Читать онлайн «Самосожжения старообрядцев (середина XVII–XIX в.)». Страница 11

Послания сибирского митрополита, в отличие от старообрядческой пропаганды, не имели успеха. Этому способствовали ссылки на произвольно трактуемые фрагменты Священного Писания. Вполне возможно, что некоторое влияние на происходившие события оказывали весьма своеобразные обряды «пещного действия», совершавшиеся в XVII столетии в некоторых приходских церквях Вологды, Новгорода и Москвы. Обряд «пещного действия» состоял в наглядном изображении того события, которое «воспето у Даниила». В далекие времена «три еврейских отрока: Анания, Азария и Мисаил отказались поклоняться вавилонскому кумиру и по повелению Навуходоносора были брошены в раскаленную печь». Но Бог и здесь не покинул их: все отроки «чудесным образом остались невредимы»[191]. Многим верующим трагическая ситуация, описанная в Библии, казалась вполне аналогичной той, которая складывалась на Руси после никоновских реформ. Поэтому и мысль о душевном спасении в огне казалась вполне актуальной[192]. Имелись и другие источники формирования идеологии самосожигателей. В целом, по мнению современных исследователей русского религиозного сознания, защитники старого обряда в своих эсхатологических построениях «воспользовались результатами церковной политики». Она «проявлялась в издательской деятельности, направленной, в том числе, и на распространение сочинений, поддерживающих эсхатологические ожидания в обществе»[193]. В свою очередь, эсхатологические ожидания получили распространение в русском обществе «с самых первых времен христианства», когда на Руси появилось «много церковных сочинений и книжных сказаний», в которых речь шла о «пришествии антихриста и кончине мира»[194]. Поэтому вполне объяснимо, что «в сюжетной иерархии древнерусской, а позже ее наследнице – старообрядческой литературе – эсхатологические идеи занимают высшие ступени»[195].

Эсхатологические идеи в значительной степени послужили основанием для проповеди «огненной смерти». В дальнейшем повсеместно в России старообрядцы и многие сочувствующие им «поселяне» воспринимали самосожжение как наиболее эффективный способ вечного и необратимого избавления от власти Антихриста. Созданные старообрядческими литераторами труды соответствовали психологическому настрою многих современников, потрясенных никоновскими реформами. С психологической точки зрения это легко объяснить: «поскольку суицидальные лица страдают от внутреннего эмоционального дискомфорта, все окружающее представляется им мрачным»[196]. В то же время к началу XVIII в., авторитетные старообрядческие наставники, основатели Выговского общежительства, прежде всего, братья Денисовы, высказывались по актуальному вопросу о самосожжениях более осторожно. Пытаясь адаптироваться в российском обществе, пожиная первые плоды благополучия, созданного в Выговской пустыни, они глядели на окружающий «немирный» мир немного более оптимистично, чем старообрядческие проповедники конца XVII в. Им пришлось опровергать отвратительное обвинение в преднамеренном провоцировании самоубийств с корыстными целями – для того, чтобы завладеть имуществом погибших. Одновременно выговские старообрядцы вновь подтверждали, что самосожжение является для них вполне обоснованным и, при определенных условиях, необходимым деянием. Как говорилось в ответах выговских старообрядцев на вопросы священника Олонецких Петровских заводов Иосифа, датированных 1705 г., «пощади, Боже, души нашя от такого суемудрия, еже бы нам за прибыток любовещнаго имения человеков в пожжение оболщевати, сие в нас никогдаже бысть, ни быти хощет». Однако следование старообрядческому вероучению они видели в неразрывной связи с добровольной смертью: «Но имамы мы учение церковное, еже точию за сохранение благочестия смерть паче произволяти (курсив мой. – М.П.), неже со отвержением истины наслаждатися богатств и сладостей немирного сего мира»[197].

Действительно, проповеди старообрядческих наставников о самосожжениях постепенно, со временем становились «более краткими, простыми»[198]. И все же теоретическое обоснование допустимости массовых самоубийств сохранялось в старообрядческой среде, приобретая форму страстной проповеди. Так, известный публицист XVIII в., выговский ренегат Григорий Яковлев[199], приводил следующие расхожие высказывания наставников самосожигателей: «Аще ли мните не стерпети от чужих рук биения и ран и мук, то сами себе предавайте смертем кто как может, всюду сами утопающеся, ножем или иным чем сами зарезывающеся и колющеся». Если же не удастся умереть таким способом, то, продолжал излагать мысли самосожигателей Яковлев, следовало прибегнуть к огню: «уготовайте, напредь где усмотрев, храмину твердую соломою и смольем и скалою наполнивше, и собравшеся многим числом, сколько где возможно больше, мужей же и жен, и девиц, и отрочат, и малых робят, и младенцев сущих, и тако от гонящих по указу и ищущих вас сожигайтеся сами, а в руки не предавайтеся». За страдания самосожигателей ждет щедрая загробная награда: «Бог вас благословит, а паче же вас благословляют на то все новые русские страдальцы нынешние»[200].

В качестве важнейшего оправдания массовых самоубийств использовался традиционный для старообрядческой литературы конца аргумент – «видения». Эти повествования опирались на древние представления о загробном мире как «иной» форме жизни, из которой человек при определенном стечении обстоятельств, по воле Бога мог вернуться к обычному земному существованию[201]. Старообрядческие «видения» известны со времени возникновения церковного раскола, и их бытование продолжалось и в XX в[202]. Так, само появление «новой веры», согласно одному из «видений», слухи о котором распространялись среди чернецов осажденного царскими войсками Соловецкого монастыря, произошло мистическим и зловещим образом. Обрядовые нововведения принесли на Русскую землю два «великих черных эфиопа». До этого трагического для благочестия события «новины» тщательно подготавливались в аду в течение 30 лет самим Сатаной и его сподвижниками – зловредными еретиками[203].

Старообрядческие «видения», связанные с самосожжениями, довольно специфичны. Они отражают характерные черты религиозного мировоззрения, распространенные в XVII в. В сознании жителей Московской Руси существовали два образа потустороннего мира. Первый из них «связан с фольклором и мифологией». Второй ведет свое происхождение из сложных христианских представлений, усвоенных русскими крестьянами далеко не идеально[204]. Старообрядческие «видения» в большей степени связаны с первым вариантом образов «того» света. В них отразились древние, дохристианские представления о загробном мире как о неразделенном на ад и рай пространстве, где души грешников и праведников постоянно пребывают практически рядом. Старообрядцы – создатели текстов о «видениях» – утверждали, что на «том» свете сгоревшие пребывают «во светлем месте и в венцах», а не пожелавшие «самозгорети» неподалеку прикованы к огромному вечно вращающемуся колесу[205], символизирующему, вероятно, бесцельную жизнь в мире Антихриста. (Иногда «мучение на адском колесе» изображалось в русской народной прозе как одна из бесконечных мук, уготованных грешникам[206]).

«Бесспорные» аргументы, исходящие из загробного мира, предназначались для того, чтобы окончательно решить спор о самосожжениях. Поэтому старообрядцы, как противники, так и сторонники самосожжений, вновь и вновь обращались к жанру «видений». В 1748 г. из-под пера неизвестного автора появился еще один старообрядческий литературный памятник, относящейся к этому жанру: «Видение некоей старухи». В нем утверждалось, что некая старуха «объумирала в полнощ и видела видение страшное». Наутро, придя в «чювство», она рассказала о кратком посещении загробного мира и судьбах его обитателей. По ее словам, сгоревшим в Березовом Наволоке (август 1687 г.) и в Совдозере (конец XVII в., более точная дата неизвестна) на «том» свете определено «место и поле добро», но похуже, чем настоятелю Выговской пустыни и известному старообрядческому писателю Семену Денисову (который, кстати говоря, активно поддерживал идеи самосожигателей). Ведь он погиб своей смертью, а не скончался в воспетом им «самогубительном» пламени. «Водящий» (сопровождающие по загробному миру) объяснили старухе: «Того ради им похуже место дано, понеже подкупили тех, кои их сожгли, чтоб сожгли их». Но в самом неблагоприятном положении оказались «горелыя у Вол озера». Они постоянно пребывали в едком дыму. По утверждению старухи, перед самосожжением они не подвергались явным гонениям со стороны «никониан»: «не от нужды скончашася». За это они сурово наказаны Богом: «того ради им такое дымное место». Один из выводов, который создатели «видения» стремились донести до читателя, вложен в уста обитателей загробного мира: «И ты скажи людем, чтобы без нужды не горели, пусть бегают и нужду приемлют»[207].