чарующего мастерства и убедительности, воссоздающих не только облик, но, кажется, и аромат роскошных нежных пионов, венчающих зеленое кружево куста, заключено и пожелание богатства, процветания. Самозабвенно поющая птичка усиливает ощущение счастья и полноты бытия. В Японии предметы, украшенные такой благопожелательной символикой, принято дарить молодоженам.

Если в начале творческого пути Сакакибара Сихо интересовался европейской западной живописью и много экспериментировал, то позже он искал источники вдохновения в своей душе и природе.

Простой мотив отдыхающих и, кажется, щебечущих на ветках старой сливы крохотных птичек-белоглазок, напоминающих более знакомых нашему зрителю пеночек, — непосредственно увиденная, веселая и отрадная картина скорого прихода весны. И хотя ветки местами еще припорошены снегом, а некоторые представляются и вовсе сухими, белые цветы сливы и яркое оперение птиц показывают, что тепло не за горами. Эта картина будто иллюстрирует мысли Сакакибары Сихо, изложенные в его книге «О живописи цветов и птиц», изданной в 1926, о том, что цветами и птицами можно любоваться всегда. Это радость, данная нам изначально, непосредственно самой природой. Цветы и птицы — один из самых доступных и близких источников красоты в окружающей жизни, и он неизменно дарует человеку нескончаемые импульсы жизненных сил, ощущение счастья и любви.

Наверное, без преувеличения можно сказать, что тема цветущей сливы прошла через всю жизнь художника. Эти крепкие, узловатые ветви, покрытые цветами, Сихо изображал и в юности, и позже, когда отдавал все силы педагогической деятельности, и в последние годы жизни. Его глубокое проникновение в красоту природы ощутимо и в данном монохромном свитке.

Цветы сливы написаны против света, так называемым приемом контражур и кажутся темными. Мастер изобразил сорт сливы, цветущей красным. Не менее важным, чем ветви и цветы на первом плане, для художника становится светоносное пространство. Кажется, реальный солнечный свет играет на ветках, заставляя сверкать их контуры и погружая отдельные участки в глубокую тень. Однако Сихо избегает полной иллюзии и натурализма, делая композицию монохромной, и эффект света, возникающего на влажных ветвях, — результат искусной работы традиционными материалами — тушью и кистью.

Цутида Бакусэн родился в богатой и влиятельной семье. Отец мечтал, что он будет буддийским священником, но юноша сбежал из храма, чтобы заниматься живописью. Художник учился в Токио и Киото. В 1921 он отправился в Европу и за три года объездил множество музеев. Особенно сильное впечатление на него произвели работы мастеров Возрождения, а также импрессионистов и постимпрессионистов: Ван Гога, Гогена, Сезанна. Он даже приобрел несколько их произведений.

Вернувшись в Японию, Бакусэн начал искать собственный стиль, обращаясь к традиционной японской живописи и гравюре. Известность ему принесли изображения женщин — мифологических героинь, гейш и их юных учениц. Работы художника написаны ярко, декоративно, с большим вниманием к костюму, который является одной из составляющих женской красоты в понимании японцев. Мастер запечатлевал сцены повседневной жизни и натюрморты, однако впечатления европейского искусства не прошли бесследно.

Данный натюрморт во многом следует его правилам. Обычно зритель любуется цветом, формой, фактурой, «диалогом» предметов, расположенных чаще всего на столе. Так и у японского художника чайник, серебристо-голубые сардины и яркие кусочки лосося красиво лежат в тарелке и как бы небрежно разбросаны… но по чему? Стола нет — есть неопределенное пространство, пустота, которая кажется чем-то твердым. Все предметы написаны объемно, со свойственной японцам тщательностью и вниманием к мелочам. Однако это действительно «мертвая натура», а не изображение рыбок в их родной стихии, как принято в дальневосточном искусстве.

Бакусэн работал очень активно: семь его персональных выставок состоялись в 1918–1928. Он торопился успеть сделать как можно больше, словно чувствуя, что судьба отпустит ему всего 49 лет жизни.

Композиции еще одного художника, члена Императорской академии искусств Такэути Сейхо, можно назвать японским вариантом голландских «натюрмортов-завтраков». Начиная с 1925 он часто гостил у друзей в доме, расположенном на побережье. В этот период мастер увлеченно писал натюрморты с рыбой, овощами и фруктами, наслаждаясь и контрастами цвета, и его тонкими оттенками, тонами и полутонами, сочетанием фактур. Он был особенно искусен в реалистической передаче даров моря и земли, их непринужденной компоновке. Иногда натюрморты Сейхо включали поднос, становясь похожими на красиво разложенный набор продуктов, необходимых для приготовления какого-нибудь блюда. Это не покажется случайным, если знать, что отец автора управлял рыбным рестораном, а национальное отношение к еде предполагает два этапа наслаждения ею: сначала блюдо «поедают» глазами.

Наряду с «тихой жизнью» предметов Такэути Сейхо любил и умел изображать сюжеты, полные бурного движения, страсти, например петушиные бои. Свои пейзажные композиции он зачастую насыщал динамикой и драматизмом.

Эта работа, развернутая на 12 панелях, объединенных в ширмы, кажется, вся наполнена неистовыми порывами ураганного ветра, треплющего листву и сгибающего деревья, которые зритель ощущает почти физически. «Если ветку нарисуешь искусно, то услышишь, как свистит ветер», — отмечали живописцы Средневековья. Но при единстве общей композиции и панорамы, у каждой створки — своя тема: сломанные старые ветви и тонкие побеги; коршун, совсем не грозный, с взъерошенными ветром перьями, отчаянно цепляющийся за сухой сук; густая масса тонких, перепутанных ветром ивовых листочков; причудливо изогнутый, корявый, наклонившийся ствол древней ивы; бамбуковая перекладина и кем-то забытая корзина, болтающаяся на столбе; тонкие ветки, гнущиеся под ветром… Наконец, на самой правой створке, совсем «пустой», автор поместил маленькую беспомощную пичугу — трясогузку, которую подхватил и кружит мощный воздушный поток.

Сейхо мастерски и оригинально изобразил сцены природы, предметы, он виртуозно передал оперение птиц… Точности, выразительности он, как и другие японские художники, добивался внимательным изучением натуры, наблюдательностью, терпением. Мастер умел находить и неожиданные решения традиционных тем.

Если предыдущая ширма наполнена драматичным ощущением борьбы со стихией, то в этом свитке художник находит новый и неожиданный поворот темы сезона дождей. Теперь он выбирает кратковременный просвет между ливнями и не вглядывается в то, что происходит в долинах и над горными вершинами, а с юмором подмечает происходящее под ногами. Для Сейхо, кажется, нет незначительных сюжетов: во всем он видит приметы погожего дня — вот уже взмыла вверх, просушив свои прозрачные крылышки, стрекоза, оживились и лягушки. Большие и маленькие, они скачут куда-то по своим важным делам. Их позы разнообразны и выразительны, почти карикатурны. Автор этого произведения отчасти продолжает традицию японских живописных свитков, известных с XII века под названием «Веселые картинки из жизни животных», на которых различные животные, в том числе и лягушки, занимаются человеческими делами. Но Сейхо не «очеловечивает» их, как средневековые мастера, он наблюдает естественную жизнь.

Чтобы изобразить лягушек, мастер, как говорят, тщательно изучал их жизнь, ползая по земле в течение десяти дней. В результате сделал несколько свитков, показанных на выставках и попавших в разные музеи Японии. К поведению стрекоз в Японии очень внимательны. Это насекомое — самый чуткий индикатор окончания сезона дождей. Кроме того, стрекозы считаются символом воинской отваги. Шлемы самураев, шапки солдат и другие предметы одежды украшались их изображением, приносящим удачу. Остров Хонсю, согласно легенде, был назван императором Дзимму Островом стрекоз.