Читать онлайн «Галерея Питти». Страница 5

Красное кардинальское облачение — соответствующая шапочка и мантия — сияет и переливается шелком на темном глухом фоне, бросая отблески на худое, несколько аскетичное лицо мужчины выразительной лепки. Внимательный взгляд Биббиены обращен прямо на зрителя, и в то же время в глазах заметна легкая рассеянная задумчивость, что наряду с положением левой руки, как бы отгораживающей изображенного от смотрящего на картину, придает образу отстраненность. В правой руке священнослужитель держит послание, над сутью которого, видимо, размышляет, невольным движением словно стремясь прижать его к груди.

Бернардо Довици едва не породнился с художником, мечтая видеть его женой свою племянницу. Несмотря на то что Рафаэль вежливо отказался, она похоронена рядом с ним в римском Пантеоне как его невеста.

Название картины Рафаэля, на которой изображена прелестная молодая женщина в пышном одеянии, происходит от главной детали ее наряда — спускающегося с головы вдоль плеч покрывала (с итальянского «velata» — «окутанная покрывалом»). Кто эта дама, неизвестно, портрет, скорее всего, носит фантазийный характер, иллюстрируя слова художника: «Для того, чтобы написать красавицу, мне надо видеть много красавиц… но из-за недостатка как в хороших судьях, так и в красивых женщинах, я пользуясь некоторой идеей, которая приходит мне на мысль». Вероятно, в данной работе выразилось стремление живописца создать при помощи красок идеальный женский образ.

Взгляд живых карих глаз незнакомки обращен к зрителю, но девушка погружена в себя. Мягкому овалу ее лица с ровными, классическими чертами вторят излюбленные мастером круглящиеся линии обнимающего нежную шею ожерелья, глубокого выреза кофты, плавного движения рук: одна лежит на невидимом парапете, а другой юная дама легко касается груди словно жестом молитвенного благоговения. Складки атласного платья бегут и закручиваются, подобно волнам, но «бурлящая стихия» успокаивается текучими волнами покрывала. Цветовая гамма благодаря игре оттенков коричневого, желтого, медового и молочного производит впечатление необычайного великолепия колорита. Оживляют облик и подчеркивают общую гармонию изображенного тонко использованные детали: темные бантики у выреза светлой кофты и драгоценное украшение с жемчужиной, прикрепленное к надетому на голову ободку и ложащееся на гладко причесанные волосы красавицы.

Не свойственная станковой живописи Рафаэля столь динамичная композиция картины, происходящее на которой словно увидено восторженным, экстатическим взглядом, возникла благодаря сюжету, основанному на ветхозаветном рассказе о посетившем пророка Иезекииля видении. Не стремясь воплотить его образную сложность, едва ли выразимую средствами классической живописи, художник, однако, передал дух, наполняющий библейские строки.

Господь, изображение которого вызывает в памяти «Сотворение Адама» из росписи Микеланджело Буонарроти на плафоне Сикстинской капеллы, летит, окруженный ослепительным сиянием, в котором различимы воздушные лики херувимов. Раскинутые руки Бога поддерживают два ангела. Ниже видны ангел святого Матфея, орел святого Иоанна, лев святого Марка и бык святого Луки: названные символы евангелистов ведут свое происхождение от фантастического существа из видения пророка — тетраморфа. Образы созданий, подобных тем, что увидел пророк, возникают и в Откровении Иоанна как находящиеся вокруг престола Господня.

Внизу, на холме, озаренный лучом небесного света стоит воздевший руки Иезекииль, а рядом с ним — Иоанн Евангелист. Соотношение разных масштабов центральной композиции и помещенных в пейзаже фигур, контраст света и тени, сопоставление мистического пространства и реального земного ландшафта также способствуют невиданной экспрессии, наполняющей картину Рафаэля.

В ренессансную эпоху среди мотивов и образов античной мифологии у живописцев получили распространение изображения сатиров — низших лесных божеств. Они могли составлять свиту Диониса или воплощать сюжеты, связанные с нимфами — женскими существами, олицетворяющими разнообразные природные явления. И те, и другие наделялись веселым нравом и озорством, но сатиры считались похотливыми и уродливыми, имеющими острые уши, маленькие глаза, вздернутый нос и взлохмаченные волосы, а нимфы, наоборот, воплощали собой красоту и грацию. На противопоставлении таких важных для ренессансной культуры понятий, как «прекрасное» и «безобразное», «отталкивающее», художники Возрождения строили композиции с сатиром, преследующим нимфу, примером может служить данная картина Досси.

Живописная школа родной Феррары привила мастеру обостренное чувство колорита и любовь к волшебным историям, а влияние венецианского искусства придало его произведениям поэтичность. Художник был дружен с Лудовико Ариосто и не единожды вдохновлялся его поэмой «Неистовый Роланд». Здесь нимфа, спасаясь от сатира, дотрагивается до висящего на цепочке кольца — к такому приему прибегала героиня Ариосто, Анжелика, чтобы стать невидимой. Сатир у Досси свиреп и не скрывает своих намерений, нимфа же, напоминающая образы Джорджоне, загадочно улыбается. Ее улыбка намекает не только на превращение, которое вот-вот свершится: героиня воплощает собой силы природы, а внутренний свет ее лица выражает тайну, что возникала в работах венецианских мастеров, стремившихся постичь невидимую связь человека и окружающего мира.

В ранний период творчества Тициан находился под влиянием живописи своего соученика по мастерской Джованни Беллини, лиричного и загадочного Джорджоне. Тогда он и написал джорджониевскую по духу и сюжету картину, представляющую условный концерт, который является поводом для передачи сливающихся в одну мелодию едва уловимых состояний персонажей.

Мужчина, находящийся в центре, играет на спинете, стоящий справа монах в одной руке держит виолу или лютню, а другую положил на плечо «приятелю», молодой человек слева, в берете с пером, просто смотрит на зрителя. По воззрениям неоплатоников, к которым принадлежал Тициан, музыка занимала одну из высочайших ступеней в иерархии человеческих занятий. «Культурное», «городское» музицирование, то есть игра на струнных инструментах (в их число входит и клавишно-струнный спинет), противопоставлялось «деревенскому», где предпочтение отдавалось духовым — дудкам, рожкам и прочему и ударным. На полотне аллегорически представлена не только музыка, но и три возраста человека, хотя монах близок, скорее, не к старости, а к зрелости.

Однако настрой тициановской работы не столь идилличен, как у Джорджоне: центральный персонаж, продолжая водить по клавишам гибкими, нервными пальцами, резко развернулся в сторону соседа, касающегося его плеча. Если образы юноши и монаха достаточно идеализированы, то играющий на спинете отмечен индивидуальными чертами: у него усталый, тревожный взгляд и осунувшееся лицо. Вероятно, Тициан запечатлел конкретного человека, проявив мастерство, сделавшее его одним из лучших портретистов в европейской живописи.

В большинстве портретов кисти Тициана воплощено такое качество ренессансной личности, как «dignita» — «достоинство». В данном случае оно является не просто одной из характеристик созданного художником образа, но темой картины. На холсте изображен кто-то из братьев Мости — семейства, которое было связано с фамилией феррарских правителей д'Эсте. Скорее всего, это вопреки сделанной в XVII столетии надписи на оборотной стороне не Томмазо, а Винченцо или Агостино.

Темное изысканное одеяние и нейтральный фон подчеркивают тончайшей лепки лицо с черными миндалевидными глазами, светящимися умом и благородством. Как обычно в написанных Тицианом портретах, человек смотрит в сторону зрителя, но его взгляд задумчив, герой обращен, скорее, в себя самого. Напряженный внутренний монолог, сложная, рефлексивная натура и в то же время ее полнокровность, чувственность служат установлению тесного эмоционального контакта между юношей и взирающим на картину.

Художник, ценивший союз внешней и духовной красоты, создал целую галерею эстетически и человечески притягательных, к тому же убедительно исполненных и жизненно достоверных мужских образов. (Женщины на портретах Тициана более поэтичные и идеализированные.) Книга, на которой лежит рука молодого синьора Мости, символизирует его приверженность чтению — возвышающему душу и воспитывающему ум занятию.