Читать онлайн «Капитолийские музеи». Страница 8

Систо Бадалоккио — итальянский художник и гравер эпохи барокко, представитель болонской школы. Мастер родился и умер в Парме. В Болонье, где начал изучать искусство живописи, он испытал влияние Агостино Карраччи, затем, переехав в Рим, работал под началом Аннибале Карраччи.

Изображение Девы Марии как нежно любящей матери, держащей на руках Младенца, пришло на Запад из византийского искусства. Поначалу Младенец показывался в довольно жесткой позе, с поднятой в благословляющем жесте рукой. Формальный восточный тип представления Богоматери — анфас, держащей одетого Младенца — в эпоху Возрождения, особенно на итальянской почве, приобрел более интимный, человеческий характер. Такие картины создавались для многочисленных небольших придорожных часовен. Со временем этот иконографический тип Мадонны с Младенцем почти полностью лишился религиозного элемента, как, в частности, данное полотно. Он стал именоваться Mater Amabilis (с латинского — «Матерь Умиление»). В композиции Бадалоккио уникальна поза Христа: Он изображен нежно обнимающим Деву Марию, лицом к ней и, следовательно, спиной к зрителю.

Антонио Карраччи — итальянский живописец, представитель большой династии художников. Он учился у своего отца, Агостино Карраччи, после смерти которого работал в мастерской дяди, Аннибале Карраччи, в Риме. Темы картин Антонио — христианские и античные сюжеты.

Разнообразие встречающихся типов изображения Мадонны с Младенцем делает четкую классификацию затруднительной. Различные позы и жесты используются для того, чтобы передать множество оттенков отношений Матери и Младенца или образа со зрителем. Фрукты, цветы и другие предметы вводятся в картину с символическим смыслом.

В данном случае Мадонна с Младенцем сидит на небесах, облака образуют трон. Она предстает как Regina Coeli (с латинского — «Царица Небесная»). Над Богоматерью — сонм херувимов, ангел устремляется к ней с цветами. Марии с Младенцем предстоит коленопреклоненным со сложенными в покаянном жесте руками Франциск Ассизский, основатель ордена францисканцев. На левой кисти аскета можно видеть стигматы — его существенный атрибут (поскольку остальные, например ряса, могут быть и у других францисканцев). На языке символов, выраженном присутствием и объединением тех или иных святых перед Мадонной, Франциск как патрон Италии воплощает покровительство Богоматери стране.

Художник болонской школы Гвидо Рени постигал изобразительное искусство сначала под руководством фламандского мастера Дениса Калверта, затем Лодовико Карраччи, позже испытал влияние Караваджо. Впоследствии Рени стал учителем большого числа итальянских творцов.

Святой Себастьян — великомученик, современник императора Диоклетиана (III век). Его житие, хотя и не имеет исторической основы, производит правдоподобное впечатление благодаря отсутствию разного рода чудес, которыми наполнены жизнеописания многих ранних святых. Себастьяна было приказано пронзить стрелами, после палачи, думая, что мученик мертв, оставили его, однако праведник выжил. Позже он вновь был подвергнут пытке (побитию камнями), от которой и скончался.

Художники всегда представляли его стоящим под стрелами римских лучников (умирающим от избиения камнями изображали святого Лаврентия). Согласно житию, ни один из жизненно важных органов Себастьяна поврежден не был и его раны, хотя и глубокие, оказались несмертельными. Однако мастера не всегда обращали внимание на данную информацию. Картина Рени свидетельствует, что он учитывал это поистине чудесное обстоятельство.

Лоренцо Гарбьери — итальянский художник раннего барокко, творивший, главным образом, в Болонье. Он работал в мастерской Лодовико Карраччи, и иногда его называли «Il nipote dei Carracci» («племянничек Карраччи»).

Образ Девы Марии и Младенца со святыми известен с ранних веков христианства. В XIV–XV столетии этот тип развился в единую композицию, получившую название «Sacra Conversazione» — «Святое собеседование», когда святые изображены с Мадонной и Иисусом. Самое интересное в данном произведении — Цецилия за органом, поющая хвалу Богоматери и Всевышнему. Она еще в представлении ранних христиан стала покровительницей музыки. Быть может, самый известный образ святой создал Рафаэль («Святая Цецилия», 1514–1516, Национальная пинакотека, Болонья). Следует, однако, отметить, что ее изображение с органом — результат филологической ошибки. В латинском житии святой имеется фраза: «Ведомая под звуки музыкальных инструментов в дом своего жениха в день бракосочетания, Цецилия взывала к Богу, моля Его сохранить ее душу и тело незапятнанными». Дело в том, что употребленное здесь слово organis означает инструменты вообще, но в XV веке его стали понимать буквально, то есть «орган». Как раз в это время особой популярностью пользовались небольшие переносные инструменты, так называемые оргáны-портативы. Святую часто можно было видеть изображенной с таким инструментом, как на данном произведении.

Данная картина была написана в Антверпене, где живописец обосновался по возвращении из Италии. Рубенс являлся одним из первых иностранных художников XVII века, которые в течение долгого времени — с 1600 по 1608 — имели плодотворный опыт ассимиляции итальянского искусства.

В этом произведении центральная группа своей композицией восходит к античной скульптуре волчицы и братьев-близнецов у Тибра. Мастер видел ее в Ватикане и зарисовал. Сюжетом для полотна послужили рассказы о братьях-близнецах Ромуле (легендарном основателе Рима) и Реме Тита Ливия («История Рима…» 1:4) и Плутарха («Сравнительные жизнеописания», 2:4, 6). Их мать богиня Веста, олицетворявшая целомудрие, объяснила свою беременность тем, что была изнасилована Марсом, богом войны. Ее отдали под стражу, а детей приказали бросить в Тибр. Однако они спаслись, их вскормила волчица, а дятел охранял детей и приносил им пищу (он изображен в центре, один из малышей тянется к нему). Волчица представлена лежащей под деревом и кормящей младенца (Ромула). Из-за дерева выглядывает пастух Фавстул, обнаруживший детей. Бог Тибра облокотился на свою урну.

Рубенс, как всегда в широкой манере, передал максимально реалистично старинную легенду. Античный сюжет оживает как нечто действительно происходившее, а ведь создание такой иллюзии — главное назначение живописи!

Ангелы присутствуют едва ли не в каждой картине старых мастеров на религиозный сюжет, символизируя Божественную благодать, изливающуюся на персонажей. На первый взгляд кажется, что и здесь ангел толкуется именно так. Между тем это общее объяснение должно быть конкретизировано в связи со святым Матфеем. Ранняя христианская Церковь, широко использовавшая символическую образность, иногда представляла евангелиста Марка в виде льва, Луку — в виде вола, Иоанна — в виде орла. Матфей в данном контексте изображался человекообразным существом с крыльями. Источником для этого была цитата из Иезекииля (1:5-14), в которой пророк повествует о странном видении четырех животных. Книга «Откровения» (4:6–8) описывает аналогичных существ, окружавших престол Бога, потому они обычно известны как «апокалипсические звери» и, появившись в раннюю эпоху, продолжали заменять евангелистов. Средневековые комментаторы нашли объяснения, коренящиеся в самих Евангелиях, в частности Матфей человекоподобно представлен, поскольку именно его текст начинается с дерева предков Христа. Понятно, что «человекообразное существо с крыльями» превратилось в картинах старых мастеров в ангела. По божьему посланнику, находящемуся рядом с мужчиной, пишущим нечто в книге, зритель понимает, что это Матфей и его Евангелие. Если бы не ангел, евангелиста могли бы принять, например, за святого Иеронима, переводящего Библию.

Данная работа — один из множества примеров важности понимания всех элементов сюжета. Гверчино полагался на то, что оно имелось у зрителей его времени, ведь символика была общеизвестна.

Пьетро да Кортона, именовавшийся также Пьетро Берреттини, — живописец и архитектор, являвшийся ключевой фигурой в итальянском барокко, автором росписи плафонов ряда римских дворцов. Несколько лет мастер возглавлял Академию Святого Луки. Творчество да Кортоны представляет собой образец традиционного искусства в рамках бытовавших в то время художественных стилей. Отсутствие в работах новаторства априори лишало его возможности занять место в ряду гениев.