Читать онлайн «Деньги Ватикана. Тайная история церковных финансов». Страница 16

В 1891 году папа Лев XIII издал энциклику Rerum Novarum, один из самых влиятельных документов папства. В этой энциклике папа связывал социальное учение церкви с правами рабочих в эпоху бурного развития профсоюзов. Лев подчеркивал, что частная собственность священна, тем самым решительно отделяя церковь от марксизма и выражая готовность поддерживать итальянские банки и кредитные ассоциации, которыми управляют католики. Благодаря Rerum Novarum в Америке многие священники и даже епископы стали участниками профсоюзных движений.

В отличие от своих предшественников, Лев XIII не демонстрировал отрешенного отношения к деньгам и не думал, что о них должен позаботиться Бог – или Антонелли, который умер раньше Пия IX. Под своей кроватью папа хранил сундук, наполненный золотом, драгоценностями и наличностью. Он назначил монсеньора Энрико Фольки commissario финансов. «Лев постоянно участвовал в обсуждении вопроса о том, куда вкладывать деньги, и особенно о предоставлении займов, которые, в том числе, предоставлялись его племяннику графу Печчи», – пишет Джон Поллард. Это облегчало работу Фольки[123]. После смерти популярного Пия IX об этом папе стали постепенно забывать. Чтобы создать свой собственный имидж, Лев XIII организовал несколько религиозных юбилеев, во время которых десятки тысяч людей устремлялись в Вечный город. Монсеньор Фольки помогал опустошать белые вельветовые сумки, которые паломники наполняли деньгами во время аудиенций, клал в банк наличные, обменивал иностранные банкноты и слушался папу Льва, который давал распоряжения, сколько следует тратить на двор, на Курию и на службы Ватикана.

В 1880-х годах благодаря деятельности Фольки Ватикан стал значимым владельцем акций Банка Рима (Banco di Roma), который вкладывал большие деньги в недвижимость. Элегантные здания в районе Прати, в десяти минутах ходьбы от собора Св. Петра, строились как правительственные офисы и резиденции чиновников или политиков. Когда цены на недвижимость стали резко расти, Фольки вложил накопленные деньги из лепты Петра в Sociйtй Gйnйrale Immobiliare, фирму-исполнитель, которая стала важнейшей строительной фирмой Рима. Пока папа символически оставался узником, Ватикан вкладывал деньги в компанию города-тюремщика. В 1885 г. Банк Рима приобрел контрольный пакет акций в автобусной и трамвайной службах города. Непогрешимость способна приносить доход.

Купаясь в реке пожертвований из дальних диоцезий, Ватикан наслаждался жизнью в 1880-х, а в это время бостонский семинарист Уильям О’Коннелл учился в Папском североамериканском колледже, семинарии, основанной Pio Nono. Джеймс О’Тул в книге «Воинственная и торжествующая», биографии О’Коннелла, пишет:

Семинаристам… настойчиво прививали чувство Romanita` – «римскости», – так что у них создавалось интуитивное убеждение в том, что только папа и его административный аппарат олицетворяют собой католичество в его чистом виде. Некоторые выпускники «римского» заведения позже начинали смотреть на вещи шире, но большинство сохраняло консервативный взгляд и веру в централизацию. «Римский ум есть ум церкви и ум Христов», – писал позже Уильям О’Коннелл, глубоко усвоивший эту установку[124].

Родившийся в 1859 году в семье выходцев из Ирландии, где он был вторым ребенком из шестерых, Уильям вырос в Лоуэлле. Его отец трудился на текстильной фабрике. Дети из ирландских семей обычно вступают в брак поздно, находя себе пару среди ирландцев, и среди них существует сильная солидарность[125]. Четверо братьев Уильяма начали зарабатывать себе на жизнь простым ручным трудом, в то время как мальчик, служивший алтарником, отправился в Бостонский колледж, где получал медали за успеваемость и был приглашен произнести речь на торжестве в честь выпуска. При поддержке архиепископа Уильям О’Коннелл отправился в Рим, чтобы поступить в семинарию, и там оказался в Североамериканском колледже. Затем, став священником, он сделался ректором этого заведения.

В 1901 году в Риме О’Коннелла рукоположили в епископа, а в 1903 году, когда ему было сорок четыре, послали епископом в Портленд, штат Мейн. Это была маленькая диоцезия в лесистом регионе: 57 церквей, разделенных лесами, 100 священников на 97 тысяч католиков в штате с населением в 700 тысяч человек. Первый раз обращаясь к новой пастве, О’Коннелл объявил: «В том, что касается патриотизма, я американец, но также я римлянин в вере и любви к церкви – и таким всегда останусь»[126]. Исполнительный и немного строгий епископ О’Коннелл посещал церкви и следил за тем, как живут священники и приходы; если финансовые дела прихода были запутаны, епископ разбирался, в чем дело. Он ужасно боялся долгов и хотел стабильно вносить свой вклад в лепту Петра, которая свидетельствовала о верности рассеянных по всему миру епископов Святейшему Отцу. На протяжении пяти лет его правления скромная диоцезия Мейна ежегодно собирала по $3000. В 1906 году его перевели в Бостон, где он стал помощником больного архиепископа; предполагалось, что со временем Рим сделает О’Коннелла его преемником.

Бостон, где католиков насчитывалось 850 тысяч, был огромным карьерным шагом вперед для О’Коннелла. Однако в Мейне новый епископ провел ревизию и нашел вопиющую недостачу. Значительная часть денег куда-то исчезла. В ярости Льюис Уолш написал архиепископу О’Коннеллу письмо с требованием возместить недостающее. В кратком ответном письме О’Коннелл не признавал себя в чем-либо виновным, но послал с ним чек на $25,576,09 тысячи, чтобы возместить пропажу. Уолш успокоился и засел заполнять бухгалтерские отчеты. Если слова греческого философа Гераклита о том, что характер есть судьба, справедливы, то что мы можем сказать об О’Коннелле? «Он привык не отделять самого себя лично от своей роли доверенного лица большой деятельной организации, которая существует помимо него», – пишет О’Тул. Этот дух, который можно выразить девизом «Церковь – это я», был свойственен и Pio Nono. За имиджем прозрачно чистого и боевого епископа скрывалась тенденция быть самому себе законом»[127]. В 1911 году он стал кардиналом.

Кардинал О’Коннелл был важнейшим деятелем из ряда новых прелатов, в основном американцев с ирландскими корнями, которые превращали Католическую церковь в мощный институт между Гражданской войной и всплеском рождаемости в 1950-х. Это были «епископы-строители»: Джон Хьюджс, Патрик Хейс и Френсис Спеллмен в Нью-Йорке, Деннис Догерти в Филадельфии, Джон Айрленд в Сент-Поле, Джеймс Макинтайр (бывший биржевой маклер) и Тимоти Меннинг в Лос-Анджелесе, Патрик Фихан и Джордж Манделейн в Чикаго, Ричард Кашинг, который стал преемником О’Коннелла в Бостоне. Этот список неполон. Епископы той эпохи строили инфраструктуру приходов и школ. Дома для сирот и госпитали создавали в основном ордена монахинь, которые также работали в приходских школах; мужские ордена, особенно иезуитов, доминиканцев, салезианцев, отцов Святого Креста и Христианских братьев, работали в средних школах и колледжах. Но именно решения епископов относительно финансов и недвижимости были основой богатства церкви, которое позволяло финансировать различные служения и школы и создавать инфраструктуру, которая определила характер американских католиков. В Чикаго архиепископ Фихаг побил все рекорды, открыв за срок своего двадцатидвухлетнего правления, завершившегося в 1902 году, 140 приходов[128].

Итак, О’Коннелл, при росте метр семьдесят с небольшим и весе более ста килограммов, погрузился в бостонскую жизнь, неся в себе римскую атмосферу возрождающейся церкви. Он был своим человеком среди аристократов, создающих общественное мнение, общался с политиками, посещал сановников и президентов. Он высказывал свои мнения о новых законах, критикуя как сухой закон, так и законы о детском труде (которые, как ему казалось, подрывали авторитет семьи). Умелый фандрайзер, он использовал в своих интересах щедрость ирландцев, достигших уровня среднего класса. О’Коннелл разъезжал по городу на лимузине, часто в сопровождении своих любимых пуделей. Он выстроил себе дворец в стиле Возрождения с двадцатью пятью комнатами в Брайтоне. Как первый кардинал в Бостоне, он исполнял свою роль князя церкви, чем снискал расположение людей, еще хранящих воспоминания о тяжелой нищете. Его престиж был их престижем. Раз в каждые семь лет он отправлялся в длительные европейские путешествия, во время которых он старался поддерживать связи с Ватиканом. Позже он стал проводить долгие зимние каникулы на Багамах.

Каждый священник из почти двух сотен церквей должен был спрашивать его разрешения на оплату расходов в сумме, превышающей $100, другими словами, любой ремонт приходского дома или школы нельзя было совершить без его одобрения. Священники представляли в его канцелярию ежегодные бухгалтерские отчеты для проверки. Со свойственной ему мудростью О’Коннелл тратил поступления своих важнейших приходов на местное благоустройство или благотворительность, чтобы показать мирянам, на что идут их пожертвования. Он купил католический еженедельник The Pilot и сделал его газетой своей архидиоцезии, которая публиковала его изображения (в начале ее редактором работал будущий кардинал Нью-Йорка Френсис Спеллмен). В течение своего первого десятилетия, когда он стал распоряжаться в Бостоне, О’Коннелл ежегодно высылал в Рим лепту Петра в размере $20 тысяч[129]. Он стал первым кардиналом в Бостоне (и вторым в Америке) и чем-то в своей теневой роли напоминал Антонелли, только ирландского происхождения и в США. Когда папы занимались и религией, и финансами, это вызывало недовольство, но «епископы-строители» поколения О’Коннелла, преодолевая сопротивление местных жителей, собирали деньги в больших количествах, чтобы создавать масштабную систему социальных и медицинских служб для бедных задолго до появления соответствующих федеральных программ, в рамках которых бедные получали социальное пособие или бесплатную медицинскую помощь.