Читать онлайн «Эпоха гонений на христиан и утверждение христианства в греко-римском мире при Константине Великом». Страница 4

______________________

* Буассье. Ук. соч. С. 27, 125–127.

** Там же. 144.

*** Там же. 140.

**** Tacit. Annal. XVI, 28–35.

***** Orig. Cont. Celsum. VII, 63 et 67.

****** Тертуллиан. Апология, гл. 45.

______________________

Продолжаем раскрытие религиозных причин, побуждавших римское правительство преследовать христиан, но посмотрим на этот вопрос еще с новой стороны. Сейчас мы рассмотрели, насколько неблагоприятны были отношения римского правительства к христианству, когда мы брали во внимание строгую заботливость правительства о соблюдении как древних религиозных римских обычаев, так и нового и популярного культа цезарей, словом, о соблюдении и охранении их отечественной религии. В этом случае христианство не могло ждать себе пощады от правительства. Но этого еще мало. Христианское общество не разделяло и тех привилегий свободы и независимости, которыми пользовались во всемирном римском государстве приверженцы и поклонники различных религий, принадлежавших народам, входившим в состав Империи. Римляне были очень толерантны к религиям чуждым, они не тревожили религиозной совести иноземцев. Иноземец, не римский гражданин, мог поклоняться богу, какому хотел. Различные чужеземные культы — греческий, малоазийский, египетский и самый иудейский — свободно отправлялись повсюду на обширной римской территории. Каждый человек, принадлежавший к той или другой чужестранной религии, мог где угодно исполнять предписанные ему религией обряды. Это было позволено как в провинции, так и в самом Риме. Рим не представлял исключения. Сюда стекались лица, принадлежавшие ко всевозможным религиям, и могли здесь невозбранно практиковать свои обряды. Дионисий Галикарнасский говорит:"Люди, принадлежащие к тысяче народностей, приходят в Город, т. е. Рим, и воздают здесь поклонение отечественным богам, по своим иноземным законам". Эти чужеземцы только обязаны были держать себя уважительно по отношению к римскому государственному культу и отправлять свои обряды частным образом, скромно, не навязывая их другим, а особенно не показываясь с ними в публичных местах города; этим культам позволено было держаться на окраинах Рима. А что касается городов и стран, лишь подчиненных римской власти, то в них отправление каких бы то ни было культов вполне дозволялось. Римляне ничуть не вмешивались в это дело и выговаривали себе право чествования своих богов по своему обычаю*. Спрашивается, почему же христианство не могло пользоваться, хотя бы отчасти, тем покровительством законов со стороны римской власти, каким пользовались всевозможные культы — греческий, малоазийский, египетский и другие? Нам представится дело еще более удивительным, если возьмем во внимание, что толерантность Рима простиралась так далеко, что римляне не обходили своим покровительством даже культы самые странные и чудовищные, которые положительно претили серьезному и важному римлянину. Они терпеливо переносили и эти культы, не поднимали на них своей грозной руки. А между тем в среде этих культов чего только нельзя было встретить! Как ни мало римляне по своему характеру, серьезному и благоразумному, были расположены к странному и дикому культу египетской богини Изиды, однако же богиня эта приобрела себе прочное положение даже в Италии, проникла и в самый Рим**. Служение персидскому божеству Митре также было распространено в Римской империи, несмотря на то, что культ этот соединялся с обрядами самого эксцентрического свойства***. Наряду с указанными языческими культами и иудеями императорскими эдиктами разрешено было невозбранное исполнение их религиозных обрядов, невозбранное богопочитание во всех местах Римской империи. Это тем страннее представляется, что между римским язычеством и иудейством было менее точек соприкосновения, чем между римским и другими языческими культами; тем удивительнее, что иудеи вследствие гордого притязания на исключительную святость стали для римлян племенем ненавистным, когда и самый Моисеев закон в большинстве случаев казался для римлян нелепым и омерзительным. Римлянам крайне не нравилось в иудеях, что они даже в обыкновенных житейских отношениях старались держаться как можно дальше от прочих сограждан, не покупали у язычников хлеба, масла, вина и других предметов житейского обихода, не говорили на их языке, не принимали их в свидетели и т. д.**** При всем том иудеи, однако же, пользовались неотъемлемым правом служить своему Богу везде, не исключая самого Рима, по своему обряду. Все эти указанные нами эксцентрические культы, при всей несимпатичности их для римского правительства, тем не менее были признаны религиями, позволенными в границах Римской империи, почему и назывались religiones licitae. Эта позволительность всех культов языческих и иудейского имела, однако же, то ограничение, что не допущен был для подобных культов прозелитизм между римскими гражданами. Лишь исконные жители различных стран имели право совершать культы, принадлежащие этим странам*****.

______________________

* Бердников. Ук. соч. С. 211–212.

** Hausrath. Op. cit. Bd. II. S. 84.

*** Ibid. S. 86.

**** Бердников. Ук. соч. С. 227–224.

***** Hausrath. Op. cit. Bd. II. S. 119–122; Neander. Ibid. S. 43.

______________________

Итак, общим правилом политики римского правительства было то, что позволено было существовать на территории Римской империи, — и языческим культам в разных их видах, и иудейству, даже наперекор римским симпатиям. Римское правительство пренебрежительно относилось, отвращалось египетского культа Изиды, и однако позволяло его; оно не могло симпатизировать чуждому ему по духу культу египетского божества Митры, и однако оно не преследовало его почитателей; он терпеть не могло иудейства, гордого и презрительно относившегося к язычникам–римлянам, и однако оно, римское правительство, охраняло его интересы. Почему же одни христиане, чуждые всяких эксцентричностей в своем культе, не разделявшие горделивого презрения к римлянам, каким отличались иудеи, христиане, не позволявшие себе никаких шумных и соблазнительных религиозных процессий, — почему одни христиане не пользовались религиозной толерантностью Рима? Не странно ли это? Не есть ли это какой то печальный рок, тяготевший над христианами? Не было ли это со стороны Рима какой то непоследовательностью своим принципам? Нисколько. Главное основание, на котором утверждалась веротерпимость римлян относительно чуждых для них культов, состояло в том, что это были культы установившиеся, культы определенных национальностей, отечественные культы известных народов. И голос оракулов, и требования философов, и авторитет законов предписывали уважать и терпеть культы национальные, освященные древностью. Все завоеванные Римом народы, а их было очень много, не принуждались ничуть к принятию господствующего римского культа и не принуждались отрекаться от своих национальных религий. Римляне объявляли неприкосновенным богопочитание каждого из завоеванных ими языческих народов, надеясь чрез то отчасти расположить к себе побежденные народы, отчасти снискать покровительство самих богов этих народов. Некоторые из римлян, именно люди религиозные, даже самое всемирное господство своего народа приписывали содружеству с богами всех народов. Римляне, как политеисты, не были фанатичны относительно чужих богов. По их понятию, всякое чествование богов, основанное на национальном обычае того или другого народа, имело право на существование и заслуживало уважения. Отдавая, естественно, предпочтение свои богам, римляне держали себя очень внимательно относительно чужеземных богов и их оригинального чествования, опасаясь как бы неуважением к богам, хотя бы и чужим, не причинить себе бедствий. Мало этого. Благодаря интенсивности политеизма и совершенному отсутствию твердых религиозных догматов, римляне склонны были думать, что чужеземцы в сущности поклоняются тем же богам, каким и они сами, римляне. Римлянин, вследствие этого, находясь, например, в Греции, со спокойной совестью приносил жертву Гермесу. Со своей стороны, почитатели иноземных культов не давали римлянам повода гневаться на них, не поставили себя во враждебное отношение к римскому культу. Чужеземные культы остерегаются принимать пред римской религией тон презрительный и гордый. Напротив того, они показывали величайшее уважении к римским богам, и это уважение было вообще искренно: ведь боги эти были очень могущественны, если могли дать народу, который поклонялся им, владычество над целым миром. Следовательно, о них нельзя было легкомысленно говорить, полезнее даже было при случае обращаться к ним. Так уважительно относились к римскому культу прочие языческие народы. Не составляли особенно резкого отличия в этом случае и иудеи, хотя от них меньше всех можно было бы ожидать этого. Сами иудеи старались по возможности ладить с гордыми римлянами. Правда и иудеи твердо держались своей религии, но разными услугами своим владыкам–римлянам успевали приобрести себе сносное религиозное положение. Они хоть несколько, но все же старались приноравливаться к законам владычествующего народа; они выражали очень ясные желания жить в мире и согласии с римлянами, за это римляне снисходили к их нравам и обычаям. Когда на иудеев донесено было императору Калигуле, что они недостаточно выражают почитание к священной особе императора, то они отправили от себя депутацию к императору:"Мы приносим тебе жертвы, — говорили эти депутаты Калигуле, — за тебя, и не простые жертвы, а гекатомбы (т. е. сотенные). Мы делали это уже три раза — по случаю твоего вступления на престол, по случаю твоей болезни за твое выздоровление и за твою победу"*. Разумеется, такие заявления должны были мирить римское правительство с иудеями. Они ведь старались щадить религиозную щепетильность римлян. Итак, мы видим, по каким основаниям римляне оставались в миролюбивых, толерантных отношениях к чужеземным культам. Но могли ли они в такие же отношения становиться и к христианскому культу? Языческая римская власть не видела в христианстве того, что давало бы возможность уравнивать христианство с прочими культами. У христиан не было никакого древнего отечественного культа, как это было в других религиозных обществах. Скорее, христианство являлось революционным отпадением от религии дозволенной, терпимой, нарушением уставов древней религии — иудейской. Это именно ставит в упрек христианам Цельс, выражая господствующий образ мысли."Иудеи, — говорит он, — определенный народ, и они сохраняют, как и быть должно, свой отечественный культ, в чем они поступают как и все другие люди. С полным правом в каждом народе соблюдаются древние законы, и есть преступление отступать от них", как делают христиане, разумеет Цельс**. Отсюда то обыкновенный упрек язычников в отношении к христианам: поп licet esse vos, т. е. вы знаете, что не позволяется быть христианином. Христиане, на взгляд римского правительства, являлись чем то странным, неестественным, выродками между людьми, они являлись для него ни иудеями, ни язычниками, ни тем, ни другим, представляли собою какой то genus tertium***. Позволены были определенные культы иноземных языческих народов, позволен был культ иудейский, христианство же не принадлежало ни туда, ни сюда, и потому входило в круг религий запрещенных; religio illicita было оно. Христианство не поставляло себя в связи ни с одним из доселе известных культов и не хотело показывать никакого расположения культу римскому."На что же это похоже!" — мог восклицать римлянин. Христианство со своею проповедью о богопочитании, не привязанном ни к какому месту, ни к какому государству, с партикуляристической религиозной точки зрения древности являлось как нечто противное природе вещей, как попрание всякого определенного порядка. Самый характер христианского культа, насколько он был известен, стоял в противоречии с обыкновенным привычным характером других религий, с какими представлял себе религию языческий мир, римское правительство. Христиане не имели ничего такого, что находили в каждом религиозном культе, ничего из всего того, что даже у культа иудейского было общего с язычеством. У них не находили — можно себе представить — ни алтарей, ни образов, ни храмов, ни жертв, что так изумляет язычников****."Какая же это религия?" — могли задавать себе вопрос язычники."Кто бы мог думать, — говорит Цельс, — что эллины и варвары в Азии, Европе и Ливии станут соглашаться на принятие такого закона, который совершенно непонятен"*****, т. е. такого, какой не привязан к определенной народности, не похож ни на культ иудейский, ни на языческий. И однако же, что казалось совсем невозможным, все более и более грозило осуществиться. Видели, как христианство, находя себе немалочисленных представителей между всеми сословиями, не исключая самих римских граждан, грозило ниспровержением государственной религии, а с нею, казалось, и самому государству, поскольку оно тесно было связано с религией. При виде этого ничего не оставалось делать языческому Риму, как в чувстве самосохранения внутренней силе христианства противопоставить по крайней мере силу внешнюю — отсюда гонения, следствие естественное.