Читать онлайн «Очерки пером и карандашом из кругосветного плавания в 1857, 1858, 1859, 1860 годах.». Страница 63

На клипер приехали туземцы на длинной, сколоченной из досок, лодке. Это были китайцы, по всей вероятности, беглые, потому что китайцам переход через Маньчжурию запрещен. На головах, украшенных косами, были у них соболиные шапочки; остальной костюм был какой-то бесформенный; он мог принадлежать всякой народности, обусловленный случайностью и климатом. Что-то похожее на серый армяк, на ногах из тюленьей шкуры род гетр и из той же шкуры башмаки — обувь, известная у нас в Сибири под именем торбасов; на поясе коротенькая трубочка, кожаный мешочек для табаку и еще какие-то безделки. В ушах серьги, в косу вплетены пуговки и побрякушки. Лицо старшего было типом китайской физиономий: с двумя линиями вместо глаз, с широкими скулами, с реденькими усами и бородкой. Другой был юноша, более смуглый; полнота его молодого лица скрадывала угловатые черты, так резко выступавшие у старшего; они привезли рыбу, род лосося, которую выменивали на пуговицы и старое платье. В обращении они были очень развязны, «Шангалды, шангалды,» говорили они, если были довольны вещью; «ну шангалды», если нет; причем трясли головой и мотали руками.

Нам захотелось сделать им визит и вместе посмотреть на их быт и на близлежащую местность; раз, утром собрались мы, взяв с собою холодный обед и другие принадлежности, могущие сделать прогулку приятною. Сначала шла на баркасе, вдоль берега, до северной бухты, огибая мысы и скалы. В северной бухте вышли на берег, оставив баркас на дреке. Первая попавшаяся хижина выстроена была довольно крепко; она состояла из двух отделении: первое род кладовой, где висела юкола (сушеная рыба); по углам сложена разная рухлядь. В другом отделении было самое жилье. Печь шла низким боровом кругом стены, и на ней устроены были широкие нары; это была известная нам, необходимая принадлежность хижин маньчжура или уй-пи-да-цзы, людей, живущих в холодных странах. По углам и бесчисленным полкам очень много плетеной из прутьев посуды, обмазанной глиной и сделанной очень искусно, и просто деревянной. В одном углу род молельни, что-то из фольги и бумаги, но покрытое, как и все в хижине, копотью и дымом, отчего все смотрело чем-то неопределенным. На стене висело китайское ружье с фитилем.

Весь внутренний быт комнаты совершенно был таков, как его описал Лаперуз, посещавший подобные хижины в де-Кастри и на Сахалине: или они жили по Лаперузу, или с того времени ни на шаг не двинулась их прозябающая, лишенная всякого смысла жизнь? Посмотрите на хозяина, того самого старика, что был вчера у нас на клипере; сидит он в стороне и ни на кого не смотрит, хотя много мог бы увидеть интересного; неужели не удивили, или не заняли мы его ни своими лицами, на их лица нисколько непохожими, ни костюмом, ни револьверами, ни жженкой, наконец, которую варили у него на наре по всем правилам искусства? Мне показалось это равнодушие искусственным. Оно принято и развито у всех азиатских народов, но, кажется, показывает начало и нашего «себе на уме», которое мы наследовали, вероятно, от монголов. Я подметил у хозяина два или три взгляда, брошенные им искоса так лукаво и так насмешливо! расстались мы друзьями; каждому из нас он подарил по сушеной рыбе.

Близ хижины, за изгородью, паслись два красивые пестрые быка; несколько кур прохаживались в разных направлениях. He смотря на все наши просьбы, хозяин не продавал быков, знаками показывая, что когда выпадет снег, то на них он удалится внутрь страны и увезет на санях весь свой скарб.

В печах, устроенных особняком на берегу, жители выпаривают аз морской воды соль; по всему, однако, видно было, что это временные жильцы; их присылают сюда из деревень для сушения рыбы, добывания соли и ловли моллюсков, из которых самым лакомым считается хай-мень. Далее по берегу виднелось около пяти хижин; все они были похожи одна на другую, только быков мы уже не видали: те два быка были единственные. На чем уке уедут хозяева этих хижин, узнать было не от кого.

Перевалившись через высокий холм, покрытый редким лесом, с следами палов и пастбищ, спустились мы в долину и долго шли но узенькой тропинке, любуясь красивою речкой, которая извивалась лентой. Летом эта долина должна быть очень живописна; она напомнила мне долины Кача и Бельбека в Крыму; те же горы, теснящие ее с боков, те же миловидные рощи, капризные изгибы быстрого потока, свирепого и разрушающего все во время разлива. Недоставало пирамидальных тополей и виноградников: a отчего же, со временем, им не быть здесь? Цивилизация смягчат и суровость климата; усилия и труд пробьют дикую кору, и эти скалы, теперь такие неприветливые, улыбнутся путешественнику приютами гражданственности и образования. Мы возвратились благополучно, не встретив ни одного дикого зверя и на одного сколько-нибудь замечательного приключения.

Через несколько дней мы перешла в залив Св. Ольги, — десятью милями южнее; вместе с нами пошел и Воевода. В Ольге мы застали транспорт Байкал, недавно пришедший сюда для зимовки.

Ольга — обширный залив, совершенно открытый с моря, только у входного правого мыса находится странной формы каменный островок, оторвавшийся от общей массы берегов. За ним, как пилястры длинной залы, уходящие в перспективе, желтели выступавшие песчаные и базальтовые обрывы; на них сверху нависли холмы, поросшие дубом и кедром и венчанные местами теми же песчаниками, похожими то на башни, то на каменные замки. В глубине залива к нему примыкает широкая долина, заросшая сплошным лесом, в тени дерев которого течет довольно большая река (река Аввакума), впадающая в залив. С правой стороны едва заметный вход в бухту, совершенно закрытую со всех сторон и распространившуюся, как озеро, среди лесистых холмов. Эта бухта названа Тихою пристанью, — название, совершенно соответствующее производимому ею впечатлению. Берега её не смотрят пустыми и дикими обрывами; ветвистые дубы, летом, вероятно, очень красивые, спустились своими дряхлыми стволами прямо к тихой, неподвижной воде, любуясь в её зеркале на свою могучую старость: над ними круглые и мягкие очертания верхней части холмов, и одна снеговая гора виднеется где-то далеко. В тихом заливе, как в зеркале, отражается мирный ландшафт, как бы заманивая зашедшее сюда судно скорее бросить якорь.

Узким и немного извилистым проливом входили мы в Тихую пристань, чуть не цепляясь за ветви растущих у самой воды дерев. Холод, еще бессильный пред бурными волнами бухты Владимира, уже сковал на половину, довольно толстым льдом, тихие воды здешней пристани. Мы стали вне лилии льда, между тем как Воевода и Байкал уже были окружены им, и команда их ходила по скользкой поверхности, показавшейся новинкой для воеводских, но очень хорошо знакомой команде, пришедшей с Амура на Байкале. Оба судна оставались здесь на зимовку в уже стали готовиться к разоружению. В ночь льда еще прибавилось.