Читать онлайн «Туареги Ахаггара». Страница 76

Наивно с лингвистической точки зрения утверждение Анри Лота о том, что «жители соседствующих районов с трудом понимают друг друга потому, что «язык еще не сложился и конструкция предложений в нем непостоянна», а также из-за «большого диапазона фонетических вариаций», хотя сама по себе оценка взаимопонимаемости между отдельными диалектами, данная таким внимательным исследователем и знатоком различных туарегских племен, весьма информативна. «Сложился» или «еще не сложился» можно сказать о литературном или же о междиалектном языке (койне), т. е. в специфическом социолингвистическом контексте, совершенно неприменимом к современным туарегским языкам; собственно говоря, серьезных критериев для выделения каких-либо этапов в изменении внутренней структуры естественного языка — его фонетики, морфологии, синтаксиса, лексики — пока (или вообще) не существует. Можно, конечно, членить историю языка, если она нам известна (как правило, это относится как раз к языкам с литературной, письменной традицией), по какому-то отдельно взятому элементу его структуры, например до и после перехода смычных в спиранты или до и после развития такой-то синтаксической конструкции, но подобное членение всегда будет искусственным, механическим. «Непостоянная конструкция предложений» может свидетельствовать лишь об определенной синтаксической типологии, о свободном порядке слов (как, скажем, в русском в противоположность английскому языку), а под «большим диапазоном фонетических вариаций» следует скорее всего понимать достаточно большое фонетическое различие между фонемами, согласными и гласными, разных диалектов, регулярно соответствующими друг другу. Сам же факт плохой взаимопонимае-мости вполне объясним степенью расхождения между разными туарегскими языками/диалектами: она, как уже говорилось выше, примерно такая же, как между славянскими или романскими языками, тоже почти взаимонепонимаемыми.

И наконец, обратимся к высказываниям Анри Лота о происхождении берберской семьи языков. Возражения вызывает в первую очередь нечеткость — как терминологическая, так и понятийная — авторских рассуждений. Сказать, что «по своему языку туареги… принадлежат к ближневосточной цивилизации» — значит утверждать следующее: 1) язык может быть связан с определенной цивилизацией; 2) существовала некая «ближневосточная цивилизация», на которую можно ссылаться без уточнения пространственных и временных параметров; 3) туарегские языки или туарегский язык (правильнее было бы сказать «праязык») занесены в Сахару с Ближнего Востока. Независимо от того, высказывает ли автор приведенное выше положение от своего имени или только перелагает чужую точку зрения, сама постановка вопроса в такой форме весьма уязвима. Во-первых, язык может принадлежать только к какой-либо языковой общности, а уж никак не к культурной («ближневосточная цивилизация»). Дело в том, что на заре человеческой истории, в ранний период существования Ноmо sарiens, три фундаментальных компонента этноса — язык, культура и антропологический тип — теоретически могли совпадать. Стоим ли мы на позиции антропологического и лингвистического моногенеза (как автор этих строк, не могу себе представить, что такое уникальнейшее событие, как возникновение человека — принципиально такого же, как современный человек, и возникновение языка — принципиально такого же, как любой современный язык, могло тиражироваться, повторяться в разных местах и в разное время) или полигенеза[61], допустимо предположить, что 15–20 тысяч лет назад существовало несколько человеческих общностей, из которых сформировались впоследствии основные расы; каждая из них говорила на своем языке (праязыке будущих крупных макросемей) и обладала особой, присущей только ей совокупностью культурных признаков. Эти общности были прямыми биологическими потомками более древней единой человеческой популяции, их языки восходили к единому языку-предку, а в основании их культур лежала единая некогда культурная традиция; согласно альтернативной гипотезе, они возникли независимо друг от друга в разных районах.земного шара.

Как бы то ни было, в ходе истории происходили миграции и смешения исходных популяций, что доказывается несовпадением границ языковых семей с твердо установленным родством с границами существующих человеческих рас и культурных ареалов. Так, на языках афразийской, или семито-хамитской, макросемьи говорят европеоиды (арабы; небольшие арамеоязычные группы в Сирии, Ираке, СССР и ряде других стран, не совсем точно называющие себя «ассирийцами»; евреи в Израиле; берберы Северной Африки и др.), негроиды (чадцы в Центральной Африке), эфиопоиды (основное семитоязычное население Эфиопии, кушитские народности). На тюркских языках — монголоиды и европеоиды (азербайджанцы и турки, например). Подобные примеры можно легко умножить. И хотя Анри Лот не дает никаких временных ориентиров для того периода, к которому он относит ближневосточные корни туарегов, само упоминание ближневосточных цивилизаций ставит, по-видимому, временные рамки — не раньше рубежа IV–III тысячелетий до н. э., а для столь поздней эпохи в истории рода человеческого уже ни о какой изначальной «привязке» языка к определенному типу или кругу культур не может быть и речи[62].

Во-вторых, что такое «ближневосточная цивилизация»? Что вкладывает Анри Лот — историк, этнограф, «культурный антрополог» — в термин «цивилизация»? Не мог же он, право, пройти мимо напряженной многолетней полемики вокруг содержания понятий «культура» и «цивилизация», их археологического, конкретно-исторического, социологического, культурологического, философского наполнения Г И даже если предположить, что Лот употребляет этот термин в самом «обычном» смысле развитой предгосударственной или государственной письменной культуры, то какие цивилизации включает он в «ближневосточную»? Шумерскую и наследующую ей шумеро-аккадскую? Хеттскую? А как же египетская, по многим признакам объединяемая с названными выше, но существовавшая все-таки на, африканской почве? Если и ее, то вроде бы нет необходимости помещать отдаленных лингвистических предков туарегов, а значит, и берберов в целом к востоку от Египта — на Ближний Восток, когда их непосредственные предки — ливийцы — исторически засвидетельствованы к западу от Египта, в Ливийской пустыне. Кроме всего прочего культурные общности, которые можно с достаточной мерой условности объединить под названием «ближневосточные цивилизации» (все-таки во множественном, вряд ли в единственном числе), просуществовали без малого три тысячелетия. К какому времени следует отнести гипотетический уход праберберов из зоны этих ближневосточных цивилизаций и их появление в Ливийской пустыне? Ни на один из этих вопросов автор даже не пытается ответить…