Читать онлайн «Журнал «Вокруг Света» №12 за 2007 год». Страница 30

Павел Котов

Кроме того, повседневный поток насилия исходил еще и от особых организованных групп, вроде расширенных родовых «ополчений» («консортерий»), приходских «дружин» одной какой-нибудь церкви или «контрад» (квартальных «команд»). Существовали различные формы неповиновения: открытый отказ следовать законам коммуны (фактический синоним «города»), военное нападение на весь родной город со стороны изгнанных из него по политическим мотивам, «теракты» против магистратов и клира, похищение их имущества, создание тайных обществ, подрывная агитация.

Надо сказать, что в этой борьбе политические пристрастия менялись с быстротой калейдоскопа. Кто ты, гвельф или гибеллин, часто решали сиюминутные обстоятельства. За весь тринадцатый век вряд ли найдется один крупный город, где бы власть не поменялась насильственным образом несколько раз. Что говорить о Флоренции, менявшей законы с легкостью необыкновенной. Все решалось практикой. Захвативший власть формировал правительство, создавал законы и следил за их исполнением, контролировал суды и т. д. Противники — в тюрьме, в изгнании, вне закона, но изгнанники и их тайные союзники не забывали обиду и тратили свои состояния на тайную или явную борьбу. Для них правительство противников не обладало никакой законной силой, во всяком случае, не большей, чем их собственное.

Гвельфы и гибеллины вовсе не были организованными партиями, подчинявшимися руководству своих формальных лидеров. Они представляли собой сеть независимых группировок, сотрудничавших друг с другом до определенного момента под подходящим знаменем. Гвельфы часто обращали оружие против Папы, а гибеллины действовали, не учитывая интересы претендентов на императорскую корону. Гибеллины не отрицали Церковь, а гвельфы — Империю, но старались свести к минимуму их реальные притязания на власть. Гвельфские правительства часто оказывались под отлучением. Прелаты же нередко вели свое происхождение из аристократических семейств с гибеллинскими корнями — даже некоторые Папы могли бы быть обвинены в гибеллинских симпатиях!

Замок Виллафранка в Монелье близ Генуи много раз переходил от гвельфов к гибеллинам и обратно

Цена свободы

В противостоянии гвельфов и гибеллинов можно и нужно искать истоки современных политических традиций Западной Европы — истоки буржуазной, то есть, собственно, в буквальном переводе, городской демократии. При том, что, как мы видели, ни по структуре своей, ни по методам и целям борьбы ее участники вовсе не были «демократичны». Члены партий вели себя не только авторитарно, но и просто зверски. Они бескомпромиссно стремились к той власти, которая ускользала из рук «вселенских», великодержавных государей, чье положение, казалось, надежно закреплялось вековой традицией феодального общества. Но если бы экономическая, правовая и культурная конъюнктура в Европе действительно не изменилась и не позволила бы выйти наружу и окрепнуть новым силам, возможно, демократия, отнюдь не чуждая средневековому сознанию в целом, осталась бы только мечтой или воспоминанием о давно ушедшем прошлом Греции и Рима. Ведь кроме кровавых свадеб, казней и предательств образовались и первые парламенты, первые светские школы, наконец, первые университеты. Возникла и новая культура слова — модернизированное ораторское искусство, при помощи которого политики теперь должны были убеждать сограждан в своей правоте. Тот же Данте немыслим без борьбы гвельфов и гибеллинов, без взрастившей его городской культуры. Он также немыслим без своего учителя — Брунетто Латини, который, по словам хрониста, первый научил флорентинцев жить по законам Политики. А без Данте, его современников и потомков, в свою очередь, невозможен Ренессанс — эпоха, показавшая европейским народам возможность развиваться каждому по собственному выбору. К примеру, в Италии эпохи Возрождения термины «гвельфы» и «гибеллины» потеряли былое значение, политические страсти закипели вокруг новых людей и новых проблем. Но по-прежнему жители страны помнили, что именно тогда, в противостоянии грозным императорам Гогенштауфенам, родилось то, что было им всего дороже: Свобода. Помнили, даже не всегда осознавая это, — рефлекторно.

Партии гвельфов и гибеллинов были мобильны, сохраняя при этом своих служащих и корпоративные правила. В изгнании они действовали как наемные банды и политические группы, оказывавшие давление то войной, то дипломатией. Возвращаясь домой, становились не то чтобы властью, но влиятельнейшей общественной силой (понятия партии власти не существовало). К примеру, когда в 1267-м гвельфы в очередной раз установили контроль над Флоренцией, их капитан и консул вошли в правительство. При этом их партия осталась частной организацией, которой, правда, официально «присудили» конфискованное имущество изгнанных гибеллинов. С помощью этих средств она начала, по сути, финансовое закабаление города. В марте 1288-го коммуна и пополо были должны ей уже 13 000 флоринов. Это позволило гвельфам так надавить на земляков, что те санкционировали начало войны против тосканских гибеллинов (что и привело к победе при Кампальдино в 1289 году). В общем, партии исполняли роль основных цензоров и хранителей политической «правоверности», обеспечивая с переменным успехом верность горожан Папе или императору соответственно. Вот и вся идеология.

Предводитель пизанских гибеллинов Уголино делла Герардеска вместе со своими сыновьями был заключен в замок Гуаланди, где умер от голода

Читая средневековые пророчества, историософские рассуждения последователей Иоахима Флорского или сочинения Данте, сулящие беды итальянским городам, складывается впечатление, что в той борьбе не было ни правых, ни виноватых. От шотландского астролога Михаила Скотта, выступившего перед Фридрихом II в 1232 году в Болонье, досталось как непокорным гвельфским коммунам, так и верным Империи городам. Пизанского графа Уголино делла Герардеска Данте осудил на страшные муки ада за предательство своей партии, но, несмотря на это, под его пером тот стал едва ли не самым человечным образом всей поэмы, во всяком случае, ее первой части. Хронист XIII века Саба Маласпина называл демонами и гвельфов, и гибеллинов, а Джери из Ареццо обзывал своих сограждан язычниками за то, что они поклонялись этим партийным наименованиям, словно идолам.

Стоит ли искать за этим «идолопоклонством» разумное начало, какие-либо реальные политические или культурные убеждения? Можно ли вообще разобраться в природе конфликта, корни которого уходят далеко в прошлое итальянских земель, а последствия — в Италию Нового времени, с ее политической раздробленностью, «неогвельфами» и «неогибеллинами»? Может быть, в чем-то борьба гвельфов и гибеллинов сродни дракам футбольных tifosi, иногда довольно опасным и кровопролитным? Разве может уважающий себя молодой итальянец не болеть за родной клуб? Разве он может оказаться совсем «вне игры»? Борьба, конфликтность, «партийность», если угодно, в самой природе человека, и Средневековье в этом очень похоже на нас. Пытаться искать в истории гвельфов и гибеллинов исключительно выражение борьбы классов, сословий или «прослоек», пожалуй, не стоит. Но при этом нельзя забывать, что от борьбы гвельфов и гибеллинов во многом происходят современные демократические традиции Запада.

Лавирование между двумя непримиримыми врагами — Папой и императором — не давало возможности ни одной из партий добиться окончательного военного и политического превосходства. В другом случае, если бы кто-то из противников оказался обладателем неограниченной власти, европейская демократия осталась только в учебниках истории. А так — получился своего рода уникальный силовой паритет, во многом и обеспечивший в дальнейшем резкий рывок западной цивилизации — на конкурентной основе.

Олег Воскобойников

С неугомонными, чересчур активными детьми приходилось сталкиваться буквально всем. Одни узнают в них школьных приятелей, другие — одноклассников своих детей или ребенка из знакомой семьи, а третьи — собственного ребенка. Взрослым с ними невероятно трудно, ведь такие «вечные двигатели» не в состоянии долго заниматься чем-нибудь одним, их одновременно привлекает несколько дел, и ни одно они не доводят до конца. Что это — болезнь или желание как можно быстрее узнать мир?

Ругать и наказывать нарушителя порядка практически бесполезно: он бы и рад вести себя по-другому, но его руки, ноги, все тело двигаются словно бы сами по себе, не оставляя хозяину времени подумать о последствиях. Несмотря на непрерывное движение, он не очень-то ловок, особенно там, где требуются мелкие точные действия: зашнуровать ботинки, помыть чашку или застегнуть пуговицы. Это для него серьезное испытание, а уж написать строчку ровных «палочек»» или одинаковых «крючков» — вообще непосильная задача.