Читать онлайн «Андрей Первозванный. Опыт небиографического жизнеописания». Страница 31

— И что же Епифаний? — спросил Никифоров (свернуть разговор на другую, более интересующую его тему пока не удавалось).

— Так Епифаний наверняка читал эти «Деяния». Почему же он тут не воспользовался ими в полной мере? Или это Григорий Турский что-то добавил от себя?

— Тебе, наверное, уже снится этот Епифаний…

— А знаешь, Лёва, и в самом деле снится. Сегодня ночью снилось мне, как бежит Епифаний со своим Иаковом из Никеи в Никомидию. Именно бежит. Что уж там с ними случилось, не знаю. Видимо, что-то нехорошее. Так вот, входят они в город через Никейские ворота… Дня два, пожалуй, шли они из Никеи…

…А в Никомидии у Епифания был знакомый и притом знатный странноприимец — спафарий Иаков, духовное чадо Феодора Студита. Нося столь высокий титул, Иаков мог позволить себе оставаться иконопочитателем, даже не тайным, а скорее полутайным. В его странноприимном доме находили себе приют многие монахи, бежавшие из Константинополя на восток. Через них же, готовых в любой момент выйти в чём были из дома, раствориться тотчас в городской толпе, а затем горными тропами разбрестись по всей Асии, поддерживалась связь между ссыльными епископами и студитами, прежде всего игуменом Феодором. Хотя его отправили в далёкую, затхлую Вониту, он и оттуда умудрялся передавать свои послания, а ему теми же путями доставляли ответные. Именно поэтому никомидийский странноприимный дом, находясь на пересечении важнейших сухопутных и морских дорог, стал местом, где в руках его постояльцев, которые сами были к тому же хорошими переписчиками, находилось наибольшее количество писем без преувеличения ото всех ко всем. Здесь же, неоднократно скопированные, они распространялись и среди тех, кому не были изначально предназначены: в каждом отдалённом монастыре, где проклинали имя василевса, знали, что происходит в домах столичных иконопочитателей, а в столице знали, как живут в изгнании их духовные отцы и братья.

Верный иконопочитанию митрополит Никомидии Феофилакт был сослан в Карию, в прибрежный городок Стровил, что напротив острова Кос, ещё два года назад, одновременно с Петром Никейским. Его перепиской с Феодором зачитывались все, кто в Никомидии мог читать, а тем, кто не мог, читали вслух, Епифанию же ещё в Никее случилось даже переписать одно из писем своего наставника к Феофилакту, в котором были и такие слова:

«Удостоился я письмом приветствовать тебя, отца моего, столп истины, опору православия, стража благочестия, утверждение Церкви, победоносного мужа, христоносного архиерея, мученика исповедания Божия! Воистину, не принадлежит ли тебе венец мученичества? Ибо ты за Христа изгнан, удалён из отечества, терпишь множество страданий, и притом находясь в теле слабом от природы и, как мне известно, изнурённом подвижническою богоугодною жизнию. Тобою хвалится сонм православных, радуется область Никомидийская и превозносится, ибо избавилась благодаря тебе от укоризн, издревле приписываемых тамошним предстоятелям».

И действительно, предшественники Феофилакта на никомидийской кафедре снискали дурную славу распутников и мшелоимцев. Об одном из них, митрополите Евсевии, рассказывали даже такую историю: в то время проходил через Никомидию, на пути в Константинополь, святой Косма Маюмский, песнописец и ярый противник иконоборчества, и, воскресив некоего юношу по имени Георгий, которого забрал потом с собой в Константинополь, явился святой Косма к этому самому Евсевию, блуднику и иконоборцу, и стал отвращать его от пагубных страстей, поучая мудрыми словами, исполненными Духа. Но Евсевий со смехом прогнал боголюбезного старца и отправился на охоту вместе с гостившими у него тогда царскими сановниками, такими же нечестивцами, как и он, — и растерзал митрополита на той охоте дикий медведь, да так, что ни одной части его мерзкого тела не осталось для погребения.

Правдива эта история или нет, бывал ли вообще в Никомидии святой Косма, тем более при митрополите Евсевии, — но так говорили в народе, и у Епифания не было оснований сомневаться в этих рассказах, тем более что нынешний, присланный на смену Феофилакту, митрополит не уступал нечестивому Евсевию в пороках, а после утверждения его на кафедре один никомидийский монах по имени Исайя замуровался в Башне святого Диомида и принял обет не нарушать безмолвия, покуда новое иконоборчество не будет повержено.

И такие бесчинства творят преемники первого епископа Никомидии, поставленного самим апостолом Андреем, преемники святого Анфима, убиенного при языческом императоре Максимиане, а с ним и двадцать тысяч мучеников Никомидийских, последовавших примеру своего епископа! Прожив в Никомидии всего неделю, Епифаний успел поклониться и месту казни святого Анфима и пострадавшего вместе с ним мученика Индиса в предместье Оптатианы, и доспеху святого Феодора Стратилата, и чудесным мощам святого целителя Пантелеймона, погребённого на окраине Никомидии, в саду Адамантия. Мощи его были белы словно снег, как и описано в его житии, ибо когда мучители отсекли его главу, то из раны вместо крови хлынуло молоко, а тело тотчас же побелело. В месте, куда вылилось то молоко, выросло масличное древо, и растёт оно там до сего дня, так что Епифаний с монахом Иаковом смогли к нему приложиться накануне отплытия из города.

Теперь их путь лежал в Понт, но идти туда им посчастливилось мимо Халкидона через Босфорский пролив на большом торговом судне, куда их пристроил спафарий Иаков, договорившись обо всём с коммеркиарием Андроником, ведавшим в Никомидии морской торговлей, да и сам корабль принадлежал его племяннику Георгию, верному иконопочитателю. В Халкидоне студитов ждало страшное известие: их старинный друг, один из любимейших учеников Феодора, Фаддей Скифянин, оказывается, ещё в декабре минувшего года был жестоко избит солдатами за отказ осквернить святую икону и, выброшенный на улицу, умер в муках под холодным дождём.

Несколько дней корабль Георгия стоял в гавани Халкидона, загружая в трюмы прибывшие с Востока специи и благовония, и всё это время Епифаний сидел на мысу, глядя на Фаросский маяк и башни Константинополя, которые в хорошую погоду были отчётливо видны на том берегу Босфора. Торжественной громадой вздымалась к небесам и Святая София, посрамлённая и осквернённая, но отсюда, издали, казавшаяся не менее прекрасной, чем раньше. Епифаний вспоминал, как бежал он из родного города и как тот не отпускал его от себя, дважды возвращая под свои стены, как чуть не погибли они тогда с Иаковом и рыбаками, если б не заступничество святого апостола Андрея. Теперь же они уверенно идут по его стопам, ведь посещал он, конечно, и Халкидон и поставил здесь епископом Тихика, одного из семидесяти апостолов, о чём Епифаний вычитал из «Списка семидесяти учеников» ещё в Патриаршей библиотеке, куда ему теперь не добраться.

Почти ничего нового не узнал Епифаний об Андрее ни в Никомидии, ни в Халкидоне, хотя на его расспросы о загадочном никомидийском монахе, который не так давно собирал в Никее сведения об апостоле, никомидийцы пожимали плечами, и только один пресвитер вспомнил такого, но, по его словам, тот был вовсе не из Никомидии, а из Халкидона. В Халкидоне же Епифанию сообщили, что был тот не халки-донянином, а прибыл к ним из Гераклеи Понтийской — через неё как раз и лежал путь их корабля, направлявшегося в Синопу. Из Синопы Епифаний и Иаков намеревались уже по суше добраться до далёкой Таврики и Скифии, где, по словам и никейцев, и никомидийцев, не было никаких иконоборцев и куда бежали из Константинополя многие монахи. Предшественник Епифания в составлении жития апостола Андрея (если он действительно составлял его житие), похоже, следовал его «Деяниям», но Епифаний-то знал, что Андрей путешествовал трижды и что двигался он в противоположную сторону.

Кроме того, в Халкидоне на Епифания было возложено важное послушание — передать в Херсон послание Феодора Студита сосланным туда православным епископам и разыскать брата умученного иконоборцами Фаддея Скифянина, который подвизался где-то в горах Таврики, среди полудиких готов, воинственных тавроскифов и зверообразных склавинов. Кажется, склавином был и сам Фаддей, да никто из студитов его о том никогда не расспрашивал: всем было достаточно, что он был примерным христианином, верным чадом Церкви и великим постником, сподобившимся ныне мученического венца.

— Вот она, столица мира, — воздел руки в сторону Константинополя Епифаний, когда на рассвете отчалили они с Иаковом из Халкидона. — Ты сейчас во власти тех, кто хуже язычников, хуже сарацин, о город великих церквей и божественных обителей, где на каждом углу творились чудеса и спасались славные подвижники! Близкий, но недоступный, тебя я, возможно, вижу последний раз в жизни…

Иаков, видя, что его наставник настроен на торжественное красноречие, начал было записывать за ним, но Епифаний остановил его: