Читать онлайн «Убийственный Париж». Страница 27

Какие, право, милые политические нравы.

Дебре не поддался шантажу. Миттерана признали виновным в препятствовании правосудию: приговор был аннулирован амнистией в 1966 году. Дело о покушении закрыли за отсутствием состава преступления.

Последствия «покушения» для Миттерана сформулировал 24 апреля 1964 года вступивший с ним в перепалку на заседании Национальной ассамблеи премьер Жорж Помпиду: «Вы нетерпеливо ждете, когда возглавите государство, вы ничему не научились, ничего не забыли. Что же, тогда я скажу: будущее принадлежит не вам, будущее не принадлежит призракам». То, что у Миттерана нет никакого политического будущего, звучало как трюизм, как «Сена впадает в Ла-Манш».

Другое дело, что де Голль считал ниже своего, «императорского», достоинства и достоинства Франции (впрочем, он не разделял Францию и себя) переходить в полемике на личности и пресекал все поползновения своего окружения, державшего наготове папочку с компроматом, напомнить стране и о садах Обсерватории, и о грехах молодости Миттерана. Менее щепетильный Миттеран перетерпел годы унижения и достиг высшей власти, которую — Помпиду ошибался — он ждал очень терпеливо.

P. S. «Покушению» посвящен документальный телефильм Жоэля Кальметта «Миттеран и дело Обсерватории» (2002).

На бульваре Сен-Жермен в 1965 году было скучно: обуржуазились даже притоны «троглодитов»-экзистенциалистов «Флор» и «Де Маго». А о расположенном напротив, в доме номер 151, «Липпе», основанном в 1880 году супругами-эльзасцами и славившемся пивом, свиной рулькой, селедкой «Бисмарк» и тушеной капустой, и говорить нечего. Некогда его ражий хозяин Марселей Казес, защищая социалиста Леона Блюма, одолевал в рукопашной дюжину фашистов, но былинные времена миновали. На банкетках красной кожи, под фаянсовыми панно эпохи модерна, встречались солидные люди. Писатели-академики (или будущие академики), модельеры, живописцы-орденоносцы, сенаторы, адвокаты, министры. Мальро обмывал здесь Гонкуровскую премию, труппа театра «Старая голубятня» — премьеры.

«Липп» приносил удачу: все будущие президенты за минувшие полвека были его завсегдатаями. Здесь Миттеран выпивал для храбрости перед инсценированным им самим покушением (12), Жак Ширак потчевал Грегори Пека, а 7 сентября 1965 года примирились Помпиду и Жискар д’Эстен. Не прошло и двух месяцев, как репутацию «Липпа» омрачило мерзкое преступление.

В пятницу 29 октября в 12.30 — священный час обеда — сорокапятилетний, респектабельный, хотя и подвижный, как ртуть, марокканец Махди Бен-Барка так и не переступил порог «Липпа», где у него была назначена важная встреча. Прилетев утром из Женевы, он прошелся по магазинам, купил шляпу и темные очки, но все равно пришел слишком рано и решил пропустить стаканчик рядом, в новом кафе «Драгстор». На входе в «Липп» его остановили полицейские. Марокканец не удивился: на родине его еще в ноябре 1963 года приговорили к смерти за заговор против короля Хасана И. Но и не испугался: кроме алжирского дипломатического паспорта, у него были некие гарантии безопасности. Он спокойно сел в «пежо» и исчез.

«Флики» были самые что ни на есть настоящие: Сушон, шеф отдела наркоконтроля в полиции нравов, и Вуато. Им ассистировал сотрудник «Эр Франс» Лопес, агент контрразведки, спец по вскрытию диппочты в аэропорту Орли. Они работали неряшливо: засветились, упустили друга Бен-Барки — студента Тхами Аземмури, который, решив, что того взаправду арестовали, ушел на дно и забил тревогу слишком поздно. Банду Сушона объявили оборотнями в погонах, судили, но к началу 1970-х она оказалась на свободе. Примечательно, что их адвокатов оплачивала «Рыжая» Кадия Гольдфард, знаменитая бандерша и агент полиции. Но кто нанял Сушона? Следствие — вы не поверите — длится до сих пор. Новые ордера все выписывают, вот только предъявить их некому или невозможно. Кто жив, тот занимает высокие посты в Марокко, чьи власти саботируют расследование.

Бен-Барка преподавал математику наследному принцу Хасану, вел переговоры о возвращении на трон его отца Мохамеда V, смещенного французскими колонизаторами, но затем возглавил левую оппозицию средневековой монархии. Его имя звучало столь же громко, как имя Че Гевары. Когда же команданте вернулся в партизанские джунгли, Бен-Барка занял его место лидера третьего мира, что должен был закрепить антиимпериалистический конгресс «Движения трех континентов» в Гаване. Таких, как он, во Франции называют политическими зверями. Любого — русского, китайского, египетского — лидера он не то что склонял на свою сторону, а соблазнял, имитируя полное с ним единомыслие.

Каким же образом попал в западню средь бела дня опытный конспиратор? Где прокололся? Зачем в разгар подготовки конгресса примчался в Париж? Смешно: его погубила вера в волшебную силу кино, свойственная 1960-м.

Бен-Барка мечтал снять и показать в Гаване фильм-манифест деколонизации под названием «Баста!»: себя он видел в роли идеолога и консультанта. На свою беду, он дружил с журналистом Филиппом Бернье, одним из основателей «Врачей без границ», публиковавшим статьи Бен-Барки в издаваемом им бюллетене об африканских делах. Честность Бернье несомненна, но он, как человек публичный, был слабым звеном в окружении Бен-Барки. Марокканская разведка уже подводила к нему «бизнесмена», якобы готового финансировать бюллетень при условии встречи с Бен-Баркой, но тот был занят, каковое обстоятельство и продлило ему жизнь.

Но вот ради встречи с человеком, который найдет режиссера и сценариста, Бен-Барка бросил бы все дела: времени уже не оставалось — конгресс открывался 3 января. Тут-то к Бернье и обратился со сногсшибательным предложением знакомый — тридцатидевятилетний Жорж Фигон, готовый финансировать «Баста!». Все выглядело так заманчиво. Режиссером якобы готов стать Жорж Франжю, ведущий документалист 1950-х, успешно перешедший в игровое кино. Сценарий напишет знаменитая Маргерит Дюрас, сценаристка прославленной «Хиросимы, моей любви» (1959) Алена Рене, левая интеллектуалка и алкоголичка.

Да и сам Фигон, «человечек с округлым лицом и редкими усиками», был почти звездой. Сын важного чиновника, он в юности провел три года в психушке, затем подался в бандиты. При ограблении скупщика драгоценностей, оправдав репутацию психопата, стал палить направо и налево, получил двадцать лет, из которых отбыл четырнадцать. Фигон стал своим в Сен-Жермен, пытался издавать фотороманы и журналы: то экологический «Крик животных», то «Здравствуйте, друзья», пропагандирующий старый добрый шансон в пику рок-н-ролльному «Привет, чуваки!». Интеллектуалы падки на жертв общества, сыплющих на воровским арго выстраданными истинами: Дюрас дважды интервьюировала его для «Франс обсерватер» и, возможно, спала с ним. Но Фигон с детства дружил еще и с адвокатом и депутатом Пьером Лемаршаном, своим человеком среди звезд уголовного мира и политики, в начале 1960-х в Алжире — шефом «барбуз» (46), уголовной зондеркоманды де Голля. То, что это он втравил Фигона в похищение, доказать, конечно, невозможно. Причастность к делу, однако, стоила ему пожизненного запрета на профессиональную деятельность, затем смягченного до трехлетнего срока.

Две сентябрьские встречи с Фигоном на нейтральной территории — в Каире и Женеве — убедили Бен-Барку, что на него можно положиться. Именно с Фигоном, Бернье и Франжю должен был встретиться в тот день в «Липпе» марокканец. Они ожидали его на втором этаже ресторана и не могли видеть похищение. Однако впечатлительный Франжю перепугал Дюрас, клянясь, что до конца дней своих не забудет взгляд, который бросил на него Бен-Барка, когда «флики» уводили его. Дюрас удалось убедить Франжю в том, что он грезит под воздействием алкоголя: в тот день Франжю бросил пить.

В машину к «фликам» Бен-Барка сел без страха: и потому, что привык к общению со спецслужбами всего мира, и потому, что ждал встречи с кем-то очень высокопоставленным. По его намекам друзья поняли, что речь могла идти только о де Голле. Время встречи не было определено, поэтому Бен-Барка принял предложение проехать как должное. Разве что обратил внимание на фальшивые номера: «Ну, вы даете. Эта серия уже два года не существует». Про криво наклеенные усы Сушона он из деликатности не сказал ничего.

Бен-Барка терпеливо ждал встречи на вилле в Фонте-не-ле-Виконт под Парижем, куда его доставили. Читал, непрерывно пил чай, рассказывал, как станет премьером Марокко и разгонит коррумпированную полицию. Бен-Барку, знавшего, с какими кадрами приходится работать политикам, не удивило, что хозяин виллы расписан татуировками, в том числе фразами «Страдай и молчи» и «Хочу пить». Это был Жорж Бушезейш, гестаповец из «банды Бонни-Лафона» (37), участник «банды Безумного Пьеро» (39), «барбуз». У его подручных Дюбеля, Ле Ни и Палисса — более или менее схожие биографии. Они не лукавили, уверяя Бен-Барку, что важная персона вот-вот приедет. Но ею оказался не де Голль, а шеф марокканских спецслужб, генерал Мохамед Уфкир.