Читать онлайн «В дебрях Африки». Страница 70

— Ну, что, господин, как тебе понравилось мое представление?

— Это напомнило мне Гамлета, насмехающегося над Лаэртом.

Хотя Мазамбони — общепризнанный верховный вождь Ундуссумы, но управляет он как будто с помощью неписанной конституции. Его министры — все до одного его же близкие родственники — занимаются внешней и внутренней политикой в его присутствии, но собственный голос его раздавался редко. Большую часть времени он сидел безмолвно, неподвижно, можно бы даже подумать, что безучастно. Итак, этот бесхитростный африканский владыка своим умом дошел (а может быть, это и наследственный обычай) до понятия, что дела правления следует разделять между несколькими лицами. Если это понятие основано на обычном праве, то это доказывает, что от озера Альберта-Ньянца до Атлантического океана все тысячи племен бассейна Конго произошли от одного общего корня, народа или семейства. Сходство их обычаев, физиономий и общность корня языков служат тому еще лучшим подтверждением.[28]

Мы обнаружили, что вожди, так же как и рядовая масса, отчаянные попрошайки: они настолько корыстны, что совершенно неспособны оценить великодушный поступок. Все они очень желали мирных сношений с нами, однако этот мир кажется за тем только и был заключен, чтобы побольше содрать подарков с чужеземцев. После целого дня всяких угощений и любезностей Мазамбони, взамен красивого ковра ценою в 10 фунтов стерлингов, пучка медной проволоки и костяных рогов, добытых в лесу, дал нам одного теленка и пять коз. Вождь Урумангуа и Буэссы, т. е. тех самых многолюдных селений; которые еще в декабре поразили нас своим цветущим состоянием, тоже считал себя крайне щедрым, одарив нас одним козленком и двумя курицами.

В числе сегодняшних наших гостей были также вождь восточных бавира, который объявлял нам с вершины холма, когда мы возвращались с озера, что вся земля у наших ног, вождь вахума, без зазрения совести надевший на себя тот кусок красного сукна, который мы послали ему в декабре в знак мира. Он так и позабыл прислать нам обещанный "ответный дар".

В этой стране живут в мире и согласии две совершенно различные расы, из которых одна, несомненно индо-африканского происхождения,[29] отличается чрезвычайно тонкими чертами лица, орлиным носом, тонкой шеей, маленькой головой и горделивой осанкой. Эта очень старинная раса обладает великолепными традициями и управляется древними обычаями, не терпящими ни малейших уклонений. Цвет кожи у большинства желтовато-коричневый, у иных даже темнобурый; наиболее чистые их представители цветом кожи напоминают слегка пожелтевшую слоновую кость, а на ощупь кожа очень нежна и шелковиста. Эта раса исключительно занимается скотоводством и проникнута надменным пренебрежением к земледельцам, следовательно к населению Бавиры, которое так же исключительно занимается полеводством. Ни один английский герцог не мог бы с большим презрением отнестись к простолюдину, чем вахума относятся к бавирам. Они согласны жить в стране бавиров, но не в их деревнях, охотно выменивают продукты своего хозяйства на зерно и плоды соседей, но ни за что не позволяют своим дочерям выходить замуж за кого-либо, исключая чистокровного мхума. Их сыновья могут иметь детей от бавирских женщин, но далее не простирается их уступчивость. В этом обстоятельстве, конечно, и кроется причина того различия физиономий и разнообразия типов, которые я замечал прежде.

Один бавирский старшина в следующих выражениях жаловался мне на надменное отношение вахума к бавирам: "Они называют нас землекопами и насмехаются над постоянством и последовательностью, с которыми мы, взрывая темную почву, всю жизнь проводим в честном труде. Они целый век переходят с места на место, добывают съестные припасы на стороне и не знают, что такое свой дом и любимый семейный очаг. Они останавливаются там, где им полюбится пасти свой скот, а когда тут не понравится, идут в другое место".

Но об этом предмете я буду говорить в отдельной главе и потому возвращаюсь к рассказу. Мазамбони дал мне двенадцать проводников, и 16 октября, в сопровождении пятидесяти воинов бавира, множества новых друзей и сотни с лишком носильщиков, я выступил в округ Гавиры, по направлению к той самой деревне на вершине обнаженного холма, где мы отдыхали после утомительного и тревожного дня 12 декабря. Теперь мы шли мирно и дружелюбно, и даже процессия наша имела несколько триумфальный характер: как только мы вступали в какую-нибудь деревню, тотчас все воины выходили навстречу и дружелюбно приветствовали нас, а в Макукуру — известном уже нам селении — женщины провожали нас припевом "лю-лю-лю!". Из этого селения в округе Узанза открывается обширнейший вид на всю страну: к востоку до конца плато, обрывающегося над самой котловиной Альберта, к западу от горы Пизга, к северу за шесть дней пути — до вершины Бемберри, к югу — в расстоянии одного километра — подымалась холмистая гряда Балегга.

Титул вождя племени бавира — гавира, а его собственное имя — Мпинга. Он маленького роста, довольно приятен в обращении и, когда не занимался государственными вопросами, отличался словоохотливостью. Мпинга и его племя желали заключить с нами дружеский союз вроде того, какой был заключен с Мазамбони; мы, конечно, с охотой согласились на это, с условием, чтобы во время нашего прохождения по их владениям они оказывали экспедиции всяческое гостеприимство.

Так как мы посвятили целый день Мазамбони, то следовало и Мпинге уделить столько же времени; его резиденция была от Ньянцы в расстоянии двух небольших переходов или одного длинного, и мы охотно с этим согласились.

Вечером явились два туземных гонца от Мбиасси, из племени бабиасси, вождя округа Кавалли, простирающегося широкой полосой до самой Ньянцы. Гонцы поведали мне, что у их вождя находится в руках небольшой пакет в темной обложке, предназначенный мне; этот пакет дал ему старшина Мпигва из Ньямсасси, который сам получил его от белого человека, известного под именем Малиджу.

На другой день опять пришли сотни дружелюбных людей, которые, очевидно, не могли на нас насмотреться. Поэтому они спокойно садились на корточки и не сводили с нас глаз, следя за каждым нашим движением. Старшие посылали младших то за топливом, то за сладкими бататами, то приказывали им принести в лагерь проса. За самые ничтожные подачки они кидались прислуживать занзибарцам, помогали им строить походные шалаши, таскали воду, поддерживали костры, мололи просяную муку из зерен. Наши люди, очень довольные приобретением таких усердных приятелей, сидели сложа руки и поощряли их к выполнению всей черной работы любезными улыбками, легкими кивками или же дарили им какую-нибудь железную вещицу, несколько бус, одну или две медные монетки или нечто вроде браслета из медной проволоки. При каждом из наших состоял какой-нибудь преданный и искусный «брат», и этим «братьям» предоставлялось делать решительно все, за исключением кушанья, — до стряпни их не допустили.