Читать онлайн «Журнал «Вокруг Света» №09 за 1984 год». Страница 9

Повозку с лошадью дал председатель близлежащего колхоза, партизан гражданской войны Сергей Овчаренко, с которым мой муж был хорошо знаком,—вспоминала в письмах Евдокия Ивановна.— Отправились ночью. Кто? Я, мои сыновья Валентин и Геннадий, приемная дочь Тася. Все — бойцы истребительного батальона, вооружены автоматами и винтовками. Ведь всякое могло по дороге случиться. С гитлеровскими диверсантами или разведчиками могли столкнуться...

Дорога была тяжелой. Брели за повозкой в полной темноте, да еще по колено в грязи. Повозка часто застревала, тогда поклажу с нее снимали, телегу вытаскивали и вновь загружали. Бедная лошадь! Еле-еле тащила она доверху заполненную ящиками повозку. На коротких остановках ее подкармливали хлебом и кукурузными зернами — из своего скудного пайка. На рассвете, выбившись из сил, наконец-то въехали в лес. В изнеможении упали на землю рядом с вконец измученной лошадью. А затем снова пустились в путь. Лишь на следующее утро добрались до намеченного места. Это в горах, километрах в двадцати от поселка Хоста...

Ящики спрятали в пещере — партизанском тайнике. Отыскать его человеку несведущему было трудно. Пещера, заполненная драгоценностями! Сюжет прямо-таки из приключенческих сказок, не правда ли?!

Когда фашистов отогнали, ящики с экспонатами перевезли в город. А в январе 1943 года сочинский музей открыли для посетителей, писала в заключение Евдокия Ивановна.

После освобождения Феодосии Краснов телеграфировал секретарю Феодосийского горкома партии о том, что им «полностью сохранены экспонаты феодосийского музея, несмотря на огромные трудности их эвакуации в глубь гор...». 26 августа 1944 года получил ответ:

«Дорогой товарищ Краснов!

Благодарим Вас за сохранность исторических ценностей феодосийского музея. Но, как Вам известно, наш город находился под оккупацией немецких варваров два с половиной года, которые нанесли большой ущерб и зданию музея. Сейчас мы его ремонтируем. Как только работы будут закончены, мы пришлем за экспонатами своего представителя.

С коммунистическим приветом.

Секретарь Феодосийского горкома ВКП(б)

В. Миронов».

За феодосийскими экспонатами приехал Даниленко. Когда он увидел все ящики в полной сохранности, то воскликнул удивленно и радостно:

— И античное золото уцелело?!

Лишь тогда Алексей Петрович Краснов узнал, что именно спасли он и его семья.

Однако на этом не закончилось путешествие феодосийского золота. В 1953 году древние изделия, о военной судьбе которых я рассказал, передаются в Симферополь, в Крымский краеведческий музей. А через девять лет — в Киев, в создающийся республиканский Музей исторических драгоценностей. Сорок один предмет, который и упоминается в начале очерка. В симферопольском музее остались «феодосийские» монеты — греческие, римские, восточные, татарские, турецкие, русские, австрийские, венгерские.

...Прежде чем завершить повествование, не могу не назвать еще одной примечательности феодосийской коллекции, быть может, и названных реликвий. Коллекция эта, к славе своей исторической и художественной, обретает, по-моему, славу памятника и литературного. В первую очередь своей сопричастностью к имени Пушкина. Александр Сергеевич был в Феодосии с 16 по 18 августа 1820 года. Поселился вместе с семейством генерала Раевского в усадьбе Семена Михайловича Броневского, бывшего феодосийского градоначальника и основателя в 1811 году феодосийского Музея древностей, одного из старейших в России. Броневский был известен солидным и популярным двухтомным трудом «Новейшие географические и исторические известия о Кавказе», который, кстати, имелся в библиотеке Пушкина. Умный, широко образованный и обаятельный хозяин усадьбы произвел большое впечатление на поэта. «... Остановились у Броневского, человека почтенного по непорочной службе и по бедности,— писал он брату.— Теперь он... подобно старику Виргилию, разводит сад на берегу моря, недалеко от города. Виноград и миндаль составляют его доход. Он не ученый человек, но имеет большие сведения о Крыме, стране важной и запущенной...»

Посетил ли Пушкин музей, который тогда располагался в старой мечети? О том нет сведений. Но наверняка много слышал о нем и его экспонатах от гостеприимного, словоохотливого, увлеченного стариной и своим любимым «музеумом» хозяина. Ведь и в самой усадьбе Броневского находились, по словам современника, разные феодосийские древности — «то остатки колонн Паросского мрамора, то камни с надписями...». Несомненно, поэт интересовался ими. И уж, конечно, услышал обстоятельнейший рассказ...

В 1820 году Иван Матвеевич Муравьев-Апостол, дипломат, писатель и переводчик, отец троих будущих декабристов, посетил «музеум в Феодосии, хранилище древних памятников Тавриды», увидел «несколько медалей... по большей части римских (уж не они ли экспонируются ныне в киевском Музее исторических драгоценностей? Или в симферопольском музее? — Е. К.), кое-какие обломки металлические и другие вещицы, найденные в гробницах керченских. Из сих последних всего любопытнее мне показались два или три пената глиняные, лепные, они прекрасной греческой работы...». Иван Матвеевич имел в виду терракотовые статуэтки древнеримских богов, покровителей семьи и домашнего очага.

А в сентябре 1825 года с музеем, возможно, ознакомился Грибоедов, который, по его же словам, «обегал» весь город. Возможно, и Горький, и Чехов, и Вересаев, и Волошин, и Цветаева. И конечно, Грин, который несколько лет прожил почти рядом с музеем.

История древнего золота из Феодосийского краеведческого музея во многом еще загадочна. Мой рассказ лишь об одной его, надеюсь, уже бывшей тайне.

Евграф Кончин

img_txt костры="костры"

Найти в Будапеште людей, участвовавших в фестивале сорок девятого года, оказалось легче, чем я предполагал. Хотя тридцать пять лет — срок немалый, целая жизнь зрелого человека, среди тех, кого я встретил, не было стариков — самым старшим едва за пятьдесят. Просто тогда они были очень молоды. Война кончилась всего четыре года назад. Всех, кто учил русский в ранней молодости, сразу же после войны, Союз молодежи привлек к работе на фестивале. И они стали называть себя «комсомолиштак» — комсомольцами.

Когда мне удалось связаться в один день сразу с несколькими комсомольцами тех лет, возникла идея собраться на «солонину». В давние времена студенты, подмастерья и прочие небогатые молодые люди в складчину покупали кусок копченого сала, хлеб, что-нибудь, чтобы промочить горло, и шли за город. Там разводили костер, вволю пели и говорили. После войны комсомольцы многие вопросы, которые стоило решить сообща и без посторонних, обсуждали у костра.

...Мы собрались на пологом склоне холма за дачами, на окраине городка Сент-Эндре. Краснели свежим кирпичом два гнезда для костров, высилась аккуратная грудка бумажных цилиндров с опилками и угольной крошкой. Костров было два, поскольку многие приехали с семьями, и тут же разделились на две компании: среди младших преобладали джинсы и майки, а у старших — костюмы, которые не жалко прожечь и запачкать. Одних я знал, с другими меня познакомили: архитектор, коммерческий директор крупной фирмы, заводской инженер, посол в большой африканской стране, гимназисты, студенты. Один из отцов представил мне сына — работника Центрального Комитета Венгерского коммунистического союза молодежи. «Сейчас занимается подготовкой к двенадцатому — Московскому фестивалю, пусть про второй послушает».

Смеркалось. С реки потянуло прохладой, и прилетели комары. Вспыхнули костры. Густой дым, как бы сгущая сумерки, стелился по зеленому склону, и мы оказались на лужайке, ограниченной неровным светом двух костров. Я решил не лезть с вопросами, лучше дать людям разговориться самим. Но начали спрашивать хозяева: «Тебя, наверное, интересует, как начался фестиваль и как проходил, сколько народу было?»

— Открывался фестиваль на Уйпештском стадионе,— начал коммерческий директор, привыкший открывать заседания. Он обвел взглядом присутствующих и продолжил: — ...в старом рабочем районе. Стадион — по теперешним меркам — небольшой, но ведь тогда и стран, и участников было куда меньше. От некоторых колоний, например, добралось до Будапешта по одному человеку. И все равно перед каждым делегатом несли табличку с названием страны, громко объявляли по радио. Не забывай: это показывало людям и то, что нашу Венгрию в мире уже воспринимают как новую Венгрию.

А закрытие фестиваля устроили в самом центре. На площади Героев народу собралось на десять Уйпештских стадионов. Ясно было — успех полный. Я переводил тогда индийской делегации,— скромно закончил он.