Читать онлайн «Принципиальные вопросы общей теории Чакр». Страница 22

свет, а не "волны"!

Действительно, над попытками установить, например, каковы "физические аналоги" Чакр, можно насмеяться как над чисто европейским подходом к делу, - ведь подобное знание совершенно бесполезно с практической точки зрения. В случае Чакр мы имеем дело не с чем-то внешним, а со своими собственными ощущениями, знание физической сущности которых ни в коей мере не продвигает нас в умении ощущать их, тем более управлять ими. А что касается расположения этих тонких органов в тонком теле (чем бы ни были и где бы не располагались их физические аналоги), то оно четко указано в текстах. Известно, однако, что нет ничего более практичного, чем хорошая теория. Не исключено, что в будущем этот "чисто европейский подход" принесет какие-то неожиданные результаты, - например, стимулирует сдвиг современного объективистски ориентированного научного мышления с мертвой точки в его отношении к "восточной мистике", стимулирует творческую активность в самодеятельной йогической среде, приблизит возникновение какого-то давно искомого Синтеза духовных учений. Задача настоящей работы состояла прежде всего в том, чтобы теоретически "потревожить" сложившееся материалистическое и культурологическое отношение к Йоге. Ведь с материалистической точки зрения сегодня принимается, да и то "крутя носом", не Йога как таковая (то есть мировоззренческая установка на расширение сознания и самосознания в единстве со средствами такого расширения), а лишь ее физиотерапевтический, в лучшем случае биоэнергетический аспект; все остальное относится к области "фантастических представлений" и всерьез не рассматривается. С культурологической точки зрения Йога рассматривается как реалия, вырванная из контекста иной культуры, и как инородное тело в контексте наличной культуры; говорится, что Йога чужда нашему обществу. Настоящая работа призвана показать, что "фантастические представления" йогинов на самом деле представляют собой инокультурные "срезы" тех сторон реальности, которые не получили своего отражения в контексте нашей культуры. Тем самым предпринимается попытка указать на неполноту, узость этого контекста, а также - по мере сил и способностей - на возможные пути его расширения. 4. Здесь уместно будет задать четвертый вопрос, строгий: Не мог бы автор,

как материалист, уточнить свое отношение к мистике?

"Мистичность" переводится как "таинственность". "Самое прекрасное и глубокое переживание, выпадающее на долю человека, это ощущение таинственности... Тот, кто не испытал этого ощущения, кажется мне если не мертвецом, то во всяком случае слепым... Я довольствуюсь тем, что с изумлением строю догадки об этих тайнах и смиренно создаю далеко не полню картину совершенной структуры мироздания". Это сказал Эйнштейн, создатель теории относительности, - теории, которая лежит в основе современной картины "физической реальности". Мистическое отношение к миру основано на сознавании присутствия бесконечных таинственных глубин, скрытых под пленкой познанного, а также сознавании известной меры гипотетичности самой этой пленки. Материалистическое мировоззрение вовсе не предполагает "гносеологической мании величия", дубинноголовой снисходительности человека, уточняющего отдельные детали уже "почти познанного" мира. Напротив, благодаря основному положению материалистической гносеологии о неисчерпаемости познания мира и человека, на любом этапе этого познания мы с необходимостью оказываемся перед лицом "перманентной тайны", бесконечности "еще непознанного", глубины, осознание которой, не затуманенное нашими познавательными успехами, не может не вызывать своего рода "священного трепета". Однако мистика, мистицизм - это нечто иное; это учение о некоем особом мистическом ("таинственном") опыте. Таинственность этого опыта заключается в его принципиальной неверифицируемости, "непроверяемости": для нас всегда остается тайной, воспринимали ли мы нечто, или же только воображали его. Строго говоря, опыт нашего повседневного переживания мира также мистичен, поскольку невозможна постановка "решающего эксперимента", способного подтвердить или опровергнуть действительность этого опыта. По словам Витгенштейна, "мистическое не то, как мир есть, а то, что он есть". Абстрагируясь от мистичности повседневного опыта переживания внешнего мира, мы можем определить в качестве мистического опыт переживания некоторых внутренних событий. Этот опыт может случиться с каждым, но прямой доступ к нему открыт не каждому: для обретения такого доступа требуется особая подготовка. В то же время никакими объективными методами не может быть ни подтверждено, ни опровергнуто, отражает ли этот опыт какие-то объективные процессы, или представляет самовнушенный плод фантазии. Итак, в случае внутреннего мистического опыта предметом веры или неверия выступает не учение о раскрываемой этим опытом действительности, но сама эта действительность. Область мистических явлений, "потусторонних" нашему закрытому взору, традиционно находится в ведении ультра-идеалистических течений теоретической мысли и традиционно же отрицается материализмом. Материалист не верит в то, что по ту сторону актуального сознания может протекать какая-то своя сознательная жизнь, независимая от его воли и целеполагания; тем более он не верит, что "та" жизнь каким-то образом может определить "эту". Ориентация материалистической теории на "внешний мир" служит причиной ее традиционного отставания во "внутренней проблематике", которое выражалось в недооценке (вплоть до второй половины XIX в.) активности сознания и до сих пор дает о себе знать в забвении экзистенциальных нужд человека. По той же причине область мистического опыта, лежащая на полюсе прямо противоположном теоретической интенции материализма, традиционно сдается последней без боя. Действительно, наличное состояние материалистической теории не дает своим последователям никаких стимулов к исследованиям в этом направлении: материалист просто не понимает, зачем нужно пытаться переживать, а тем самым и как-то объяснять подобные вещи. Сталкиваясь с такими переживаниями случайно, материалист в последующих поисках объяснений, как правило, оказывается очарован богатейшим опытом теоретической интерпретации подобных переживаний, обретенным в рамках идеалистической традиции. Содержание термина "мистицизм" в его обыденном словоупотреблении крайне неопределенно; обычно "мистицизмом" (как с бранными, так и с благоговейными интонациями) называют то, что непонятно. Говоря о мистицизме, мы будем подразумевать весь массив исторических представлений о внутреннем мистическом опыте. Будучи включены в рамки различных учений, представления эти являются продуктами теоретической интерпретации результатов интроспективного исследования пространств нашего внутреннего мира. Можно ли выделить основные положения мистицизма, подлежащие материалистической интерпретации? Представляется, что принципиальной для понимания мистицизма служит концепция так называемого "трансцендентного субъекта". В "Философии мистики" Карл Дю-Прель пишет следующее:

"...В сокровенных недрах нашего существа пребывает недоступный нашему

самосознанию трансцендентальный наш субъект, корень нашей

индивидуальности; он отличается от чувственной половины нашего

существа как формою, так и содержанием своего познания, так как

находится в других отношениях к природе, воспринимает от нее другие

впечатления, а следовательно и реагирует на нее иначе, чем

сознательная наша половина.

... Одновременное существование лиц нашего субъекта служит основой

всякой мистики и остается при всевозможных изменениях ее формы

неизменным ее предположением;... Самое меньшее, что содержит в себе

эта метафизическая формула, так это то, что между сознательным и

бессознательным лицами нашего собственного "я" могут существовать

мистические отношения". Дю-Прель приводит также мнение Канта, что "мы

можем вступать в отношения "не только со своим трансцендентным

субъектом, но, при посредстве этого субъекта, и с трансцендентальными

существами" (27, 493-499).

Итак, основной постулат мистицизма гласит, что "обе половины нашего существа действуют одновременно, хотя трансцендентальная наша деятельность остается скрытою для нашего земного лица" (там же, 492). Важно отметить, что тантризм представляет собой именно экспериментально-мистическое учение: все его, казалось бы, чисто теоретические положения, как относительно анатомии и физиологии "тонкого тела", так и относительно космогонии, представляют собой не что иное, как концептуальное оформление мистического опыта. И опыт этот свидетельствует именно о множестве "потусторонних" существ ("субъектов"), различно предопределяющих нашу "посюстороннюю" жизнь из ряда "потусторонних" миров.*