Читать онлайн «Глазами любопытной кошки». Страница 48

В январе 1964 года, через четыре недели после провозглашения независимости, в результате кровавого бунта было свергнуто правительство. В резне погибли двенадцать тысяч человек, почти вся элита бежала с острова, в основном в Оман, – на Занзибаре от нее остался лишь один процент. Получилось так, что тех, кто умеет управлять государством, практически не было. В экономике царила разруха. Занзибар объединился с соседней Танганьикой, и вместе они образовали государство Танзания (существует до сих пор). Они пошли по пути Восточной Европы и более тридцати лет пытались строить социализм, что, впрочем, закончилось плачевно.

В современном Занзибаре две политические партии: ССМ (Chama Cha Mapinduzi – «Партия революции»), выступающая за альянс с материковой Танзанией, и CUF (Civic United Front – «Гражданский объединенный фронт»), желающая независимости. Когда я была на Занзибаре, местные политические проблемы являлись любимой темой разговоров, особенно среди молодых людей в Малинди. Кварталы, где между домами натянули гирлянды разноцветных пластиковых флажков, являлись оплотом CUF. Стены домов здесь украшали плакаты с изображением политических лидеров.

Основная индустрия острова – туристическая, однако туристы и местные жители практически не общаются. Исключение – небольшое число богатых бизнесменов и чиновников, которым по карману посещать рестораны, где обед обойдется в десять раз дороже обычного, а также юноши, целыми днями пропадающие в модных барах в надежде подцепить иностранных туристок.

Печально известные папаси (мальчики с пляжа) нередко сидят на героине. Они бродят по улицам и пристают к туристам, предлагая помочь найти турфирму, такси или гостиницу.

Наркотики – еще один источник дохода на Занзибаре, их можно купить прямо на улице, причем нередко у полицейских.

Путешествие из Египта заняло у меня три дня. По пути я познакомилась с целой съемочной группой нигерийского телевидения, а в Эфиопии взяла под свое крыло девятилетнюю девочку. Моим постоянным спутником стал сотрудник австралийской фармацевтической фирмы, который работал в благотворительной организации по борьбе со СПИДом. Вместе мы ждали все задержанные рейсы. По приезде в Дар-эс-Салам, столицу Танзании, он нашел для меня такси до парома и чуть ли не кулаками отгонял зазывал, которые хитрыми уловками пытались помешать мне купить билет. Пришлось вести себя довольно агрессивно, чтобы избавиться от них и убедить кассиров продать мне билет по обычной цене.

На пароме стояли и пели двое молодых людей. Незадолго до прибытия на берег ко мне подошел один из них – невысокий юноша по имени Дэвид. Я поверить не могла своей удаче, узнав, что он танцор, скульптор и изготовитель барабанов. Он начал рассказывать о танзанийских танцах. Я расспросила его о таарабе, и Дэвид предложил познакомить меня с певицей по имени Фатума Бинти Барака, которая, как я потом узнала, прославилась под псевдонимом Би Кидуде и считалась самой знаменитой певицей на Занзибаре.

Наконец мы оказались на берегу и добрались до отеля «Малинди Лодж». Это чудесный отель на кошмарной, заваленной мусором портовой улице. У меня были тяжелые сумки, набитые зимней одеждой, которая в Занзибаре вряд ли пригодится. Отовсюду слышалось: Акуна матата («нет проблем» на суахили). Носильщик взял сумку потяжелее, Дэвид – другую, и вместе они отнесли мой багаж вверх по лестнице в номер.

Когда мы снова вышли на улицу, у меня голова пошла кругом при виде десятков папаси, которые окружили туристов и беспрерывно кричали: «Плантации пряностей!», «Меняю доллары!» и тому подобное. Они вели себя назойливо и не отставали, но я оказалась в кольце из троих мужчин – Дэвида, его друга и малютки-носильщика ростом примерно с мой чемодан.

Дэвид провел меня по узким извилистым улочкам, которыми славился Стоун-Таун. Здесь самые узкие переулки в мире. Когда я сказала, что хочу поесть в знаменитых садах Фородхани, он меня отговорил. Сказал, что покажет местечко получше.

Мы остановились на маленькой улочке и взяли каракатицу, которую торговец нарезал на порционные куски и положил в пластиковый пакет. Затем мы направились в «ресторан», который оказался каморкой, где хозяйничала очень толстая женщина, укутанная в ткань с ярким африканским узором. Она подавала гарниры: чапати (индийские лепешки), тамби (спагетти, обжаренные с сахаром и кардамоном), картофель с острым томатным соусом, мчича (шпинат) и чай, очень сладкий, черный, приправленный гвоздикой.

Дэвид отвел меня в популярный бар-ресторан с американскими ценами и заказал пиво – подразумевалось, что за него заплачу я. Потом он протянул руку и коснулся моих волос. Я хлопнула его по руке и тут же придумала сказку о любимом бойфренде, который скоро приедет на Занзибар.

В последующие наши встречи его каждый раз сопровождали туристки, иногда сразу несколько. Тот бар оказался популярным местом сборища иностранцев и местных парней, ищущих приключений с приезжими.

Захор, портье «Малинди Лодж», рассказал мне об известном исполнителе песен в стиле таараб, который обучал на дому студентов-иностранцев.

Я нашла господина Чимбени дремлющим на солнышке на тротуаре в компании местных таксистов. На его визитке было написано: «Актер, композитор, музыкант». Помимо всего этого, он был еще и таксистом. Я узнала его по фотографии в бесплатном журнале для туристов «Берег суахили».

Позднее Захор сказал мне, что жена Чимбени только что вернулась из Мекки, поэтому ему нельзя приглашать домой женщин. Сам Чимбени объяснил ситуацию иначе:

– Люди не доверяют американцам, поскольку американское правительство вмешивалось в прошлые выборы и утверждало, что будет следить за тем, чтобы все было честно, хотя на самом деле собиралось устроить подтасовку. Теперь, если какой-нибудь американский турист задерживается в наших краях больше чем на несколько дней, на него смотрят с подозрением.

В прошлом Чимбени был известным участником «Клуба музыкальной культуры» – еще одной группы исполнителей песен в стиле таараб, о которой я читала наряду с «Икхвани Сафаа». «Клуб музыкальной культуры» был основан в 1958 году, во времена борьбы Занзибара (в лице представителей политической партии «Афро-Ширази») за независимость. То была эпоха африканизации, и после революции 1964 года правительство больше всего поддерживало именно этот клуб. В конце концов им удалось создать уникальный стиль исполнения музыки таараб, где было больше африканских и меньше арабских мотивов.