Читать онлайн «Это Б-о-г мой». Страница 40

Однако нелепо утверждать, что иудаизм — на своей собственной основе и со своими собственными священными книгами — не представляет собою целостной религии. Другим людям наша вера может казаться лишь коридором, ведущим в некую квартиру. Но у нас есть свой договор, свой Закон, своя вера и своя судьба — Моисееве видение начала и конца, — и в соответствии с этим, как нам это показано Б-гом, мы живем и умираем подобно тому, как жили и умирали наши предки.

Мысль о том, что иудаизм есть нечто вроде коридора, почти неизбежно приводит к идее, что в Танахе наблюдается постепенный подъем религиозной мудрости — от скромного начала при Моисее до взлета при Исайе, который все-таки не дошел еще до конечной истины, хотя и достиг ближних подступов к ней. Я понимаю, что такая концепция приверженцам других вероучений кажется весьма убедительной. Не вдаваясь в тонкости религиозных диспутов, я хотел бы указать на два или три момента, которые представляются мне совершенно поразительными. Наша еврейская традиция, так же как и все рассказанное в Танахе, не оставляет ни малейшего сомнения в том, что Учение Моисея — это не только основа иудаизма, но и его вершина. Все пророки говорят о том, что их цель — призвать народ Израиля соблюдать Моисеев закон, и никто не призывает дополнить, усовершенствовать или видоизменить этот Закон. Пророки описывают Б-га в свободных и гордых образах — так же, как это делал и Моисей. Их нападки на пустое, формальное приношение жертвы — это отзвуки предостережений Моисея против чисто механического соблюдения обрядов веры. Б-г пророков — это Б-г Моисея. Их Закон — это Закон Моисея. Вплоть до последнего затихающего крика пророка Малахии все, о чем говорит нам Танах, сводится к одному:

«„Помните Закон Моисея“, раба Моего».

Если бы в иудаизме происходила та эволюция, о которой говорилось выше, иудаизм был бы неотличим от любой другой религии, которая выжила и укрепилась. Великие религии рождаются тогда, когда на землю нисходит гении духа, который раскрывает перед людьми новый взгляд на мир и на Б-га. Гений духа уходит, но пока люди продолжают смотреть на мир и на Б-га так, как учил основатель их религии, эта религия продолжает жить. Христианство, развиваясь, не поднимается выше учения Иисуса Христа, и буддизм не поднимается над Буддой, и учение Конфуция — это не какое-то скромное начало, послужившее основой для более высокого и более мудрого конфуцианства. Да, во всех религиях происходили изменения: появлялись новые учителя, новые апостолы, история делала крутые повороты, с течением лет менялись формы и внешние признаки. От горы Елеонской в Иерусалиме до собора Святого Петра в Риме и до собора Святого Павла в Лондоне — долгий путь. Но было бы довольно смело со стороны христианина сказать, что это — путь наверх.

Никто сейчас уже не принимает всерьез примитивную теорию Вельхаузена, согласно которой иудаизм претерпел эволюцию от новообращенного язычника Моисея, поклонявшегося камням, до просвещенного Исайи, стоявшего уже на пороге христианства. Но до сих пор мы нет-нет да и встречаемся с общим взглядом на иудаизм как на религию, сформировавшуюся в процессе развития. Нам, евреям, такая точка зрения чужда. Она противоречит всему, что мы знаем о своем вероучении, и мы не находим ей никакого подтверждения во всей мировой истории.

С чем действительно правомерно было бы сравнить историю религии, так это с историей искусства, как тонко заметил Джордж Сантаяна. И в религии и в искусстве мы видим несколько недосягаемых вершин духа, а между ними — провалы долгих столетии. Если путь английской драматургии от Шекспира до Ноэла Кауарда — это подъем, и если можно назвать подъемом эволюцию скульптуры от Микеланджело до Эпштейна, а музыки — от Моцарта до Стравинского, тогда можно, пожалуй, утверждать и то, что иудаизм тоже развивался от Моисея до Малахии.

Великая Хартия Вольностей и Декларация Независимости лежат в музеях под стеклом; это — желтые, сморщенные, выцветшие листы пергамента. Однако и Великая Хартия Вольностей и Декларация Независимости живут своей настоящей жизнью не на этих пергаментах, но в характере общества и государственном строе Великобритании и Соединенных Штатов Америки. И этого уже невозможно изменить, даже если бы треснуло стекло, под него проникла бы влага и в течение одной ночи великие документы превратились бы в мокрую массу или крошево, где нельзя было бы уже различить ни одной буквы.

Каменные скрижали Моисея или Книга Второзакония, написанная, как говорят, Моисеем перед смертью, не лежат под стеклом в музее. Слишком много с тех пор прошло времени. Бульдозеры завоеваний снова и снова заравнивали землю над разрушенными храмами, музеями и хранилищами архивов еврейского народа. После того как две с половиной тысячи лет тому назад вавилоняне разрушили Иерусалим, там мало что осталось. А после того как шесть веков спустя Святой Город был стерт с лица земли Титом, в Иерусалиме не осталось вовсе ничего. То, что дошло до нас от Торы Моисеевой, — это очень, очень поздние копии: самым древним из них — меньше двух тысяч лет. Кроме того, в нашем распоряжении есть и копии Талмуда, в котором постоянно цитируется Тора, но эти копии — еще более поздние.

Когда еврейский ребенок в возрасте шести или семи лет начинает изучать Тору, она попадает к нему в руки в виде печатного издания, возможно выпущенного лишь за год до того, хотя текст этой Торы за долгие века оброс изобильными комментариями. По мере того как ребенок растет и набирается ума-разума, он заглядывает в комментарии все чаще и чаще. Но главная его задача — усвоить сам текст. Именно на этом тексте основывается весь современный еврейский Закон. Насколько же этот текст достоверен?

Ученые называют его «масоретическим текстом». Масоретами называли в первые века нашей эры еврейских писцов. В сделанных ими рукописных копиях были закреплены форма выражения и орфография Танаха, которые с тех пор не изменялись до наших дней. Никогда не затихали споры о том, насколько добросовестно масореты переписывали текст Танаха. Задавался вопрос:

был ли у них в руках подлинный текст древних источников, или же прежние писцы дополняли, изменяли и искажали текст, как им заблагорассудится? Мнения разделялись, кипели страсти, знатоки склонялись то к одной, то к другой точке зрения. Обнаружение рукописей Мертвого моря вызвало такой ажиотаж, в частности, и потому, что эти рукописи с достаточной убедительностью доказали достоверность масоретического текста книги пророка Исайи.

Если человек живет в соответствии с установлениями Торы, которую мы можем взять в руки и прочесть, то он живет по Закону Моисееву — в той мере, в какой это вообще возможно. Достоверность дошедшего до нас текста Торы подтверждена рядом внешних доказательств. Но ее несомненная укорененность в национальной еврейской традиции уходит назад, в глубину веков, — пока не теряется в дыму пылающего Первого Храма. Такая укорененность — особенно если вспомнить о глубокой приверженности евреев к своему Закону — это наилучшее доказательство достоверности того текста Торы, который мы читаем.

В отличие от Танаха, который стал неотъемлемой культурной ценностью для всего мира, Талмуд — это книга за семью печатями, и открывается она только тем, кто начинает изучать ее на заре своей жизни и с годами продвигается от одного тома к другому. Существуют переводы Талмуда на другие языки. Издание Сонсино на английском языке — великий научный подвиг — стало полезным пособием для американских студентов, которым оригинальный текст недоступен. Но, если вы в этом деле профан, попробуйте открыть любой из тридцати пяти пухлых томов английского издания — и, как бы вы яростно ни старались, вы придете в полное отчаяние, прочитав одну или две главы. Эта книга представится вам слишком насыщенной материалом, слишком необычной, слишком архаичной, слишком фрагментарной и перескакивающей с одного предмета на другой. Талмуд на тысячу лет моложе, чем самые поздние книги Танаха. А на первый взгляд он кажется на десять тысяч лет старше.

Сейчас, когда я пишу эти строки, на книжной полке напротив моего письменного стола стоит полное издание Талмуда — двадцать один том, каждый из них — около полутора футов высотой.

Это — новое американское воспроизведение замечательного издания вдовы и братьев Ромм, напечатанного в Вильнюсе (тогда относившемся к Польше) в конце 19-го века. Дальше, на другой полке, стоит подлинное вильнюсское издание Талмуда, уже довольно потрепанное. Оно принадлежало моему деду, который приехал в Америку из Советской России в 1928 году и привез свой Талмуд с собой. Он засадил меня тогда за изучение его и обещал завещать мне эти заветные тома после своей смерти. Он дожил до девяноста четырех лет. За два с чем-то года до его смерти я купил фотоофсетное издание, так как устал пользоваться сокращенным изданием малого формата с комментариями, напечатанными петитом. Мой дед в то время жил в Израиле в отменном здравии. Теперь, когда в моем распоряжении имеются два экземпляра вильнюсского издания Талмуда — одно новое, переснятое, отпечатанное на прекрасной белой бумаге, и другое подлинное, пожелтевшее, видавшее виды за долгие годы, что оно было в употреблении, — теперь я намереваюсь передать по наследству эти издания двум моим сыновьям.