Читать онлайн «Путешествие в сакральный Египет». Страница 61

Муса сказал, что не может позволить себе вновь выпускать пойманных змей на волю, поскольку нельзя быть уверенным, что они не вернутся после этого назад. И все же было несколько случаев, когда он отпускал змей в пустыню.

— Дня через три-четыре после этого наиболее злые змеи, как правило, сами кусают себя от ярости, свернувшись кольцом, и совершают, таким образом, самоубийство. Но большим и добрым змеям я позволяю умереть естественной смертью — от голода. Таким образом, в обоих случаях я не убиваю их лично.

— А какова природа той силы, с помощью которой Вы выманиваете змей из их нор? Это нечто вроде гипноза?

— Не совсем так. Но клянусь честью мусульманина, мне самому известно только то, что эта способность передается от учителя к ученику при посвящении. Для того, чтобы справиться со змеями, недостаточно одних заклинаний. Талисманы, молитвы и приказы, конечно же, очень важны, как важно и тайное заклинание, которое ученику предписывается произносить лишь мысленно. Но главную роль в укрощении змей играет все же особая сила, передающаяся ученику от учителя. Как в христианской религии придается большое значение возложению епископом рук на голову посвящаемого в сан священнослужителя, знаменующее благословение свыше, — так и при посвящении в заклинатели учитель незримо благословляет ученика властвовать над змеями. И без этого благословения змеи не станут Вас слушаться.

Шейх поведал мне также, что состоит в особом братстве дервишей, специализирующемся на ядовитых змеях, и что это братство является единственным сообществом магов, использующих для ловли змей мистические силы. Еще лет сто или двести тому назад в Египте было много таких дервишей, но в наше время они практически перевелись. Обычный змеелов не проходит никаких посвящений и не состоит в этом братстве, а потому вынужден работать с безвредными змеями, либо пользоваться защищающей кожу одеждой и другими чисто механическими средствами предохранения от укусов.

Муса изъявил желание передать мне часть своей мистической силы — по его словам, вполне достаточную для того, чтобы обезопасить меня от укусов самых ядовитых змей и скорпионов. Это благословение змеелова, в сочетании с тайными и явными заклинаниями, которым он тоже пообещал меня научить, а также обещанным письменным талисманом, должно было составить мое посвящение в братство дервишей. Правда, от меня требовалось еще неукоснительное соблюдение всех условий, какие он предъявит мне в ходе обучения, и неизменно уважительное отношение к Аллаху и Его Пророку. Я ничего не имел против этих требований.

Пожалуй, самым тяжелым условием (но вполне закономерным для тех, кто знаком с обычной практикой посвящения восточных йогов и факиров) было семидневное затворничество накануне мистического посвящения, во время которого ученик не должен был ничего есть, кроме малого количества хлеба и воды. Всю эту неделю ему следовало посвятить молитве и медитации, отрешившись от всех мирских забот и желаний.

Шейх утверждал, что мистическая способность укрощать змей, равно как и все сопутствующие ей тайные заклинания, традиционно передаются со времен царя Соломона, к которому он сам питал особое уважение. И в этом убеждении он был далеко не одинок, ибо я давно заметил, что почти все египетские факиры с почтением вспоминают Соломона как первого и величайшего факира, непревзойденного знатока оккультной мудрости и мага, чье могущество не знало пределов.

* * *

Настал день, когда все подготовительные этапы были пройдены. Шейх передал мне тайное арабское «заклятье», по его словам, безотказно воздействующее на всех змей, если его мысленно произносит подготовленный человек. Он принес мне и обещанный талисман. Это был клочок бумаги, весь испещренный арабским текстом, являвшим собой смесь магических заклинаний и коранических стихов. Он принес мне также собственноручно сшитый кожаный мешочек, куда мне следовало поместить этот талисман после нескольких дней его изучения. Сам этот мешочек, представляющий собой две сшитые полоски красной овчины с изображенными на одной из них пересекающимися диагональными линиями, уже был достойным внимания объектом. С помощью большой петли из переплетенных красной, зеленой и желтой шерстяных нитей, продетых через верхний краешек мешка, его можно было крепить к одежде.

— Этот талисман может принести пользу только Вам и никому более, потому что я написал на нем Ваше имя, — предупредил меня Муса. — После того, как я вложу его в мешочек, всегда носите его с собой под рубахой, поближе к телу, и постарайтесь его не потерять, ибо утратив раз, Вы его уже никогда не найдете. Кстати, этот талисман должен храниться в свернутом виде.

Сама церемония предачи мистической силы прошла довольно быстро — без всякой суеты и напыщенности, без возложения рук и продолжительных молений. Теперь, как сказал мне шейх, я приобрел иммунитет к укусам змей и скорпионов. До сих пор у меня еще не было случая проверить эффективность этого посвящения, хотя Муса и уверял меня, что иммунитет будет сохраняться два года, после чего мне придется вновь разыскать его и повторить церемонию, если, конечно, я пожелаю обновить переданную мне через посвящение мистическую силу.

Чем-то вроде прелюдии к моему непосредственному обучению искусству змееловства стало заучивание заклинаний братства рифаи, отработанное затем на безвредных змеях. Я старался, как мог, и все же мои подопытные рептилии частенько проявляли своеволие и с большим удовольствием кусали меня. Ощущение эти укусы доставляли пренеприятнейшее — как будто рыболовный крючок прокалывает кожу. Но и раны после них тоже оставались неглубокими, к тому же можно было не опасаться яда. Следующим этапом стали упражнения со змеями, у которых были вырваны ядовитые зубы. Эти несчастные рептилии тоже не упускали случая цапнуть новичка, но со временем заклинания, похоже, и в самом деле обрели силу, и я постепенно уверился в том, что моя воля в состоянии возобладать над волей любой змеи. Вскоре я понял, что эта обнадеживающая вера, наряду с предельной концентрацией мысли и воли, тоже играет очень важную роль в укрощении змей.

Далее последовала поездка вместе с шейхом через Нил, в пустыню, где нам пришлось ловить уже настоящих ядовитых змей, чьи зубы были в полном порядке. Шейх поймал двух змей: большую кобру с красивой зеленой кожей в желтую полоску и еще одну — поменьше, с головой в форме бриллианта и целой цепочкой маленьких бриллиантиков вдоль всей спины. Мы посадили их в корзинку и триумфальным маршем понесли в Луксор.

Поставив корзину на открытом месте в саду, шейх Муса резко откинул крышку и запустил туда руку, крикнув мне:

— Вот и начался твой первый урок. Хватай эту змею!

Шейх протянул мне извивающуюся кобру.

От неожиданности я растерялся. Никогда я еще не видел так близко от себя ничем не огражденную ядовитую змею и уж точно никогда не мечтал о том, чтобы взять ее в руки. Я никак не мог решиться выполнить приказ шейха.

— Не бойся! — постарался успокоить меня Муса.

И тут я понял, что это не просто первый урок, но и испытание. Мысли заметались в моей голове с удвоенной быстротой. И снова я не мог решиться — да и кто бы не призадумался, прежде чем схватить только что пойманную смертельно ядовитую кобру, сулящую любому, кто приблизится к ней, жуткую мучительную смерть. Но тут я словно телепатически уловил мысли своего учителя, пытавшегося убедить меня в том, что испугаться змеи в решающий момент — значит провалить самый важный экзамен и, возможно, окончательно расстаться с мечтой стать заклинателем. Я понимал, что профессия змеелова требует безусловной решимости — либо в овладении ею, либо в отказе от нее. От меня требовалось первое, поскольку я пока не спешил прекращать знакомство со змеиным племенем.

— Хорошо! — мысленно сказал я себе. — Все равно рано или поздно придется умирать, малиш (не стоит беспокоиться)!

Я вытянул руку и схватил извивающееся тело кобры. Я ожидал прикосновения к чему-то холодному и скользкому, но ощущение, к моему удивлению, показалось мне даже приятным.

Змея повернула голову, чтобы получше рассмотреть своего нового мучителя. Наши глаза встретились, и кобра на секунду застыла как натянутая струна, внимательно разглядывая меня.

И вновь меня охватило вполне естественное, почти животное чувство страха, но длилось оно не дольше, чем вспышка молнии. Вскоре ко мне снова вернулась решимость пройти через все до конца, чего бы это мне ни стоило; решимость, которая с тех пор никогда меня не покидала.