Читать онлайн «Российский колокол, 2015 № 7-8». Страница 16

«Литературное творчество А.Г. Апостолова продолжает традицию постсоветского авангарда пессимистического направления, в основе которого лежит своеобразный пассионарный пессимизм, выражаемый девизом «Не жалость к себе, а воля к борьбе». Воля к борьбе с тотальным злом, с душегубами нашего времени».

Поэт, историософ, просветитель и общественный деятель Михаил Фридман.

Сергей Бобров + Андрей Колмогоров + Алексей Маркушевич – уникальное трио научного творчества.

Где высоко стоит Наука,

Стоит высоко Человек!

Прошлое пристально смотрит в грядущее глазами великих людей прошедших эпох, и каждое яркое знаковое имя живет не только в своём времени, но и во временах последующих, и нуждается в этой жизни в своём ангеле-хранителе. Все мы, без исключения, дети времени, его порождение и его жертвы, и не все из нас в поминальную субботу поют в церковном хоре «о всех, забывших радость свою… о том, что никто не придёт назад…» (Александр Блок).

Тысячу раз прав апостол Павел – «время сгущается, время сжимается». И не надо смеяться над этим, дорогие мои друзья, не надо сравнивать время со сгущенным молоком, как это вы не раз писали мне в своих иронических посланиях. Наступит пора, и вы ужаснётесь бегу своего времени и весьма огорчитесь, как огорчаюсь и сокрушаюсь сегодня я! Время стремительно набирает скорость. Ещё недавно моя неделя состояла из пяти дней, а сейчас из трёх – понедельника – пятницы – воскресенья! Скорость времени приближается к скорости света, и вот уже настал момент Истины – вечно голодный Хронос (Кронос) сжирает своих детей. Вспоминается цикл подлинных гравюр Гойи «Капричос» и эта страшная его гравюра, которую я впервые увидел в домашней библиотеке выдающегося математика, педагога, библиофила и знатока первопечатной и рукописной книги Алексея Ивановича Маркушевича.

Вспомнил я этот жуткий образ времени, созданный великим испанцем, в день смерти великого певца умирающей русской деревни Валентина Распутина и в день рождения великого физика Жореса Алфёрова, которому исполнилось 85 лет, и страшно стало мне перед стремительно летящим Временем и стремительно уходящей в Вечность эпохой. Вспомнилось мне «Архимедово лето» Сергея Боброва и «Математическое стихосложение» Андрея Колмогорова и «математическая поэма о гармонических рядах чисел» Алексея Маркушевича. В последние десять лет, когда меня стали волновать вопросы историософии и связанные с ними идеи мирного сосуществования науки и религии, а также сама природа научного творчества с её вероятностным симбиозом поэтической лирики с поэзией точных и бесконечных чисел, я всё чаще вспоминал Сергея Павловича не как поэта, а как поэта-математика и статиста-пропагандиста математических знаний среди пытливого юношества. Пришлось вспомнить и других людей, имена которых стал стремительно забывать. Это было недавно, это было давно! Я вспомнил этих замечательных и таких разных по своему складу людей совсем не случайно, ибо сейчас редко и почти невозможно встретить такое тесное, бескорыстное, творческое трио людей науки и искусства на почве педагогики и популяризации точных наук. Почти полвека прошло с той поры, а этот удивительный творческий союз людей науки до сих пор будоражит и вдохновляет мою память… Почему так? Да потому что любое творчество, в том числе и научное, зиждется прежде всего на высокой общественно полезной цели на базе просветительства и самообразования. Общей творческой площадкой этого уникального трио стала в начале 70-х годов работа по изданию «Детской энциклопедии» (в 12 томах) под редакцией академика АПН СССР А.И. Маркушевича (1).

Мне выпало счастье по просьбе главного редактора участвовать в сборе материалов и статей к тому 3 «Вещество и энергия-1973», к тому 5 «Техника и производство-1974» и частично к тому 7 «Человек-1974», которые ярый книголюб Алексей Иванович Маркушевич любовно называл «главными книгами из серии «Радость Познания». Именно сбор тематических статей способствовал моему знакомству со многими учёными и авторами учебников и учебных книг, писателями и поэтами того времени.

Многие из них казались мне тогда живой легендой. К их числу я отношу в первую очередь писателя-составителя учебников по физике академика АПН СССР Александра Васильевича Пёрышкина (1902–1983) и вице-президента АПН СССР, автора экспериментального учебника для 8 класса «Физика-8 (Механика) Виктора Геннадьевича Зубова (1914–1982) (2). Они часто встречались как по делам написания новых учебных пособий, так и по методике и содержанию преподавания физики в средней школе, их объединяла любовь к школе. В связи с реформой средней школы и введением новых программ по физике в 60–70 гг. XX века потребовалось создать принципиально новые школьные учебники, отвечающие требованиям современной науки и методики обучения. Таковыми явились сначала учебные пособия, а потом стабильные учебники А.В. Пёрышкина в соавторстве с учителем Н.А. Родиной.

Александр Васильевич Пёрышкин любил рассказывать в свободное от работы время (и от занятий по изданию «Детской энциклопедии» тоже) о своей преподавательской деятельности. В частности, о своём учительстве в опытно-показательной школе-коммуне имени Пантелеймона Николаевича Лепешинского при Наркомпросе РСФСР, где он был преподавателем физики, математики и труда. Его воспоминания о видных работниках Наркомпроса 20-х годов весьма любопытны и требуют отдельной главы, особенно те, которые касаются последних лет жизни Н.К. Крупской, когда её морально терроризировал Сталин. Мне с Александром Васильевичем пришлось два раза основательно поговорить об истории русского учебника, о рукописной учебной книге допетровской Руси и о переводной технической западно-европейской литературе XVI–XVII веков. Тогда эта тема волновала меня в связи с написанием диссертации об образовательной системе в допетровской Руси и являлась её основной составной частью исследования. Тогда Александр Васильевич дал мне много ценных указаний и ссылок на специальную литературу, объяснив мне причины отставания Московской Руси от Западной Европы в науке и образовании. Она, эта отсталость, по его мнению, объяснялась отсутствием хороших учебных пособий и добротного тезауруса научно-технических терминов («научных азбуковников»). В одну из бесед за чашкой чая в буфете Академии он мне признался, что свой учебник по физике писал, заимствуя русский научно-технический словарь и образный язык своих предшественников, начиная с физических трактатов (с латинского на русский) Ломоносова и кончая лекциями великого физика Лебедева.

Виктор Геннадьевич Зубов тоже был блестящим и эрудированным рассказчиком. Его рассказы о войне требовали пера такого корифея военной прозы как Виктор Астафьев, или как Виктор Некрасов. Виктор Геннадьевич был на двенадцать лет младше академика Пёрышкина, но внешне они выглядели ровесниками, а иногда (в начале 70-х годов) Виктор Геннадьевич выглядел даже старше Александра Васильевича, который и тогда, в свои полные шестьдесят лет, продолжал тщательно следить за своей внешностью, соблюдал диету и даже, чтобы скрыть седину, красил брови и волосы на голове. У них и биографии были разные, и жизненный путь был иной. Если Пёрышкин был в начале своей карьеры выпускником реального училища, то Зубов был рабфаковцем, которого после окончания университета забрали на фронт. Виктор Геннадьевич был участником Великой Отечественной войны, испытал весь ужас отступления и окружения 1941 года, участвовал в боях по обороне и освобождению Северного Кавказа от немецко-фашистских захватчиков в 1942-44 гг. и вышел в отставку в звании майора в конце 1946 года. Он был награжден орденом Красной Звезды, медалями «За оборону Москвы», «За оборону Кавказа», «За победу над Германией» и пятью юбилейными военными медалями, но я ни разу не видел, чтобы он их надевал накануне Дня Победы и являлся при всех регалиях в здание Президиума АПН, располагавшееся тогда на улице Большая Полянка, 58.

Из его военных воспоминаний мне запомнились нескольких забавных политбесед вчерашнего физика-аспиранта с бойцами на передовых позициях. Как правило, они заканчивались краткой лекцией по физике и гомерическим хохотом бойцов. Сначала особисты-чекисты косо смотрели на эти выходки политрука-аспиран-та, видно, боялись очередной идеологической диверсии под ширмой физики, но потом успокоились и даже одобрили такого рода оригинальную политическую работу с солдатской массой. А дело в том, что Виктор Геннадьевич как фанатик от науки мог находить прямое применение знаний физики и в условиях фронта. А слова ободрения он находил для солдат в юморе, которым заканчивал каждый раз свои лекции-политинформации. Особенно полюбились солдатам его рассказы о немецком вруне и выдумщике бароне Мюнхгаузене, который, несмотря на свою учёность и многие дипломы, не знал самых элементарных законов физики. Кстати, позднее его опыт применения законов физики на практике пригодился ему в послевоенной жизни при строительстве нового здания МГУ на Ленинских горах.