Читать онлайн «Слова подвижнические». Страница 44

Если же, когда пребываешь во бдении, продолжительное стояние одолевает тебя своею долговременностию, и изнеможешь от бессилия, и скажет тебе помысл, вернее же сказать, злохитренный проговорит в помысле, как в змии: «Окончи; потому что не можешь стоять», то отвечай ему: «Нет; но посижу одну кафизму; это лучше сна. И если язык мой молчит и не выговаривает псалма, ум же поучается с Богом в молитве и в собеседовании с Ним, то бодрствование полезнее всякого сна». Ни стояние, ни стихословие одних псалмов не есть всецелое бдение. Напротив того, иной всю ночь проводит во псалмах, другой в покаянии, молитвах умиленных и земных поклонах, а иной в слезах и рыдании о своих грехопадениях. Об одном из наших отцов говорят, что сорок лет молитву его составляла одна речь: «Согрешил я, как человек; Ты прости, как Бог». И отцы слышали, как он с печалию твердил этот стих, а между тем плакал и не умолкал; и сия одна молитва заменяла у него службу днем и ночью. И еще, иной малую часть вечера стихословит, остаток же ночи проводит в пении тропарей, а другой — в славословии и чтении. Некто же поставил себе правилом не преклонять колен, подобно тому, на кого нападал блудный помысл. Богу же нашему слава и держава во веки веков! Аминь.

Хочу отверзть уста мои, братия, и говорить о высоком предмете, о смиренномудрии; но исполняюсь страхом, как и тот, кто знает, что намеревается рассуждать о Боге по своим помыслам. Смиренномудрие есть риза Божества. В него облеклось вочеловечившееся Слово и чрез него беседовало с нами в теле нашем. И всякий, облеченный в оное, истинно уподобился Нисшедшему с высоты Своей, сокрывшему доблесть величия Своего и славу Свою прикрывшему смиренномудрием, чтобы тварь не была попалена воззрением на Него. Ибо тварь не могла бы взирать на Него, если бы не восприял Он части от нее и таким образом стал беседовать с нею. Не могла бы услышать словес из уст Его лицом к лицу, потому что и сыны Израилевы не могли слышать гласа Его, когда глаголал к ним из облака, и сказали Моисею: с тобою пусть глаголет Бог, и ты возвести нам словеса Его, и да не глаголет к нам Бог, да не когда умрем (Исх.20:19).

Посему — как тварь могла открыто приять лицезрение Его? Видение Божие так страшно, что и ходатай[46] сказал: …пристрашен есмь и трепетен (Евр.12:21); потому что на горе Синайской явилась самая доблесть славы; гора дымилась и колебалась от страха бывшего на ней откровения; почему и звери, приближавшиеся к дольним частям горы, умирали, а сыны Израилевы, очистив себя, по повелению Моисееву, три дня уготовлялись и снаряжались, чтобы соделаться достойными слышать глас Божий и видеть Божие откровение; но, когда наступило время, не могли приять видения света Его и крепости гласа громов Его.

Ныне же, когда в пришествие Свое излиял благодать Свою на мир, не в трусе, не во огне, не в гласе страшном и крепком снисшел Он, но как дождь на руно и как капля, тихо каплющая на землю, и видим был, иным способом беседуя с нами, то есть когда, как бы в сокровищнице, утаил величие Свое под завесою плоти и среди нас беседовал с нами в том, что мановением Своим соорудил Себе в лоне Девы и Богородицы Марии, чтобы мы, видя, что Он есть единый из нашего рода и с нами беседует, не ужасались при воззрении на Него.

Поэтому всякий, кто одеян в ризу, в которой видим был в том теле, в какое облекся Творец, тот облекся в Самого Христа, потому что в то подобие, в каком видим был твари Своей и пожил с нею Христос, и он пожелал облечься по внутреннему своему человеку, и в этом подобии видим подобным ему рабам, и вместо одеяния чести и внешней славы сим украсился. Посему тварь, словесная и бессловесная, взирая на всякого человека, облеченного в сие подобие, поклоняется ему, как владыке, в честь Владыки своего, Которого видела облеченным в это же подобие и в нем пожившим. Ибо какая тварь не будет с уважением взирать на смиренномудрого? Впрочем, пока слава смиренномудрия не была всем открыта, пренебрегаемо было это исполненное святости зрелище. Ныне же воссияло величие его пред очами мира, и всякий человек чтит подобие сие, видимое на всяком месте. В сем посредстве сподобилась тварь приять видение Творца и Зиждителя своего. Потому не пренебрегается оно и врагами истины. Хотя приобретший оное скуднее всякой твари, однако же, как венцом и порфирою, украшается им обучившийся ему.

Человек никогда не преследует ненавистию, не уязвляет словом смиренномудрого и не пренебрегает им. Поелику любит его Владыка его, то всеми любим он. И он всех любит, и его все любят. Все вожделевают его, и на всяком месте, куда ни приближается, взирают на него, как на Ангела света, и воздают ему честь. Если и начнут речь мудрый или наставник, то они умолкнут, потому что право говорить уступают смиренномудрому. Очи всех устремлены на его уста, в ожидании, какое слово изыдет из них. И всякий человек ожидает словес его, как словес Божиих. Его краткое слово то же, что изречения мудрецов, истолковывающие умопредставления их. Слова его сладостны слуху мудрых более, нежели сот и мед гортани. Приговор его для всех — как Божий, хотя он и неучен в слове своем, уничижен и малозначащ по виду своему.

Кто презрительно говорит о смиренномудром и не признает его живым человеком, тот как бы на Бога отверзает уста свои. Но между тем как в очах его пренебрегается смиренный, у всякой твари соблюдается честь ему. Приближается ли смиренномудрый к губительным зверям, — едва только обратят взор свой на него, укрощается свирепость их: они подходят к нему, как к своему владыке, поникают своими главами, лижут руки и ноги его, потому что ощутили от него ту воню, какая исходила от Адама до его преступления, когда звери собраны были к Адаму и нарекал он им имена в раю. Это отнято было у нас, но обновил и даровал нам сие паки пришествием Своим Иисус. Сим-то и помазано благоухание человеческого рода. Приближается ли также смиренномудрый к смертоносным гадам, — едва только приблизится ощущение руки его, и коснется их тела, прекращается едкость и жестокость смертоносной их горечи, и своими руками давит их, как саранчу. Приближается ли он к людям, — внимают ему, как Господу. И что говорю о людях? Даже демоны, при всей наглости и досаде своей, при всей высоковыйности своего мудрования, когда приходят к нему, делаются как прах; вся злоба их теряет силу, разрушаются козни их, бездейственными остаются злоухищрения их.

Теперь, поелику показали мы величие чести смирению от Бога и сокрытую в нем силу, то покажем уже, что такое смирение и когда человек удостоивается приять оное в том совершенстве, каково оно есть. Сделаем также различие между смиренномудрым по видимости и между сподобившимся истинного смиренномудрия.

Смирение есть некая таинственная сила, которую, по совершении всего жития, восприемлют совершенные святые. Сила сия не иначе как только одним совершенным в добродетели дается силою благодати, поколику в должной мере способны к сему по природе, потому что добродетель сия заключает в себе все. Поэтому не всякого человека, кто бы он ни был, может кто-либо почитать смиренномудрым, но одних сподобившихся сего сказанного нами чина.

Не всякий, кто скромен и безмолвен, или благоразумен, или кроток по природе, достиг уже степени смиренномудрия. Напротив того, истинно смиренномудр, кто имеет в сокровенности нечто достойное гордости, но не гордится и в помысле своем вменяет это в прах. Да и того, кто смиренномудрствует при воспоминании грехопадений и проступков и памятует оные, пока не сокрушится сердце его и ум его при воспоминании о них не снизойдет с высоты горделивых мыслей, не назовем смиренномудрым, хотя и сие похвально, потому что есть еще в нем горделивый помысл, и не приобрел он смирения, а ухищренно приближает его к себе. И хотя, как сказал я, и сие похвально, однако же смирение еще не принадлежит ему; желает он только смирения, но смирения нет у него. Совершенно смиренномудр тот, кто не имеет нужды мудрованием своим изобретать причины к смиренномудрию, но во всем этом совершенно и естественно приобрел смирение без труда, как человек, который приял в себя некое дарование великое и превышающее всю тварь и природу, но который на себя смотрит как на грешника, на человека ничего не значащего и презренного в собственных своих глазах; и между тем как вошел в тайны всех духовных существ и во всей точности совершен стал в мудрости всей твари, сам себя признает ничего не значащим. И этот не ухищренно, но без принуждения таков в сердце своем.

Возможно ли человеку или невозможно соделаться таким и по природе так изменить себя?

Не сомневайся, наконец, что приятая человеком сила таинств совершает в нем это, во всякой добродетели, без его трудов. Это есть сила, которую прияли блаженные апостолы в виде огненном. Для нее-то заповедал им Спаситель от Иерусалима не отлучатися, пока не приимут силы свыше (Деян.1:4). Иерусалим сей есть добродетель, сила — смирение, а сила свыше — Утешитель, иначе толкуемый Дух утешения. Сие-то и значит сказанное о Нем в Божественном Писании, что тайны открываются смиренномудрым. Сего же Духа откровений, показующего тайны, сподобляются приимать внутрь себя смиренномудрые. Посему-то и сказано некоторыми святыми, что смирение усовершает душу Божественными созерцаниями.