Читать онлайн «Китай. Искусство есть палочками». Страница 44

Я зарегистрировалась в отеле, приняла душ и осмотрела номер. Из окна виднелась река Хуанпу, которая делит современный Шанхай пополам, на Западный и Восточный районы, Пуси и Пудун.

Столетие назад Шанхай был самым богатым и красивым из китайских городов, открытых для иностранной торговли, но при этом также городом безжалостным и жестоким. Почти на сто лет, начиная с 1842 года, когда Нанкинский договор положил конец Первой опиумной войне и открыл Шанхай для международной торговли, и вплоть до 1943 года, когда отменили экстерриториальность и изгнали иностранные концессии, он стал домом для англичан, французов, американцев, русских, японцев и корейцев. Полицейские-сикхи в красных тюрбанах патрулировали улицы Иностранного поселения. Город стал раем для желающих сколотить состояние на торговле. В 1920-х годах тут располагалась половина всех китайских фабрик и крутилась треть иностранного капитала. Здесь нашли прибежище многие иностранцы, лишенные права собственности у себя на родине, поскольку для того, чтобы поселиться в Шанхае, не требовалось ни визы, ни паспорта.

«В случае болезни можно было выбрать среди врачей двадцати восьми национальностей, включая двух румын, одного армянина, одного египтянина, одного мексиканца и десятерых венгров, которые снискали славу компетентных специалистов», — писал Гариет Сержант в своей книге, посвященной Шанхаю (Harriet Sergeant «Shanghai»).

Шанхай, как считали иностранцы, являлся моделью международного сотрудничества, которой в свое время последуют и другие великие города. Этот город не мог принадлежать какой-то одной нации. Здесь у каждой страны имелась своя концессия, которая заключала сделки с концессиями других государств.

Хитрые торговцы построили свои склады прямо на набережной, набив их доверху чаем, шелком, резиной, опиумом и серебром. Британцы владели крупнейшим банком на территории Шанхая и самыми крупными торговыми компаниями. Именно мои соотечественники построили знаменитую набережную Вайтань, которую именовали индийским словом «бунд», что в переводе и значит «набережная». Здания, возведенные вдоль нее, стали воплощением власти. Худощавые бледные юноши приплывали из Великобритании на лайнерах и вверяли свою судьбу китайским богам.

Они делали все, чтобы создать здесь атмосферу старой доброй Англии. Покупали приземистых своенравных монгольских лошадей, которых раз в год пригоняли с пастбищ и продавали на конной выставке. Лошади были дикими и грубыми, и в первый месяц, когда приходилось обуздывать их норов, наездникам приходилось особенно туго. После этого лошадей выставляли на скачках на недавно построенном ипподроме, или же владельцы отправлялись охотиться на лис из папье-маше. Эти джентльмены любили заложить за воротник в Шанхайском клубе, где занимали места согласно положению в обществе.

Там, где не удавалось воспроизвести уклад, оставшийся на родине, поселенцы пытались облегчить себе жизнь. К примеру, они держали слуг, с которыми разговаривали на пиджине, дикой смеси английского и китайского.

В этот период вошли в моду кругосветные путешествия. С 1845 года из Шанхая в Гонконг можно было доплыть на пароходе, а через пару лет пароходная компания, известная на весь мир под названием «Р&О», открыла и новые маршруты, которые приобрели популярность среди тех, кто мог себе позволить подобные поездки. Вот что писала некая миссис Дульцимер своей подруге в 1863 году: «Дорогая моя, если тебе придется попасть в кораблекрушение, то постарайся, чтобы в этот момент ты находилась на корабле, принадлежащем „Р&О“. Видишь ли, другие компании тебя просто банально утопят, а это, согласись, удел пассажиров второго класса. Недавно мне удалось пережить кораблекрушение с „Р&О“, и, скажу тебе, это был просто пикник, а не кораблекрушение».

Богатые и знаменитые наряду с менее богатыми и менее знаменитыми, так же как и безвестные бедняки хотели своими глазами увидеть масштаб империи, и Шанхай был обязательной остановкой для каждого уважающего себя туриста. В 1920-х здесь побывал драматург Ноэль Ковард. Он простудился и, валяясь с температурой в гостинице «Катай», написал свою пьесу «Частная жизнь» за четыре дня. В Китай приезжали Хаксли, Моэм, Рассел и Бернард Шоу.

За пределами Шанхайского клуба бывшие офицеры белой гвардии вовсю сорили деньгами в ночных клубах и ресторанах, шикарных магазинах и ателье. Это были представители верхушки общества и среднего класса, вынужденные уехать из России, когда к власти пришли большевики, и сохранять верность царю стало смертельно опасно. Те, кому не удалось бежать в Европу, пересекли Сибирь и оказались в Китае. Лишенные гражданства, эти русские были, по сути, бездомными. Шанхай охотно принимал беженцев, но к русским относился с легкой долей презрения. С ними здесь не вели никаких дел, так что их существование было поставлено под угрозу, а жили белоэмигранты, надо сказать, на широкую ногу.

Разумеется, у Шанхая была и иная сторона, более грустная и непривлекательная. Здесь процветали гангстеры, опиумные притоны и бордели. По оценкам историков, в 1920-х годах около одного процента всего женского населения города торговало собой. Двенадцатилетние девочки приводили в восторг клиентов своими крошечными ножками.

Обычай бинтовать ноги зародился еще в десятом веке, видимо, в силу того, что при дворе императоров династии Тан популярны были иностранные танцовщицы. Танцовщицы эти покорили публику своими грациозными движениями и умением стоять на носочках. Китайцы стали подражать иностранкам и бинтовать девочкам ноги, правда, танцовщицы-то делали это только для того, чтобы стоять на носках, тогда как для китайцев подобный обычай с течением времени стал нормой жизни. На крошечных изуродованных ступнях, напоминающих копытца, женщины и стоять-то толком не могли, так что были не способны далеко уйти, а это как нельзя лучше соответствовало канонам конфуцианства, проповедовавшего, что дочери и жены должны знать свое место. Кроме того, ножки-лотосы считались сексуально привлекательными. Чтобы удержать равновесие, женщинам приходилось семенить маленькими шажками, что развивало мышцы влагалища, а значит, усиливало наслаждение мужчины.

Девочкам бинтовали ноги примерно с четырех-пяти лет. Большой палец, который называли «золотым лотосом», оставляли свободным, а остальные четыре загибали и перевязывали. С каждым днем повязка становилась все туже, и ступня постепенно деформировалась. Бывали случаи, когда начинался воспалительный процесс и изуродованные пальцы попросту отваливались. Через пару лет процесс считался завершенным, женщина получала крошечную ножку — объект вожделения мужчин.