Читать онлайн «Дальневосточные соседи». Страница 22

Конфуций взял чайник и стал молча разливать чай. «Почему ты молчишь, учитель?» – «А я уже дал тебе ответ, причем наглядный. Из носика чайника я наполнил шесть чашек. Это нормально. Но можно ли из шести чайников лить чай в одну чашку? Это было бы противоестественно».

Депутаты засмеялись. А я продолжал аналогию. «Когда одного парламентария терзают вопросами три дюжины журналистов – это обычное дело. Но если три дюжины таких профессиональных полемистов, как вы, возьмут под перекрестный огонь одного-единственного газетчика, получится негуманно».

Атмосфера разрядилась, и я начал отвечать на вопросы. Потом сказал: «Наш поединок проходит в неравных условиях. Вы говорите на родном языке, а я скован своими лингвистическими возможностями, вынужден рассуждать примитивнее, чем мог бы. Справедливее будет полемизировать на китайском или хотя бы на немецком».

Я, конечно, блефовал. Но правильно сделал ставку на стойкое неприятие англичанами каких-либо языков, кроме своего.

Повторю: мне посчастливилось начать свою журналистскую карьеру в Пекине 50-х годов. Довелось быть очевидцем событий, перессоривших Хрущева и Мао Цзэдуна, а после смерти «великого кормчего» стать свидетелем и участником осторожных шагов, которые Москва и Пекин стали делать навстречу друг другу после четверти века трагической размолвки.

В 1984 году я вновь попал в Китай после 25-летнего отсутствия. Первым реальным примером провозглашенной Дэн Сяопином свободы предпринимательства для меня стали платные велосипедные стоянки возле пекинских вокзалов, автостанций, универмагов и кинотеатров. Их владельцами и управляющими стали пожилые домохозяйки. Ведь создать такое предприятие можно практически без первоначального капитала.

Другой сюрприз мне посчастливилось увидеть в хорошо знакомом мне западном пригороде Пекина. Это было село, откуда мне когда-то доводилось писать о трудовых успехах народной коммуны имени китайско-советской дружбы. Теперь ее бывшие члены стали единоличниками, получили землю в пожизненное пользование. Но меня поразило, что многие крестьяне последовали лозунгу: «Уходить из земледелия, не покидая села».

Мне показали навес, под которым сидело более полусотни пожилых женщин. Они прилежно вязали что-то крючками из голубого мохера. Присмотревшись, я понял, что сарай был как бы сборочным цехом. Из соседней деревни были доставлены стопки рукавов, из другой – спинки. После того как приемщик тщательно проверил каждую деталь, их соединяли в свитера, пришивали ярлыки: «Пьер Карден. Ручная работа. Париж», и запечатывали в пластиковые пакеты.

Как мне пояснили, шерстяные нитки определенных цветов и лекала с разметкой количества петель в каждом ряду поставляет концерн французского кутюрье. Он же забирает весь заказанный ассортимент нужных ему моделей. Словом, экспортирует овеществленный труд, который обходится в семь-девять раз дешевле, чем во Франции. Причем приобщиться к подобному бизнесу, как и при создании в столице платных велосипедных стоянок, можно и без первоначального капитала.

Карденовские свитера ручной вязки производит одно из почти двух миллионов возникших в Поднебесной поселковых предприятий. Малый бизнес на селе – новый, динамичный сектор экономики, который называют секретным оружием китайских реформ. Он не только создает крестьянам 200–250 миллионов новых рабочих мест, тем самым сокращая избыток рабочих рук на селе. Он позволяет превращать главное богатство Китая – трудовые ресурсы – в реальные товары и услуги.

Кроме свитеров Кардена, в той же коммуне на завезенных с соседнего завода станках штамповали фары для автомашин. Размещать производство несложных деталей в близлежащих селах крупным заводам оказалось выгоднее, чем строить новые цеха на дорогой городской земле.

Опыт Китая свидетельствует, что существуют модели экономической интеграции, формы производственного кооперирования, которые открывают возможности для возрождения обезлюдевших сел и малых городов. Вот одна из них.

В деревни, где остались одни старики и старухи, приезжают представители крупных птицеводческих концернов. Они предлагают престарелым парам выращивать то ли сто, то ли двести, то ли пятьсот цыплят. Когда контракт подписан, бригада рабочих монтирует стандартные клетки-навесы соответствующего размера. Новорожденных птенцов доставляют из инкубатора. Дважды в неделю привозят комбикорма и бутыли с чистой водой. А когда подрастут бройлеры, их забирают на птицефабрику для централизованной разделки.

Думаю, что опыт Китая может быть поучителен для наших «бесперспективных деревень» и малых городов, население которых сокращается из-за невозможности найти работу. Особенно для неполноценной или лишенной мобильности рабочей силы, например для пожилых людей.

Тут нужна кооперация сельских предприятий с городскими. Это может быть оснащение городскими заводами сельских цехов-филиалов, где руками местных жителей выполнялись бы трудоемкие, но технологически несложные операции, целеустремленное расширение возможностей для трудоустройства в малых городах и поселках путем развития малого бизнеса. Словом, превращение местной промышленности в важную составную часть сельской экономики.

Китай поражает мир темпами своего экономического роста. Зарубежных гостей восхищают небоскребы Пекина и Шанхая, автострады с многоуровневыми развязками, поезда на магнитной подушке. Но, отнюдь не умаляя достижений Поднебесной за годы реформ, я как человек, объехавший Китай вдоль и поперек, знаю и другую сторону картины.

Мне доводилось бывать в селах, где доход на каждого жителя ниже пяти долларов в месяц, где вся домашняя утварь сделана людьми своими руками из дерева или глины. Так что после пожара в доме не остается ни кусочка металла, словно у наших доисторических предков.

В наши дни совершен кардинальный поворот пекинского руководства в сторону проблем села. До начала реформ в абсолютной бедности жил каждый четвертый китаец, то есть четверть миллиарда человек. Ныне таких уже не 25, а лишь 2 процента населения. Но в условиях Китая – это 24 миллиона человек, и чем меньше остается заповедников нищеты, тем труднее до них добраться.

До недавних пор считалось, что на селе живет 900 миллионов китайцев, в городах – 400 миллионов. Но процесс индустриализации и урбанизации несколько изменил это соотношение. Теперь в официальных документах говорится, что средний годовой доход 700 миллионов крестьян составляет около 600 долларов, а 600 миллионов горожан – 1800 долларов.

Этим трехкратным разрывом дело не ограничивается. Еще более значительна разница социальных условий жизни села, его отставание в таких областях, как образование, здравоохранение, транспортная и энергетическая инфраструктура.