Читать онлайн «Вокруг Света 1993 №04». Страница 2

На фабрике шелка в Сучжоу, в небольшом театральном зале, нам продемонстрировали историю шелка в сценах и модах. Очаровательные китайские девушки, непохожие ни на каких других девушек мира, с веерами-опахалами, шелковыми зонтиками, показали, кажется, все, чем может стать сучжоуский шелк — и кимоно, и бальным платьем, и мини-бикини... Нам объяснили, что все эти чудо-девушки — не манекенщицы, не актрисы, а работницы фабрики. Сегодня выступают на эстраде эти, завтра другие; профессии совмещаются.

Почему-то китайским товарищам важно было объяснить нам именно эту особенность социальной субординации: на первом месте работа; искусство... лучше по совместительству. Нечто подобное произошло во время обеда в одном из ресторанов Нанкина: девушки в зеленом приносили на стол с вращающимся кругом посередине всевозможные кушанья; девушка в желтом, со строгими неподкупными глазами, руководила обеденным ритуалом. Пока мы осваивали экзотические местные блюда, по ходу дела учились пользоваться палочками вместо ложек и вилок, девушки одна за другой всходили на эстраду, где сидел музыкант с инструментом, представляющим нечто среднее между виолончелью и бандурой, исполняли песню или танец с веером. Нам объяснили, что официантки в этом ресторане все как на подбор певицы и танцовщицы — совмещение профессий... Стали вспоминать, как по-русски называется старшая в ресторанном зале (слово «метрдотель» почему-то выпало из памяти). Я предположил, что девушка в желтом — секретарь комсомольской организации, китайцы рассмеялись... Вообще они — смешливый народ, вернее улыбчивый. В Китае даже есть пословица: «Тот, кто не умеет улыбаться, не должен заниматься торговлей».

Однако вернемся в начало нашего путешествия, в Шанхай. Уже первые сведения об этом городе, полученные, пока мы ехали из аэропорта в гостиницу, в зимний, солнечный, пронзительно ветреный день, будили воображение: в Шанхае с пригородами проживает 16 миллионов человек, среди них около миллиона коммунистов, два с лишним миллиона занято на государственных предприятиях индустрии, производят автомобили, кинофильмы, шесть миллионов велосипедов в год и многое другое. По Шанхаю протекает полноводная река Хуанпу, неподалеку впадает в великую Янцзы...

Классика китайской литературы первой трети нашего века Лу Синя, в музее которого мы побывали в Шанхае, пожалуй, в равной степени высоко чтут у него на родине как за собственные романы, так и за перевод на китайский «Мертвых душ» Гоголя.

Русского человека в Шанхае обязательно приведут не только к Лу Синю, но и к памятнику Пушкину; Александр Сергеевич стоит на пьедестале в сквере, посреди вывесок с позолоченными иероглифами. Памятник Пушкину соорудили в Шанхае в 1937 году, в 39-м разрушили, в 49-м восстановили, в 65-м снова разрушили, в 87-м восстановили. Как видим, бытие нашего классика — в гипсе — в Шанхае не безмятежно, однако и здесь кому-то он нужен, напоминает о том, что... и в Шанхае был когда-то русский дух, и здесь Русью пахло... Даже выходило шесть русских газет, а в Харбине, с его обширной эмигрантской русской общиной, говорят, некоторые китайцы лучше знали по-русски, чем по-китайски.

До сего дня выжили русские поселения в Монголии, Румынии, Польше, Германии, Австралии, Канаде, на Аляске... у нас, русских, и у китайцев, был уникальный этнический опыт совместного проживания в больших городах, при полном взаимном благоприятствовании... Большевики вырубили его под корень — наши большевики, как только у них дошли руки. Китайским оставалось сменить вывески. Свидетелем того, что было когда-то, остался один Александр Сергеевич Пушкин на пьедестале, в сквере, в Шанхае.

Однажды в Нанкине мы поднялись в лифте из вестибюля, с гигантской статуей Мао Цзэдуна в нише, на смотровую площадку у основания моста через Янцзы — этот мост показывают туристам, как у нас показывали когда-то великие стройки коммунизма. Мост в Нанкине китайцы построили сами, закончили стройку в семидесятом году; до того два моста через Янцзы строили с помощью советских специалистов. Вместе с нами на мост поднялся профессор Нанкинского университета Чэнь Цзинюн, в свое время окончивший Ленинградский университет. Когда мы стояли на верхотуре, дыша выхлопами идущих по мосту машин, профессор Чэнь сказал: «Во время культурной революции я работал вот здесь каменщиком-бетонщиком... Все началось с приказа Линь Бяо № 1: всех студентов и профессуру отправили в поход по стране; мы прошли тогда за месяц, зимой, восемьсот километров... Потом меня с семьей сослали в деревню. Вернулись в Нанкин, я работал на строительстве моста...» Профессор Чэнь улыбался; что-то удивительно знакомое было в чертах, выражении его лица; наверное, я с ним встречался в студенческие годы в коридорах филфака... Правда, он помладше меня... Я сказал профессору Чэню: «В вас есть что-то русское...» Он ответил: «Интеллигенты всего мира похожи друг на друга».

В Пекине, уже в конце поездки, нас пригласили в дом к доценту кафедры русской литературы Пекинского университета. Все называли доцента... Зиной, даже и наш переводчик Лю, который учился у доцента Зины. Зина закончила русскую классическую гимназию в Харбине; ее русский язык абсолютно правилен, не засорен, отличается от нашего так же, как, скажем, воздух в горах от того, чем мы дышим... на Обводном канале. Университетский дом, в котором живет доцент Зина, представляет довольно-таки неприглядную блочную пятиэтажку в одном из микрорайонов Пекина (наполовину дом заселен семьями рабочих); обстановка в квартире ученого отличается аскетической непритязательностью (чтобы не сказать нищетой), как и в других домах, где удалось побывать. Доцент русской литературы Зина, маленькая женщина с живыми черными глазами, излучала радушие, открытость, ум; так просто было в гостях у Зины, как будто мы заглянули к своему парню где-нибудь у нас в Купчине. Зина выставила на стол бутылку рома, заметив, что в этой бутылке чуть ли не вся ее месячная зарплата; мы узнали, что ставка доцента литературы в Китае — 160 юаней в месяц. Рабочий получает по крайней мере 250. Один из постулатов китайской коммунистической идеологии остается незыблемым: держать интеллигенцию в черном теле.

На обратной дороге от Зины в отель наш переводчик Лю взволнованно поведал: «Как-то Зина читала нам лекцию о Тургеневе, о романе «Отцы и дети», там есть сцена: родители-старики приходят на могилу к сыну, Базарову... и плачут. В этом месте Зина тоже заплакала. И каждый год, когда рассказывает, плачет...» Вот такая чувствительная доцент Зина!

На встрече с учеными-русистами в Академии общественных наук в Пекине у нас спросили, по-китайски вежливо улыбаясь: «Объясните нам, что у вас происходит? Мы не можем понять. Почему вы сами себя разоблачаете? Какой в этом смысл?» Пожилой профессор в синей диагоналевой «сталинке» (их донашивают старики в Китае) обратился к нам с, по-видимому, мучающим его недоумением: «Я прочел в «Огоньке», что Олег Кошевой чуть ли не предатель... Но ведь мы воспитывались на «Молодой гвардии» Фадеева, и наши дети воспитываются... Как же так?»

Что было нам отвечать китайским товарищам? Что у нас плюрализм, гласность, демократия? Допустим, так... Но где кончается идеологический миф, который можно опровергнуть, и начинается историческая реальность, итогом коей являемся все мы — каждый из нас, неважно, где он сегодня, справа, слева или посередине?.. Мы ответили как сумели. Китайские товарищи покивали.

Инициатором преобразований в Китае называют Дэна, то есть Дэн Сяопина, хотя Дэн сейчас пребывает в тени. В программах телевидения по вечерам часто можно увидеть китайского премьера Ли Пэна в дипломатической роли или на пусковом объекте в стране. На лице у главы правительства обыкновенно отражается настроение переживаемого момента. Премьер уверенно-спокоен, премьер улыбается, и это, я думаю, обнадеживает китайцев.

Посмотрите, как по-львиному мягко, вкрадчиво, не торопясь, в духе нового китайского мышления, приобщает правительство Китая к материку Отечества своих блудных детей — Тайвань и Гонконг, с их современными технологиями, валютными фондами, включенностью в международное разделение труда. Как осуществляет политику открытых дверей — привлекает зарубежные инвестиции прежде всего в инфраструктуры деловых сношений с миром туризма, строит первоклассные гостиницы... Мы в полной мере испытали на себе это благо.

В Китае на каждом шагу сталкиваешься с чем-нибудь... до боли знакомым — «как у нас». Ну, например, большинство автомобилей, особенно в провинциях,— наших марок (у нас устаревших моделей): ГАЗы, МАЗы, УАЗы, «Волги» сходят с поставленных нами в свое время линий. И мавзолей Мао на главной площади государства, и трибуна для первых лиц на случай торжеств, парадов... И все же в китайских впечатлениях преобладает «в отличие от нашего»...

Господи, как мы любим поплакаться в жилетку, особенно зарубежному посетителю, разоткровенничаться, уверить в том, что хуже, чем у нас, не бывает нигде на свете. В Китае ни разу никто не заговорил с нами о трагедии, разыгравшейся на площади Таньаньмынь в 1988 году. Кровь с камней смыло Время... Китайцы молчат о своей боли, улыбаются, хранят внутри себя то, чему суждено вызреть и статься. В отличие от нас...