Читать онлайн «Путешествие в Россию». Страница 48

О Василии Блаженном существует легенда, возможно ложная, но сильно и поэтично выражающая чувство восхищенного оцепенения, которое в ту полуварварскую эпоху, когда храм был воздвигнут, должно было вызывать это единственное в своем роде, выходящее за рамки всех архитектурных традиций сооружение. Иван Грозный приказал построить храм в честь взятия Казани, и, когда он был возведен, царь, найдя его прекрасным, восхитительным и поразительным, приказал выколоть глаза архитектору, как говорят какому-то итальянцу, чтобы он нигде больше не построил ничего подобного. По другой версии той же легенды, царь спросил у строителя храма, может ли он воздвигнуть еще более прекрасную церковь, и, когда тот ответил утвердительно, царь приказал отрубить ему голову, чтобы Василий Блаженный оставался без соперника. Может ли быть на свете более восхваляющая храм жестокость, проявленная в порыве ревностного к нему отношения? Этот Иван Грозный был в глубине души настоящим художником, страстным дилетантом. Такая жестокость в отношении к искусству мне менее отвратительна, чем равнодушие. К тому же Василий Блаженный был построен в едином порыве вдохновения.

Представьте себе на некоей высокой площадке, отделенной от прочих строений свободным пространством, самое причудливое, самое несвязное, самое чудесное нагромождение будочек, келий, лесенок, галерей с аркадами, неожиданных углублений и выступов, несимметрично расположенных портиков, часовен, стоящих рядом друг с другом, окон, пробитых как бы случайно и неописуемых форм, — это словно сделанный изнутри рельеф, как будто архитектор, сидя в центре своего детища, сотворил здание способом чеканки. С крыши храма, которую можно принять за индийскую, китайскую или тибетскую пагоду, взмывает к небу лес колоколен самого необычного стиля и неожиданной фантазии, подобных которым не сыщешь. Посередине — более массивная колокольня высотой до основания шпиля в три-четыре этажа: колонны, зубчатые поясные карнизы, пилястры с вделанными в них длинными окнами с импостами, невероятная пестрота идущих друг над другом аркатур, а на шпиле — кружевом извивающиеся по каждому ребру бородавчатые линии. Все это венчается фонарем, над которым перевернутой луковицей высится золотой купол с православным крестом на вершине. Другие колокольни, меньших размеров и меньшей высоты, напоминают формы минаретов, и их башенки, разукрашенные самым фантастическим образом, кончаются каждая своим особым вздутием луковицеобразных куполов. Одни граненые, другие ребристые, эти как ананасы и усеяны как бы остриями граненых бриллиантов, те исполосованы спиралевидными желобками, наконец, другие — чешуйчатые, ромбами, гофрированные, похожие на пчелиные соты, и все на вершинах своих несут золотые кресты, украшенные шариками.

Окраска придает Василию Блаженному еще более сказочный вид: от основания до вершины он покрыт самыми разными цветами, которые, однако, производят приятное впечатление гармоничного целого. Красный, голубой, яблочно-зеленый, желтый — эти разные цвета сосуществуют здесь на всех архитектурных частях. Колонки, капители, аркатуры, украшения ярко выделены разными оттенками красок. На редких ровных местах имитируются линии раздела, панно с горшками цветов, розетки, плетеные узоры, химеры. Различные окраски пестрят на маковках рисунками, похожими на узоры индийских шалей, а сами купола поставлены на крыше храма таким образом, что напоминают беседки султанов. Г-н Гитторф, апостол полихромии в архитектуре, увидел бы здесь великолепное подтверждение своей теории.

Дабы все служило волшебному зрелищу, снежинки, задержавшись на выступах крыши, фризах и украшениях, серебряными блестками усыпали облачение Василия Блаженного и тысячью сверкающих точек покрыли эту чудесную цветную декорацию.

Отложив свое посещение Кремля, я немедленно вошел в храм Василия Блаженного, чудеса которого до последней степени возбудили мое любопытство. Я хотел увидеть, соответствует ли внутреннее убранство внешней красоте храма. Тот же своеобразный гений руководил и внутренним строением и убранством церкви. Первый низкий придел, где мигали лампады, походил на золотую пещеру. Сияющие оклады отбрасывали молнии среди рыжеватых теней и очерчивали суровые образы выглядевших призраками православных святых. Мозаики собора Святого Марка в Венеции могут дать приблизительное представление об этом удивительно сильном эффекте. В полутьме, пронизываемой лучами отсветов, стеной золота и драгоценных камней между верующими и таинствами алтаря высился иконостас. Василий Блаженный не представляет собою, как другие церкви, единого сооружения, состоящего из нескольких приделов, сообщающихся между собою и ограниченных в определенных точках пересечения в соответствии с законами обряда, которому посвящен храм. Этот собор состоит из нескольких церквей или часовен, расположенных рядом и независимых друг от друга. Каждая главка соответствует часовне, которая так или этак входит в общую форму. Свод — это и есть опора основной башни, главного купола. Можно подумать, что мы находимся под огромной каской черкесского или татарского великана. Эти своды, впрочем, чудесным образом раскрашены и позолочены.

Так же дело обстоит и со стенами: они покрыты лицами, исполненными нарочито строгого величия, их рисунок из века в век передается друг другу монахами Афона[99], и в России они не раз могут обмануть невнимательного наблюдателя в том, что касается возраста памятника. Это удивительное ощущение — находиться в таинственных святилищах, где известные католическому культу персонажи вперемежку со святыми исключительно православного культа своим архаичным видом напоминают византийские образы, какие-то неподвижно-статичные тени, идущие из глубины варварских времен. Эти образы, похожие на идолов, смотрят на вас сквозь прорези в позолоченном серебре окладов или выстраиваются симметрично в ряд по позолоченным стенам, раскрыв большие неподвижные глаза, протягивая коричневую руку с дьявольски согнутыми пальцами, и своим суровым, сверхчеловеческим видом, неизменно традиционным, производят религиозное впечатление, которого бы не достигли произведения более развитого искусства. Эти лица в золотых отблесках в мигающем свете лампад живут на стенах своей жизнью и способны на склоне дня поразить наивное воображение и вдохнуть в человека некий священный ужас.

Узкие коридоры, галереи под низкими аркадами, в которых вы локтями касаетесь стен и которые принуждают вас приклонить голову, проходят вокруг этих часовен и позволяют переходить из одной в другую. Нет ничего причудливее этих переходов! Кажется, что архитектору нравилось как можно больше запутать этот клубок: вы поднимаетесь, опускаетесь, вы выходите из здания, вы возвращаетесь в него, обходя по карнизу всю окружность башни, проходя в толще стены по извилинам, похожим на капиллярные трубочки кораллов или на дорожки, которые насекомые прокладывают под корой деревьев. После множества кругов и поворотов у вас кружится голова, вы чувствуете себя моллюском в огромной раковине! Я уже не говорю о таинственных закоулках, необъяснимых тупичках, низких дверях, ведущих неизвестно куда, спускающихся в недра темных лестницах. Я никогда не покончу с описанием этого строения, в котором бродишь, как во сне.