Читать онлайн «Русская военно-промышленная политика. 1914—1917. Государственные задачи и частные интересы.». Страница 19

Лишь 21 января 1917 г. в Петроград было доложено о «постепенном получении лекал» и о том, что «дело хотя медленно, но постепенно налаживается»[46], но это не касалось «Вестингауза»: завод «упорно противится», сообщал Залюбовский в ГАУ 20 апреля 1917 г., не желает подчиниться «нашим техническим указаниям» и по-прежнему делает винтовки без проверки лекалами и приборами «за их отсутствием». «Как оружейник, — заявил он, — не могу взять на себя ответственность за соглашение с этой компанией, которая девять месяцев все обещает мне исполнить даже самые минимальные требования и ничего не делает для установления нормальной выделки винтовок… Качество, несмотря на все усилия приемщиков, почти не изменяется»{202}. Все это — несмотря на то, что образцы винтовки, спецификация и чертежи лекал были переданы фирме еще до заключения контрактов, в апреле 1915 г., «а осенью того же года был передан также весь набор лекал в натуре», — свидетельствовал B.C. Михайлов.

Непонятное на первый взгляд упрямство фирмы, не желавшей использовать лекала, получает объяснение в тех сведениях, какие тут же добросовестно сообщает Михайлов. Имелись «весьма досадные обстоятельства, лежавшие целиком на вине заказчика» и служившие «Вестингаузу» «отличной базой для оттяжки сроков поставки, претензий к заказчику об убытках и всякого рода препирательств с инспекцией приемок»: в присланных «Вестингаузу» из России лекалах оказалось расхождение с чертежами, а в чертежах обнаружились «неточности и неувязки». К тому же лекала оказались не новыми, «в них был известный износ», а в присланных образцовых винтовках — «расхождение некоторых размеров самих винтовок с лекалами и чертежами. Кроме того, сами винтовки имели некоторые дефекты»{203}. В этом, надо полагать, и была причина того, что американские лекальщики не могли скопировать русские образцы. По свидетельствам с американской стороны, завод, потеряв надежду получить лекала из России, принялся самостоятельно их изготовлять, и лишь через полгода ГАУ прислало часть лекал, причем они находились в деятельном употреблении с 1892 г. и расходились как с лекалами американского изготовления, так и с чертежами, представленными заказчиком. Именно из-за этой небрежности ГАУ пришлось затем прислать 40 контрольных образцов винтовок. Но русские приемщики в США и эти образцы считали неудовлетворительными по качеству и непригодными, так как это были винтовки, выпущенные во время войны, по облегченным требованиям и с льготными допусками{204}.

Ответственность за срыв сроков поставок от «Вестингауза» и «Ремингтона» должна была лежать на ГАУ, но, вполне понятно, признавать эту ответственность{205}, чреватую служебными репрессиями, русские артиллеристы не спешили. Характерно, что и Михайлов в полной мере выдержать объективность не смог. «По существу же дела, — добавил он, — указанные погрешности в образцах и чертежах, конечно, не могли иметь заметного влияния на ход работы «Вестингауза», и он [завод] не обратил бы на них внимания, если бы был в состоянии технически и организационно сразу хорошо справиться с делом»{206}. С этим разъяснением не сходится то упорство, какое было проявлено приемщиками в отношении столь малозначительных, по мысли Михайлова, «погрешностей». Маниковскому было понятно, что «самый простой способ остановить работу завода на долгое время — это лишить его лекал»{207}. Присылка хотя бы одного-двух негодных лекал уже могла создать кризис. В декабре 1916 г. «вдруг… у “Ремингтона” начали проявляться непонятные остановки, — телеграфировал в Петроград Залюбовский, — а в январе сильное уменьшение сдач». Оказалось, что «администрация взяла из мастерской лекало, без которого нельзя было работать»{208}.

В стремлении обеспечить взаимозаменяемость частей винтовки приемщики браковали эти части, если они поступали в сборку с разных заводов фирмы, что препятствовало специализации и кооперированию, столь необходимым при массовом производстве{209}.

Впоследствии, оспаривая мнение Сапожникова и Маниковского, Залюбовский считал себя «обязанным засвидетельствовать», что заводы в США выполнили главную задачу «безукоризненно, то есть вполне выдержанно и быстро», а объяснение запоздания заказов неумением американцев приспособиться к массовой выделке новых предметов «совершенно неверно»; «несправедливо взваливать всю вину за опоздания на американцев и англичан… целиком выгораживая и оправдывая наши действия, главным образом действия Русского заготовительного комитета»{210}.

Утверждая, что русским специалистам удалось приучить американские заводы к высокой точности в работе, Маниковский приписал своим подчиненным лишние заслуги. Из его переписки с представителями ГАУ в США следует, что до конца 1916 г. относительно небольшие партии винтовок проходили приемку только благодаря вынужденному понижению требований со стороны ГАУ (отказ от взаимозаменяемости частей, сдача винтовок в собранном виде и т. п.). Отчаявшись добиться своего, чины ГАУ запрашивали из США разрешения начальства разорвать контракты — «лучше взять у них возможно меньше неудовлетворительных ружей», зато получить станки (но на это еще нужно было согласие английских инстанций, контролировавших русские заказы в Америке), и часть заказов действительно была отменена{211}.

Независимо от того, насколько сносными были принятые от американцев винтовки, известно, что «Винчестер» исполнил русский заказ{212},[47] а «Ремингтон», дававший в августе 1916 г. менее 300 винтовок в день, на 20 апреля 1917 г. приблизился к 1800{213},[48] всего же за годы войны от «Ремингтона» было получено в России 2 млн. винтовок{214}.

Организационные неполадки создавали и финансовые тупики. Установка производства винтовок занимала более года, а продолжительность исполнения заказа могла составить еще от полугода до года. Заводам требовались немалые оборотные средства, периодически восстанавливаемые из платежей за исполненную часть заказа и авансов. Задержка со сдачей продукции стопорила выплату заводам денег. 21 февраля 1916 г. Сапожников доложил Лукомскому о «постоянном и непрерывно возрастающем замедлении в переводе денежных средств, необходимых для выполнения заказов»{215}. 5 ноября 1916 г. Залюбовский просил распоряжений военного министра по поводу финансовых требований «Вестингауза». Завод, ссылаясь на контракт, который, по мнению Залюбовского, давал основания для претензий к России, «требует теперь новый аванс в 20% полной стоимости» заказов. По букве контракта, в случае арбитража «Вестингауз» имел бы успех. «Все [русские] контракты Моргана сделаны очень неверно, — считал Залюбовский, — почему англичане справедливо опасаются арбитража» и поддерживают, вместе с Морганом, требования «Вестингауза» о выплате ему аванса; «англичане грозят крахом компании и проигрышем нашим при арбитраже». Залюбовский признавал, что «без нового аванса «Вестингауз» продолжать производство не может». В октябре 1916 г. англо-русская согласительная комиссия постановила дать «Вестингаузу» «отсрочку на 1917 год» и ссуду в 3 млн; этот платеж — «при непременном условии: в точности исполнять требования наших спецификаций»{216}.[49]

К 1917 г. представители артиллерийского ведомства осознали принципиальную разницу между собственными ружейными заводами ГАУ, которые не жертвовали качеством продукции ради экономии, — и американскими фирмами с их исключительным стремлением к наживе. В понимании финансовой ситуации Залюбовский сделал заметный шаг вперед: ему стало ясно, что, в отличие от Ижевского завода, которым он управлял в России, в Америке он имеет дело с исполнителями, ставящими себе целью не максимальное снабжение русской армии, а прибыль: «У нас нет средств заставить заводы… преследующие исключительно коммерческие цели, делать действительно годные ружья и в срок», работая по русским стандартам — не считаясь с расходами, лишь бы «дать действительно годные ружья»{217}.

В декабре 1916 г. владельцы завода «Вестингауз» заявили, что «продолжать дело не могут, пока приемка не связана с финансовой стороной дела, то есть предлагают обеспечить их возможные убытки». Залюбовский сначала не мог взять в толк, почему все упирается в какие-то деньги, «когда все главное уже сделано и когда отношения у них с нашей инспекцией установились, по их заявлению, самые благожелательные с обеих сторон». В его представлении, «ликвидация дела сейчас» — о чем предупредили его «банки, финансирующие предприятия» — дала бы миллионные убытки, тогда как продолжение, «если следовать нашим указаниям, легко было бы теперь наладить», и это сулило бы «сделать барыши». «Вестингауз» уже довел выпуск до 3500 винтовок в день{218}. «Дирекция обоих заводов («Вестингауза» и «Ремингтона») не указывает никаких существенных причин того, — удивлялся Залюбовский 21 января, — почему вдруг они не могут продолжать дела». Но тут же он сам дал объяснение выдвинутым требованиям, не согласующееся с его собственным предвидением «барышей»: «Объясняю такой шаг фирм тем, что они только что добились от англичан [согласия] переделать все их ружейные контракты именно так, чтобы сдавать винтовки в действительной ее [винтовки] стоимости, не ниже контрактной [цены], и рассчитывают, что мы, нуждаясь в ружьях, согласимся на все их условия»{219}. Четыре месяца спустя фирма «Вестингауз» продолжала сопротивляться домогательствам миссии Залюбовского, пытавшегося подчинить завод «нашим техническим указаниям», и выдвигала встречное финансовое требование. «Компания, поддерживаемая Вудсом, требует, — доносил Залюбовский в ГАУ 20 апреля 1917 г., — увеличения платы, еще принятия нами участия в убытках», угрожая остановить работу{220},[50] («прием упал до 7500 в неделю»)[51].