Читать онлайн «История российского мусульманства. Беседы о Северном исламе». Страница 49

Мы еще вернемся к вопросу о навязывании обязательного обрезания, которое сыграло самую отрицательную роль в обращении сибирских татар времен хана Кучума. Однако представляется верным, что во времена массового обращения в ислам этому вопросу не придавалось никакого существенного значения, когда дело касалось зрелых мужчин. Безусловно, что в Волжской Булгарии, как и в других новых мусульманских странах, обрезание совершалось в семьях, уже принявших ислам, над новорожденными малчиками, для которых эта операция проходит быстро и беспамятно. Эту операцию, по-видимому, совершали либо специально призванные для этого из Хорезма люди, либо местные мусульманские служители – хоть бы и муэдзин, о котором несколько раз упоминает ибн Фадлан. Очевидно, что некто, умеющий совершать эту небольшую операцию, уже жил вблизи булгарского торжища во времена ибн Фадлана. Конечно, ведь хорезмийские купцы и другие выходцы из мусульманских стран жили в Булгарии постоянно вместе со своими семьями, о чем свидетельствуют и похороны, описанные выше ибн Фадланом. Однако никакого массового обрезания в дни официального обращения булгарского государства в ислам, скорее всего, не было, иначе подобное обращение не произошло бы так мирно и естественно.

Ханафитская школа ислама, к которой с X века принадлежит большинство мусульман России, не акцентирует внимания на необходимости обрезания новообращенных, хотя и полагает необходимым обрезание мальчиков в мусульманских семьях. С укреплением мусульманства в северных широтах отношение к обрезанию также изменялось и становилось более строгим, но опять-таки, это касалось лишь потомственных мусульман, а не новообращенных. Как говорят самые пристальные и сведующие востоковеды:

«Для необразованной массы мусульман, так же, как и для немусульманской массы, придающих самую большую важность формальностям, отказ от свинины и обрезание стали до определенной степени критерием ислама. Но преувеличенное значение обоих этих принципов не поддерживается исламским законоведением, поскольку они стоят на одном уровне со многими другими понятиями, которым масса уделяет гораздо меньшее внимание[183]».

Забегая вперед, приведем еще одну цитату, на сей раз из классического татарского историка Хади Атласи, который, весьма критически рассматривая нравы Сибирского ханства, писал:

«Согласно русским историческим источникам, хан Кучум силой вынуждал сибирских язычников к обряду обрезания. Те, кто отказывался совершить над собой этот обряд, указом хана приговаривались к смерти. Это поначалу может показаться трудной исторической правдой, однако более чем возможно, что, не ведая исламской мудрости и философии и придавая слишком много значения внешним проявлениям и ритуалам, богословы поздних времен уделяли повышенное внимание обрезанию и могли тем самым вызвать упомянутые указы Кучума. Предельная настойчивость мусульманских богословов на обряде обрезания приносила ущерб исламскому миру не только тогда, но и гораздо ранее. В 986 году булгарские богословы прибыли к (киевскому) князю Владимиру с тем, чтобы обратить его в ислам, поскольку русские в те времена еще были язычниками. Когда Владимир расспрашивал их об основных правилах их веры, богословы ответили: «Мы веруем в одного Бога. Мухаммад повелел нам совершать обрезание и запретил нам есть свинину и пить вино». Владимир, который к тому времени был очарован видениями девственниц Рая, охладел к исламу из-за обрезания. Булгарские богословы, потерпев политическую неудачу и не сумев передать истинный смысл исламской философии, тем самым обделили исламом один из величайших народов на земле. Если бы они представили ислам более приемлемым образом и обратили Владимира, вся Русь, безусловно, приняла бы мусульманство[184]».

Таким образом, понимая психологические затруднения, связанные с указанным обрядом, ханафитская школа ислама не настаивала на непременном совершении этого обряда новообращенными. В конце концов, Священный Коран учит проповедывать ислам без излишней назойливости, с пониманием человеческой природы и с учетом прежних обычаев людей, говоря:

«Призывай к пути Господа твоего с мудростью и благим увещанием, и рассуждай с ними наилучшим путем. Истинно, Владыка твой знает лучше, кто совратился с пути Его; и лучше знает Он тех, которые наставлены в праведности[185]».

Между тем мы за разговорами о мусульманских обрядах мы совершенно отвлеклись от истории с деньгами, о которых царю булгар было, как и опасался ибн Фадлан, сообщено в письме халифа и в письме везира Хамида ибн ал-Аббаса. Дело в том, что эта история проливает свет не только на личность самого царя булгар, но и на предпочтения, которые отдавались в Булгарии мусульманству не багдадского придворного – шафиитского, но среднеазиатского – ханафитского толка.

На третий день после вручения подарков и писем из Багдада царь Джафар ибн Абдаллах напрямик спросил ибн Фадлана о судьбе упомянутых в письмах халифа и везира денег. Бедный посольский секретарь, как мог, объяснил царю уже известные нам обстоятельства. Однако царь не удовлетворился ответом. Он потребовал от ибн Фадлана не красноречивых слов, но самих золотых динаров, говоря, что в ином случае посольство вообще приехало зря, так как подарки от халифа вполне мог бы привезти и его собственный посол Абдаллах бин Башту Хазарин, которого он направил с письмом к повелителю правоверных.

Более того, царь заявил, что требует денег именно с ибн Фадлана как единственного араба в посольстве (все остальные, как мы уже видели, были багдадскими тюрками). Надо отдать должное дипломатическим хитростям царя булгар. Зная, что денег ему никто отдать не сможет, он попросту тянул время, чтобы как-то выпутаться из чрезвычайно тонкой ситуации, связанной с тем, какого именно толка ислам должна исповедовать Волжская Булгария.

Говоря о мусульманском намазе, мы не упомянули еще об одном молитвенном действии, которое совершается в самом его начале. Это произнесение Икамы, как бы сокращенного Азана, в ходе которого произносится фраза «Кад каматис салаат», выражающая готовность к молитве. Так вот, в принятом при дворе халифа шафиитском толке ислама Икама произносилась только однажды, тогда как в ханафитском толке, принятом в Хорезме, дважды. Это небольшое различие, однако, было принципиальным, так как означало различие и во всем остальном, что разделяло ханафитский и шафиитский толки, в том числе и в вопросе об обязательности обрезания. В ходе своих мусульманских поучений ибн Фадлан всячески старался, чтобы верхушка булгарского общества стала исповедовать именно шафиитский ислам:

«Его муэдзин, призывая к молитве, Икаму произнес дважды. А это при дворе халифа не принято. Поэтому я сказал царю: «Известно ли тебе, что господин твой, повелитель правоверных, у себя провозглашает Икаму только один раз?» Тогда царь сказал муэдзину: «Исполняй так, как он говорит тебе», и не противоречь ему». И муэдзин придерживался такого правила много дней, а царь все заводил разговоры насчет тех денег и спорил со мной. Я же ничем не мог его обнадежить и этим приводил его в отчаяние, и приходилось все время оправдываться. Когда же он окончательно потерял надежду в получении денег, то отдал распоряжение муэдзину, чтобы тот удваивал Икаму. И тот сделал это. Царь же хотел использовать это как повод, чтобы возобновить спор и окончательно поссориться. Услышав удвоенную Икаму, я закричал на муэдзина и запретил ему делать это[186]».

Настойчивость ибн Фадлана заставила царя объясниться с посольством начистоту. Заручившись сначала согласием ибн Фадлана в том, что вопрос об Икаме не является принципиальным вопросом веры, он заявил, что впредь будет руководствоваться только советами людей, которые не запятнали себя в его глазах никакой неискренностью:

«Я клянусь Аллахом и скажу тебе, что, находясь в своей собственной стране, я боюсь одного, а именно – боюсь своего господина, повелителя правоверных. И боюсь я больше всего того, что до него дойдет что-нибудь такое, что вызовет его отвращение ко мне, и он проклянет меня, и я погибну в своей собственной стране в то время, как он будет оставаться в своем государстве, и между мной и им будут простираться обширные владения. А вы, которые едите его хлеб, носите его одежду, во всякое время можете видеть его – вы обманули его в отношении той помощи, с которой он отправил вас ко мне – к людям нуждающимся. Более того, вы обманули мусульман, и я не признаю вас истинными руководителями в делах своей веры, пока не приедет ко мне такой человек, который будет искренен в своих словах. И если же придет ко мне такой человек – я признаю его в качестве руководителя в деле своей веры»… После этого разговора случилось нечто странное: он стал оказывать мне особое уважение и стал приближать к себе. А спутников моих он к себе не допускал и стал называть меня Абу-Бекр Правдивый[187]».